***
— Мне похуй, — Намджун даже удивился такому заявлению от хёна, который втыкал в телефон с пофигистичным лицом, не обращая внимания на окружающий мир. — Просто похуй? Ты же его так ненавидишь. — Ты прав… Но он не будет выходить из своей комнаты, поэтому… — Мин наблюдает за серьёзным лидером, который места найти не может, и добавляет: — Тем более, у него сейчас, вроде… эта… течка, да? Пускай сидит у себя и не шевелится. — Кстати о ней, хён, он часто употребляет блокаторы, и скоро это скажется на его здоровье. Я послезавтра уеду и заберу их, но ты позаботься, чтобы он не принимал их, а то он хитрый, мало ли что сделает ради них. Юнги устало вздохнул, поднимаясь с кровати и заглядывая прямо альфе в лицо. — С хуя я должен за этим следить? Он маленький? Или ему ещё соску купить и с ложечки покормить? Неужели ты реально думал, что я соглашусь? — пофигистичность перекипает в злость, а страшнее Шуги в гневе может быть только Хосок. Наверное, поэтому Ким глотает ком, видя перед собой пылающие злостью глаза старшего. — Да, — Джун делает серьёзный вид, не выдавая своего замешательства и понимая, что Юнги тоже имеет перед лидером свой страх. — Ты же понимаешь, что, когда об этом узнают, ты можешь стать для компании неким предателем. Ты предашь Чимина, не заботясь о нём, когда ему это нужно, а вместе с тем и группу, которая сейчас полагается на тебя. Тогда о спокойной жизни рэпера ты сможешь забыть. Впрочем, как и вообще о спокойной жизни. Компания не допустит такого, ты же сам не глуп и понимаешь. Потерпеть всего пять дней — это не сложно. Юнги обдумывает всё, понимая, что здесь достаточно большая доля правды и просто вздыхает, выходя из комнаты. Намджун же понимает, что тот согласился, просто признавать этого не хочет. Коридор длинный, и шаги эхом отдаются, совсем не мешая мыслям мятноволосого. Он помнит первый день знакомства с мемберами очень хорошо. Тогда он сидел, разговаривая с Джином рядом с другими участниками группы, который оказался очень хорошим другом, а сейчас и вообще, кажется, мать заменит, когда нужно. Тогда в дверь едва слышно постучались. Небольшой ростом паренёк с пепельными волосами уже через несколько секунд стоял перед ними, нервно улыбаясь своими пухленькими губами. И Юнги тоже невольно улыбнулся, подмечая милые глаза-полумесяцы незнакомца. Он тогда ещё долго умилялся с Чимина по любому поводу. Он не раз подходил к нему, разговаривал и просто проводил с ним время, замечая, как его сердечко вылетает из груди рядом с ним. Но не долго песенка играла, всего лишь до того времени, как Чимина начали хвалить. Всё время было предоставлено ему только потому, что он плавно двигается и быстро учил танцы. Хосок всегда хвалил его, остальные поддерживали, Пак, кажется, не упускал шанса, пользуясь этим. Юнги пробовал повторить все эти движения, иногда задерживался допоздна, но вместе с этим знал, что меньший никогда не зачитает рэп, как он, что малость успокаивало. Пак искренне восхищался талантом хёна, но даже это мятноволосого раздражало. Раздражало всё, начиная с детского поведения и заканчивая точными движениями новой хореографии и простого присутствия. Возможно, по-детски, но Шуга не задумывался над этим. Ему важно только то, что рыжеволосый реально боится его, невзирая на редкую дерзость. И вот сейчас ему нужно будет пять дней провести с этим омегой, видеть его сверкающие глазки и пухлые раздражающие губы, смотреть за его поведением.***
