━━━━━━━━━ ･❪ ☪ ❫ ･━━━━━━━━━
Изуку чувствует себя опустошенным. Он хотел бы встать, вымыть руки, может быть, даже принять душ. Но он чувствует, что промерз на месте в своей постели: все, что он может сделать, это завернуться в одеяло и тупо смотреть. Он уже не в чем не уверен. Он просто смотрит на стену прямо перед собой, пытаясь осмыслить все, что только что произошло. Есть что-то такое в сохранении тайны, что не кажется слишком реальным, по крайней мере, пока кто-то другой не узнает об этом. Изуку был так потрясен тем, что Катсуки обнаружил то, что он так старательно пытался скрыть, в основном шрамы между ног, что не мог ни сказать, ни сделать ничего, что заставило бы его остановиться. И хотя Катсуки видел шрамы, казалось, что они его не очень волнуют. Честно говоря, Изуку думал, что он хотя бы посмеется над ним за это. Но что еще хуже, так это то, что Катсуки дотронулся до него вот так. Поцеловал его так, и Изуку до сих пор ощущает вкус Катсуки на его губах. Он чувствует себя несчастным из-за этого и боится рассказать священнику о том, что произошло. Он будет так разочарован, а Изуку не думает, что он готов. Может быть... может быть, ему не нужно об этом говорить. Может быть, он просто продолжит двигаться вперед, как будто ничего не произошло. Он просто должен убедить себя, что это ничего не значит. Это была просто ошибка. Маленькая, маленькая, ничтожная ошибка, которая даже не была его виной. Катсуки навязался ему, так что это не похоже на то, что Изуку был доволен. Он не хотел этого делать и все время повторял, что не хочет. Просто Катсуки его не слушал. Правильно. Да, это имеет смысл. Изуку не сделал ничего плохого, потому что это сделал Катсуки. Даже если это было ... странно, странно в теплом смысле, странно в незнакомом, сбивающем с толку смысле, это ничего не значит. Это не может быть отступлением. Этого не может быть. Он собирается остановить это, несмотря ни на что, и он не позволит Катсуки сказать ему, что он может или не может изменить в себе. Бог хочет, чтобы он был хорошим, вот каким он будет. Он отказывается позволить этому запятнать себя, и он должен сделать это для себя. Ради его матери и священника, и просто ради того, что правильно. К счастью, Катсуки больше к нему не прикасается. Он остается на своем футоне с открытым ноутбуком Изуку, тускло освещенный экран - единственный свет, который пробивается сквозь темноту спальни. Похоже, он занят тем, что записывает важную информацию из источников, открытых Изуку в его браузере. Он также пользуется записной книжкой Изуку, поскольку, очевидно, не захватил с собой свою. После ужина Катсуки сказал, что написал родителям, чтобы они забрали его вещи. Но когда он вышел на улицу, Изуку не услышал, как подъехала машина. Казалось, что Катсуки был там всего несколько секунд, прежде чем вернуться с небольшим вещевым мешком одежды. Если бы Изуку не знал лучше, он бы сказал, что она появилась из воздуха. Все в Катсуки так странно. Изуку не знает, который час, но, поскольку он начинает уставать, он предполагает, что сейчас чуть больше часа ночи. Он закутывается в одеяло и прислоняется головой к стене, а его глаза становятся все тяжелее и тяжелее. Но он не может заставить себя заснуть, потому что слишком боится, что Катсуки сделает что-то странное. И пока ночь продолжается, Катсуки все еще кажется очень бодрым: его глаза остаются широко раскрытыми, он строчит в блокноте, несмотря на темноту. Он что, ночная сова? Неужели он просто... даже не нуждается во сне? На самом деле, как он вообще может видеть то, что пишет? У Изуку довольно хорошее зрение, и даже он не думает, что сможет написать что-нибудь разборчивое при таком освещении. Катсуки не может видеть в темноте. Это было бы просто смешно. Однако через некоторое время Изуку обнаруживает, что не может сопротивляться