Надежда на грани отчаяния

      Во всех землях царства Хаоса наступила зима. Её снега добрались и до поселений мирных жителей, до стоянок стражей, которые ещё не успели вернуться из длительных экспедиций. Люди и монстры не придавали особого значения первому снегу: уже не раз видели это зрелище, по правде говоря, достойное того, чтобы наблюдать его.       Сумерки начали быстро сгущаться над землёй, когда пробило шесть часов вечера. Неопытный глаз человека, впервые бродившего меж стоянок сонных торговцев или деревень, где царило безмолвие, подумал бы, что время остановилось. Что какой-то невидимый владыка погрузил все эти земли в гробовую тишину. И только бывалый воин остерегался в это время непротоптанных дорог, зная, что за любым деревом около них может скрываться разбойник.       В больших деревнях, где, в основном, собирались стражи, праздновали начало зимы и нового года. Там люди не боялись шуметь, поскольку голоса их не слышались дальше десяти метров от леса.       С вершины Восточной горы можно было увидеть одно такое селение, но только тогда, когда огоньками загорались окна в бревенчатых избах, да и в тех случаях только, когда свет появлялся во всех домах. Сейчас же и того не было видно. Полупрозрачный туман, окутавший лес прямо рядом с селением, закрыл от глаз одинокого наблюдателя это небольшое мерцающее зрелище.       Человек, стоящий на одном из горных выступов, и, скорее всего, разочарованный в том, что сегодня ему не удастся увидеть мерцающие огоньки, поднял свой взор в безграничную высоту неба. К сожалению, он был почти слеп, и большие хлопья снега, падающие на его длинный нос, выглядели не лучше для него, чем манная каша. Человек невольно зевнул, поёжился от холода и поспешил скорее зайти в дом, который не так давно стал его пристанищем. Уже не молодой, человек решил остаться в этом доме до самой смерти. Для бывшего путешественника уже не было дороги, которую бы он не исходил за свой долгий век. Он хотел тихо встретить свою смерть, и место, в которое он попал, как никогда лучше давало такую возможность.       В этот спокойный и тихий вечер он был как-то встревожен и пуглив. Его мысли занимал один парень, который уже долго находился здесь. Старик решительно не хотел мириться с тем, что у бедного парня нет будущего. Не верил он даже тем, кого сам спрашивал о загадочной болезни юноши. Не хотел верить, что кроме стен лечебницы и леса, находящегося около неё, бедный одинокий ребёнок ничего в своей короткой жизни не увидит. Старику становилось больно от одной только мысли о судьбе мальчика, и он долго бродил в лесу, пока ему позволяла погода и здоровье.       Сейчас тоска его усилилась. Час назад у бедного парня начались страшнейшие приступы боли, и каждый, кто жил и работал в Ката Ки, изо всех сил старался облегчить его боль по мере своих возможностей.       Мрачное настроение было у каждого из этих людей в ночь наступающего праздника. Каждый думал, что это будет не только последняя ночь уходящего года, но и последняя ночь для бедного Сатори. В то самое время тишина места, окружающего Ката Ки, огласилась тихим хором молящихся.       Старик был единственным, кто уповал не только на молитвы. Он ещё не потерял надежду, хотя общая атмосфера, царившая в лечебнице, не могла не передаться ему. Когда поневоле ему пришлось выйти на улицу, он на какое-то время забылся. Ему хотелось схватиться за голову, кричать, спятить, наконец, чтобы только не думать о бедном ребёнке и его грозном проклятии. Но вся его тоска и душевная боль вылилась в один лишь непродолжительный стон. Он дал бы волю слезам, застывшим комком в горле, если бы свойственная его возрасту непереносимость холода не заставила его укутаться в своё бедное одеяние и направиться обратно, к теплу.       Однако, как только он обошёл кругом лечебницу, и готов уже был ступить ногой на деревянную платформу, его глаза распознали знакомый силуэт. Он долго щурился издали, не решаясь подойти вплотную. А после, как бы интуитивно зная, на кого он смотрит, и кого пытается разглядеть, старик невольно кому-то поклонился. Губы его в тот момент дрожали, расплываясь в улыбке, а из глазниц вырвалась пара капель слёз. Озябшими руками он отёр солёные капли, из боязни, как бы не слепились глаза. После этого старик наконец зашёл в дом.       Не могло быть сомнений – это Сатори. Уставшими глазами он долго глядел в небо, тяжело вдыхал холодный вечерний воздух, и неподвижно сидел, измученный проклятой болезнью, но ещё живой. Это невероятное зрелище, так редко заменяющее постоянные метели зимой, было уже в его жизни.       Ребёнком, первой ночью пребывания в лечебнице он видел такую же погоду. Те же заваленные снегом деревья, тот же тихий снегопад, не прекращающийся до самого утра. Бессонными ночами, корчась от боли и холода, он смотрел в окно своей комнаты, которая иногда бывала ему тюрьмой.       Прошло ещё немало времени с тех пор, пока Сатори, первый раз после продолжительных приступов, снова вышел на улицу. Когда его голые ноги снова коснулись снега, он почувствовал почти ту же самую боль в груди, которая приходит вместе с горькими воспоминаниями.       Он ненавидел снег до сегодняшнего дня. Но сегодня в нём что-то переменилось. Продолжительные приступы измучили его тело настолько, что он уже не чувствовал боли. Сатори зарылся ногами в снег до самых щиколоток, и отморозил бы их, если бы старик, искоса наблюдавший за ним, не поспешил обуть его в свои единственные сапоги. Никто из них не произнёс ни слова, будто это действие было столь же привычным, сколько необходимым.       Было уже поздно, когда Сатори помогли добраться до его комнаты. В эту ночь с ним осталось несколько человек, которые следили за его состоянием, одновременно избавляя от мучительного одиночества. Завёрнутый в самые тёплые одеяла, он быстро погрузился в сон. Его телу как никогда требовалось много отдыха.       Девушка, сидевшая у изголовья Сатори, такая же неизлечимо больная, как и все пациенты лечебницы, бережно гладила его холодные волосы. Ей было поручено охранять сон несчастного.       Несмотря на длительные мучения, Сатори рано проснулся. Его тело было слабее, чем обычно, и он беспомощно лежал на полу. Он не хотел тратить силы на то, чтобы подняться или даже пошевелиться. Хотел оттянуть как можно больше времени до того момента, когда всё учащающееся приступы возьмут над ним верх. Он знал, что ему, возможно, недолго осталось мучиться. Сатори понимал, как он слаб, и что только чудо, так редко появляющееся в таких ситуациях, может спасти его.       Взгляд, который был прикован к окну, продолжал так же уверенно гореть золотым блеском. Всё, что он видел за окном – макушки невысоких елей на фоне предрассветного, но ещё довольно тёмного неба. Спустя какое-то время на землю стали спускаться крупные хлопья снега; некоторые из них залетали в комнату.