— Ну на кого ты меня оставляешь? — хнычет Чимин, в который раз обнимая лучшего друга, который стоит с чемоданами около выхода. На улице его ждёт Чонгук, сидя в чёрной машине. Они ещё с самого начала решили, что уедут на отдых вдвоём, а Пак ничуть не обиделся на своего лучшего друга, ведь они с Тэ уже давно хотели съездить куда-то вдвоём. — Да ничего он с тобой не сделает. Не убьёт же, а к его подьёбам ты уже должен был привыкнуть, — Ким пожал плечами, понимая друга. Шарф на его лице прикрывал милую улыбку, а шапка — взъерошенные волосы. На дворе зима, но все уверенны, что она ни чуть не помешает их отдыху. — Но не привык же. Но вообще Тэхён рад. Он рад, что его друг пообещал не принимать блокаторы эти дни, а если этот омега пообещал, значит, он, скорее всего, выполнит даже под дулом пистолета около виска. После ещё нескольких жалостных и успокаивающих слов, младший всё-таки смог покинуть общежитие, оставив Пака наедине со своими мыслями. Тэхён с Чонгуком последние из пятерых участников, которые покинули общежитие за эти два дня, оставляя на целый дом двух парней. Пак огорчённо идёт на кухню в надежде набрать побольше еды, которая осталась. Джин — превосходный повар, и, когда он готовит, потом сложно что-то найти. За окном снежинки медленно оседают на и так белую землю. Новый год не за горами, и именно перед ним все должны вернуться в общежитие. Встречать этот праздник с этими парнями — это лучшее. Обязательно кто-то упадёт с лестницы, украшая стены дождиком, кто-то отравится хрен пойми чем, кто-то набухается и устроит целый концерт, кто-то предложит на первый взгляд невзрачный конкурс, после которого ещё кто-то будет неделю ходить с бинтом. Незабываемо… Эти тёплые мысли прервал звук шагов, которые доносились из крыла альф. По телу пробежала неприятная дрожь. Возможно, всё было бы немного лучше, если бы Намджун не приказал Юнги присматривать за омегой. Мин и так ворчливый, страшно подумать, что будет сейчас… Юнги выглядел как всегда: растрёпанные волосы, помятая футболка, спортивные штаны и недовольное лицо. И этот стиль домашнего бомжа Мина всегда чем-то привлекал рыжеволосого. Да, на сцене в дорогом костюме и убийственным взглядом он выглядел горячо и сексуально, но вот в таком домашнем виде Чимин готов не отрывать от него взгляда. — Хрена пялишься? Чем он и активно занимается… Голос только что вошедшего звучал грубо и крайне недовольно, что не удивляет Пака, ведь между ними это обыкновенный разговор и было бы более страннее, если бы Мин заговорил нормальным тоном. Пак отвёл взгляд, ничего не говоря и надеясь, что пронесёт без ссор и скандалов. Альфа заглянул в холодильник, доставая оттуда палку колбасы, майонез и ещё что-то, но рыжеволосый сперва особо не обращал на это внимания, пока не вспомнил, что ему тоже нужна еда, ведь сейчас, когда блокаторы перестанут действовать, никто не принесёт ему кушать. — И-извини, — это должно было получиться более смелее, но Чимин перестал над этим думать через секунду, когда холодный взгляд мятноволосого упал на бедного омежку, — мне тоже нужно что-то кушать. Оставь и мне еды… — последние слова прозвучали особенно тихо, и Пак даже засомневался, услышал ли их собеседник. — Ах да, извините меня, — въедливый сарказм, медленно перерастающий в крик, заставил младшего содрогнуться, — может вас ещё в туалет сводить? Или вывести погулять? От колыбельной, чтобы лучше спалось, не откажетесь? Чимин сверлил испуганным взглядом пол, стоя около окна. Его волосы красиво переливались на солнце, а пухлые губы мило дрожали, пытаясь что-то сказать. Юнги такая картина завораживала и в такие моменты он думал, что, может, зря он так с ним, но в следующее мгновенье вспоминал, что перед ним стоит омега, которого и так много хвалят и который, можно сказать, перевёл всё внимания на себя, учитывая и многих фанатов. Каждый раз, на концерте, когда он должен был вести с ним диалог, Мин не мог поверить, что эта секс-машина с идеальным прессом, иногда просветливающимся через футболку, убийственным взглядом, точными движениями дома может вот так стоять и чуть ли не реветь. — Давай так, — альфа вздыхает, думая, что, может, и не нужно так, возможно, лучше на эти пару дней придушить свою ненависть и просто наслаждаться отдыхом, — ты мне без веской причины не попадаешься на глаза и не портишь ни себе, ни мне эти дни. Совсем скоро ты съебёшься отсюда и мы вдвоём вздохнём с облегчением. Он кладёт несколько разных продуктов на стол, снова бросая взгляд на удивлённые, но красивые глаза омеги, в которых он привык видеть только отражения прожекторов. — На первое время тебе хватит. Я потом уйду по делам, а ты приготовишь что нибудь, — и Чимин не слышит в этом голосе привычного раздражения, только пофигистичность и… мягкость? — С-спасибо… — и Юнги незаметно ухмыляется с парня, голос которого похож на умоляющий, как будто спустя несколько дней он смог выпросить еду у какой-то бабульки на вокзале. — А теперь пиздуй с Богом. И Чимин не медлит, поэтому через мгновенье мятноволосый остаётся один, настроение которого даже немножечко улучшилось.***