своему изнеможению. Даже если он стоит прямо, его глаза в конце концов закрываются, и он погружается в глубокий, темный сон. Сначала он лишен сновидений и кажется тяжелым, как тяжелое одеяло. Но темнота постепенно превращается во что-то более знакомое. Катсуки. Его рука снова лежит на члене Изуку, покачивая его, пока он целует его. Изуку чувствует знакомый обжигающий жар между ног, и у него перехватывает дыхание. Он недостаточно ясен, чтобы сопротивляться, даже здесь, и он может только погрузиться в греховное чувство поглощения. Съеденный заживо, когда губы Катсуки скользят вниз по его подбородку, целуя и покусывая изгиб шеи. Он чувствует… Он чувствует себя таким свободным. - Хороший мальчик, - шепчет Катсуки ему на ухо. - Я всегда знал, что ты хочешь меня. И Изуку тоже. Он отчаянно хочет его и не знает почему. Все в Катсуки так странно, так тревожно. Но он магнетизирует таким образом, что притягивает Изуку, даже если он сознательно не понимает или не осознает, что это происходит. Даже когда Катсуки угрожал рассказать все матери, велел ему идти вперед и позвать ее... его отстраненное веселье кажется чем-то таким, чему Изуку не может сопротивляться. Катсуки бесстрашен. Он не боится ни греха, ни Бога, ни рая, ни ада. Он чувствует, что на Земле нет ничего, чего бы он боялся, и уверенность в себе является врожденно привлекательной. Изуку нужно держаться подальше, потому что этого хочет священник, этого хочет сам Бог. Катсуки искушает таким образом, что потрясает отрицание Изуку, и он нуждается в этом прямо сейчас. Ему нужно за что-то держаться, поскольку он убеждает себя, что это исчезнет со временем и наказанием, потому что даже если Катсуки не боится, Изуку очень сильно боится. Но Катсуки снова целует его, и мысли уносятся прочь, оставляя Изуку без опоры, когда он стонет у губ Катсуки. Он задыхается от наслаждения, тонет в нем, и кажется, что он может просто...- Белые вспышки на фоне темноты, и он резко открывает глаза, щурясь от внезапного яркого света. Такое чувство, что кто-то включил свет, и это заставляет его мозг отстать, чтобы поглотить свое окружение, но когда он, наконец, протирает глаза, он обнаруживает, что это просто Катсуки распахивает шторы. Ноутбук все еще открыт на футоне, поэтому Изуку предполагает, что он вообще не спал. Однако под глазами у него нет темных кругов, чему Изуку немного завидует. - Доброе утро, - говорит Катсуки, и на его губах появляется лукавая улыбка. -Как тебе спалось? Мозг Изуку на мгновение заикается, когда он вспоминает, что именно ему снилось, и жар поднимается к его щекам. После этого он не может смотреть на Катсуки, поэтому его взгляд падает на простыни, когда он садится. На нем пятно слюны, и хотя он спал недолго, он чувствует себя на удивление хорошо отдохнувшим. - Отлично, - бормочет он в ответ. Его пижама липкая, и он сожалеет, что не встал с постели, чтобы вытереться прошлой ночью, но он был так потрясен всем, что произошло, что просто не мог этого сделать. И сейчас он чувствует себя еще хуже, чем вчера вечером. В груди у него что-то сжимается, а внутренности словно скручиваются и завязываются узлами. Сон был мгновенным облегчением, но теперь он так виноват, что его тошнит. Воспоминания о прошлой ночи вихрем проносятся в его голове, и ему просто хочется отогнать их прочь. - Я приготовлю завтрак, - объявляет Катсуки, отходя от окна. - Хочешь чего-нибудь? Изуку качает головой, несмотря на урчание в животе, что, вероятно, было ошибкой. Но Катсуки уже вышел за дверь и направляется на кухню, и Изуку, вероятно, не смог бы заставить себя сказать что-нибудь еще. Медленно, но верно он выбирается из постели, все еще держа одеяло на плечах. Он чувствует себя уязвимым, чтобы снять его, но он знает, что ему придется оставить его, когда он выйдет из комнаты. Ему нужен душ, и он думает, что