— Да блять вашу ж мать! — именно так Юнги называет утро, когда наступает на маленькую пластмассовую игрушку RJ, которого, видимо, уронил Сокджин перед отъездом. Вчера Мин видел её лежащей на полу, но поднять было слишком лень. Зато сейчас такое впечатление, что нога мятноволосого наступила на иглу, на кончике которой было ещё несколько маленьких её дубликатов. — Хён? — послышался с кухни тонкий голосок, а в нос ударил приятный запах блинов. Блинов… Юнги вспомнил, что сейчас Чимин должен сидеть в своей комнате, пахнущей клубникой. А ещё он вспомнил, что хорошего секса у него не было давненько, и возбудится от текущего Пака хотелось меньше всего. Но на клубнику нет и намёка даже тогда, когда Мин всё же решается войти на кухню. — Намджун мне голову открутит, пока Тэхён будет меня держать, — Чимин резко оборачивается на сонный голос, в котором нет ни капли злости. Наверное, поэтому улыбка находит сама по себе. — Почему? — Юнги подходит к чайнику, вдыхая аромат завтрака. Рыжеволосый не раз помогал Джину на кухне, поэтому и сам научился вкусно готовить. Как бы мятноволосый ненавидел этого парня, но врать себе не будет — ему чертовски нравятся блины от Чимина. — Потому что какого хрена ты не сидишь у себя и не меняешь каждый грёбанный час прокладки? — и Паку было бы смешно, если бы не было так грустно, поэтому он просто вздыхает и не отводит взгляд от почти приготовленного последнего блина. — Джин же все блокаторы забрал! — А тебе не должно быть всё равно? — голос грустный и безразличный. Омега ловко переворачивает содержащее сковородки, наблюдая, как старший подходит к нему, чтобы взять пачку кофе. Для Пака запах этого альфы всегда был особенным и приятным. Лучше его пахнул только истинный рыжеволосого. Очень нелегко найти альфу с запахом шоколада. — Знал бы ты, что мне сказал Джун, пылинки бы сдувал. Так какого хрена? Чимин сперва закусывает пухлую губу, поднимая сковородку с плиты и кладя на тарелку готовый и красивый блин. Каждому по три, для завтрака должно хватить. — Я не до конца знаю нашу новую хореографию, а у нас впереди тур. Менеджер мне голову скрутит, если я не выучу её, — казалось, ещё немного и Пак заплачет, садясь за стол. — Неужели тебя реально так любят за глупое упрямство? — Что? — но альфа только махнул рукой, наливая уже приготовленный кофе, один запах которого заставлял парня почувствовать утро. — Может, поешь сперва? — Не хочу. Юнги и вправду нужно научится сдерживаться, потому что ещё больше погрустневший омега заставляет что-то немного кольнуть где-то в груди. Чимин смотрит в свою тарелку, понимая, что хоть как-то задобрить Мина нереально. Нереально так же, как и нормально провести эти дни в покое и тишине. Омега ещё раз осматривает мятноволосого, который с серьёзным лицом смотрит на него. Сейчас в его карих глазах отражалось простое ничего. Чимин где-то читал, что альфы с шоколадным запахом имеют мягкий характер, которым легко манипулировать. Сейчас Паку кажется, что где-то его наебали, потому что Мин Юнги вот ни капли не мягкий. Как Шуга разве что. Потому что на сцене его глаза сверкают, он радуется и иногда так тепло обнимает рыжеволосого, что последний ловит себя на мысли, что желает всегда оставаться в этих объятиях сильных рук. И как же ему за сценой неприятно слышать нотки презрения в голосе этого альфы. — Ладно, — младший содрогается, от резкого баса в полной тишине, но потом удивляется, когда Юнги садится за стол и принимается кушать не совсем изысканное блюдо. На языке старшего происходит целая эйфория, но гордость позволяет сказать негромкое: — Вкусно, спасибо. Но Чимину достаточно, чтобы и самому приняться за еду. Мин наблюдает за пухлыми губами, которые то опускаются, то поднимаются в такт жеванию, а потом и за кадыком, который двигается также. Что-то в этой смуглой коже было особенным, только Мин не мог сказать, что именно. На сцене он мог её коснуться, чтобы сорвать крышу Арми и почувствовать приятное прикосновение. Шуга не может сказать точно, почему на сцене, когда в голубых глазах сверкает радость, а на губах улыбка, с ним делается тоже самое. — Сейчас ты пойдёшь в свою комнату и не будешь никуда выходить. Блокаторы отдашь мне, — голос серьёзный. И Пак боялся его. Боялся последствий, если скажет что-то не так или не послушается. Мин тот альфа, который может заставить боятся одним голосом или взглядом. — Хён, ты не понимаешь… — Мне бесполезно что-то доказывать, поэтому просто сделай то, что я сказал. Или хотя бы второе, — тарелка старшего уже почти пустовала, а её владелец откинулся на спинку стула, складывая руки на груди и одаривая омегу предупреждающим взглядом. — Не испытывай моё терпение. Мин был уверен, что таблетки находятся в кармане младшего и, наверное, спустя долгую минуту резко встал и подошёл к напуганному парнишке, беря его за руку и поднимая. Рост Чимина всего где-то на сантиметр меньше мятноволосого, поэтому их глаза находились практически на одном уровне. У Пака было три кармана: один на старой полосатой рубашке, и два в таких же джинсах. — Ю-Юнги? Но вместо ответа младший почувствовал только уверенное касание сильных ладонь к его груди, где находился карман. И хоть карман был с правой стороны, Мин обхватил хрупкое тело с обоих. Возможно, для того, чтобы проскользнуть по идеальной талии к джинсам. И хоть омега не скрывал своё удивление, страх и простое непонимание, то альфа был серьёзен, хотя в середине что-то обжигало так само, как и ладони, заставляя сердце биться быстрее. Мин на секунду остановился, быстро осматривая парня, который дышал быстрее обычного, глаза которого бегали, рандомно цепляясь за любые предметы, игнорируя Шугу, а губы дрожали. Такой невинный, испуганный… Такой привлекательный… Но как бы Чимин не пытался не смотреть старшему в глаза, их взгляды всё равно встретились, а мир остановился. Они не знают на сколько, но если даже на одно мгновенье, то его хватило, чтобы Мин просунул бледные пальцы в карманы и из одного из них достал небольшую белую баночку. — Я это заберу, — Юнги резко оборачивается и подходит к столу, где стоит наполовину полная чашка уже остывшего кофе. — А сейчас пиздуй к себе в комнату. — Но мне нужно… — А мне нужно потом не получить пизды. Меня не ебёт. У тебя есть мой номер и, если я тебе прям очень сильно нужен буду, то позвонишь. Чимин только фыркнул, смотря, как его спасительная баночка прячется в кармане альфы. На теле до сих пор ощущаются те прикосновения, и двигаться попросту не хочется. Но страх, видимо, сильнее этого чувства, и Пак оборачивается, идёт к дверям, напрочь забыв о недоеденном завтраке. В комнате его уже ждал беспорядок, на который парень особо внимания не обращал, взглядом ища только спортивные штаны и футболку. У него в запасе ещё есть несколько часов, и он не собирается их просто просиживать. Тем более, Юнги скоро должен куда-то уйти, оставив свою комнату, а в ней, наверное, и блокаторы. А пока этого не произошло, омега может пойти в тренировочный зал и убить там некоторое время. Но Чимин встал в ступор, когда спустился на первый этаж, пришёл к месту назначения и увидел около белой двери мятноволосого, играющегося с ключами. — Ты слишком предсказуем, знал? — Но у меня есть ещё время, хён. — Тогда иди погуляй. — Открой дверь, пожалуйста, — но вместо ответа грозный взгляд. — Ты же сам говорил, что тебе всё равно, так не приставай ко мне! Отдай мне ключи и таблетки, я никому ничего не скажу. Но Юнги только хмыкнул, разворачиваясь и направляясь в своё крыло. Страх перед Намджуном перешёл на второй план, но только Мин не мог понять, что стоит теперь на первом. Но подумать не даёт резкий крик и такой же