сойдет с ума, если не искупается прямо сейчас. Как только он выуживает случайный набор одежды, он идет в ванную, осторожно выглядывая в коридор, чтобы увидеть, проснулась ли его мать. Обычно по выходным она спит дома, но ему так неловко из-за того, что случилось с Катсуки, что он боится даже взглянуть на нее. Добравшись наконец до ванной, он запирает за собой дверь и вздыхает. Такое чувство, будто с его плеч только что сняли сотню фунтов давления, и он даже не знает почему. Не похоже, чтобы его мать узнала о том, что произошло прошлой ночью, просто взглянув на него... но он думает, что религиозные картины это то, что заставило его нервничать. В ванной по-прежнему горит несколько католических свечей, и он чувствует непреодолимое желание повернуть печатную часть к стене, прежде чем включить душ, чтобы нагреть воду. Он ведет себя нелепо, но он так беспокоится об этом. Это делает его таким суеверным. Однако, пока он не раздевается, он понимает, что его член очень, очень твердый. Как только он стягивает боксеры вниз, он отскакивает назад к его животу, и Изуку почти подпрыгивает при виде его. На внутренней стороне его нижнего белья даже есть пятно прозрачной жидкости, и он краснеет, предполагая, что это из-за сна, который он видел прошлой ночью. Иногда он получал утреннюю эрекцию это просто то, что происходит, когда он просыпается, и он узнал об этом после пары поисков в Google, но он только немного напрягается. Это бешеная эрекция. Изуку бросает быстрый взгляд в сторону двери, и он даже не уверен, почему, поскольку это не похоже, что кто-то может войти в неё. Есть что-то настолько отвратительное и тревожное в том, чтобы быть таким твердым, и он просто хочет, чтобы это ушло. Может быть, к тому времени, как он примет душ, она уже исчезнет. Войдя внутрь, он выкачивает из бутылки несколько капель мыла и намыливает тело. Паника делает его немного грубым, царапая острыми ногтями по коже, пока его кожа не покрывается злыми красными полосами. Как будто он надеется силой вырвать влияние Бакуго из своего тела, но как бы он ни старался, он не чувствует облегчения. А пытаться промыть ему промежность - еще хуже. Просто проведя мыльной рукой по его покрытой шрамами плоти, он заставляет свой член дергаться, как будто отчаянно хочет, чтобы его снова коснулся Катсуки. Он до сих пор не знает, почему Катсуки не нашел эти шрамы гротескными и отвратительными, потому что теперь, глядя на них, его тошнит. Но они необходимы, потому что священник сказал ему, что это необходимо сделать. Иногда, когда Изуку остается наедине со священником и просит покаяния, ему приходится вырезать тонкие линии на своей плоти в качестве напоминания никогда, никогда, никогда не прикасаться к себе так, как священник прикасается к нему. Священнику обычно больно, когда он делает это, сжимая слишком сильно или шлепая его член достаточно сильно, чтобы заставить Изуку бояться прикоснуться к себе. Он даже не понимал, почему священник решил, что он хочет прикоснуться к себе... по крайней мере, пока Катсуки не сделал то, что сделал он. Одна только мысль об этом заставляет его содрогаться. Он не хочет думать об этом, потому что знает, что ему придется наказать себя. Священник научил Изуку, как это делается, когда он впервые направил руку Изуку. Он сказал ему, что это единственный способ освободиться и сдержать свои желания, и Изуку искренне поверил ему. Вместе с ним пришло какое-то странное облегчение, пусть даже неописуемое. Изуку бросает взгляд на бритву, лежащую рядом с бутылкой шампуня, и начинает нервничать. Странное тепло растекается по его животу, просачивается между ног, чувствуя себя неуютно и в то же время знакомо. Ему нужно как-то избавиться от этого. Даже если это больно. Поэтому дрожащими пальцами и с дрожью в дыхании он берет лезвие.━━━━━━━━━ ･❪ ☪ ❫ ･━━━━━━━━━