стон за спиной. Быстро повернувшись, альфа только увидел, как омега лежит на полу, скрутившись в клубочек и держась за живот. — Ю-Юнги… — но старший не может понять, что именно происходит, пока в нос не ударяет вкусный запах. Запах клубники… Как бы он не хотел развернуться и убежать, внутри что-то било током, когда он уже хотел это сделать. И это точно не обязанность… — Чимин! — подбежав к нему, он упал на колени, смотря на рыжеволосого, который себе места от боли не находил. Джин не раз рассказывал, что, если переборщить с блокаторами, результат предвидеть практически нельзя, но какой бы он ни был, хорошим точно не будет. — Чимин, вставай, тебе нужно лечь. Я отведу тебя в комнату. И Чимин вправду пытался, но любое движения отдавалось ещё большей болью. И было видно, как он сцепил зубы, а руки, кажется, сейчас сольются с животом. — Я… я не могу… — Сука. Чимин наблюдает, как мятноволосый скрывается за поворотом, а в сердце рождается злость и чувство, что его бросили. Неужели Юнги реально настолько эгоист? Неужели реально бросил его? И из глаза течёт первая слеза, но не от боли. Точнее не от физической. Он никогда не думал о Шуге, как о плохом человеке в целом, но сейчас… Но сейчас он видит, как Мин возвращается быстрым шагом и что-то протягивает ему. Но поднять голову достаточно высоко не получается. — Это обезболивающее. Выпей! Чимин чувствует, как его голову поднимает сильная рука, заставляя хоть как-то сесть. — Потерпи… И Чимин терпит, пытаясь расслабить живот, но толку мало и боль почти не утихает. Он шипит, стонет, а в сердце Мина что-то разрывается. — Открой рот. Пак не успевает и подумать толком, как во рту оказывается таблетка, а к губам притрагивается что-то холодное и мокрое. — Пей! И Чимин пьёт послушно, не задумываясь. А потом снова ложится и не знает что делать. Мысли не собираются в кучу, а тело отказывается слушаться. В нос ударяет до жути приятный запах шоколада и это пьянит ещё больше. — Х-хён… — Тише… Потерпи… — и этот голос такой успокаивающий… Такое впечатление, что это говорит Джин или Тэхён, но никак не Юнги. Омега чувствует, как одна чужая рука просовывается под спину, а вторая — под колени, после чего его поднимают в воздух. А потом только тепло… никакого смущения, страха или ещё чего-то, только тепло с ароматом шоколада, которое хочется ощущать вечно. Он не замечает, как утыкается носом в твёрдую грудь, прижимаясь сильнее. Не замечает так же, как и улыбку, которую Юнги не мог скрыть. Чимин такой лёгкий, такой пахнущий, такой милый… И хочется спрятать этот клубочек, нагреть, накормить и отвезти в безопасное место без боли и грусти. Так говорят все… Юнги откидывает эти мысли, когда в очередной раз вспоминает, кто такой на самом деле Пак Чимин, как он его ненавидит, и за что именно. Дверь в зелёную комнату приоткрыта, чему альфа безмерно рад. Он кладёт это хрупкое тело на мягкую кровать, а омега тихо стонет, когда не чувствует такого желанного тепла, из-за которого он и не заметил, как боль стала угасать. Видимо, мятноволосый заметил это, поэтому нежно укрыл омегу и развернулся, чтобы уйти, ведь этот клубничный запах невероятно давил на альфу. И вот он около заветной двери, но… — Х-хён… — голос такой тонкий и беззащитный, что Шуга просто не может не остановиться и не обернутся, чтобы ещё раз окинуть взглядом взъерошенные волосы, грустные глаза и дрожащие руки. — О-останься, пожалуйста. И Юнги ловит себя на мысли, что он не против. Не против обнять омежку и шепнуть успокаивающие слова, чтобы его ничего не тревожило, но… — Я похож на няньку? …это только клубничный запах смягчает альфу, поэтому, чем скорее уйдёшь, тем лучше… Ну или это просто очередная отмазка этих неконтролируемых мыслей…***
Чимин вдыхает приятный аромат наверняка вкусного супа из лапши. Он не очень любит куксу, но, во-первых, если ещё выбирать, то Юнги точно откажется готовить, а во-вторых, Юнги готовит очень даже вкусно. Вообще трудно вспомнить, когда Мин готовил в последний раз, но не трудно вспомнить, что это было очень даже неплохо. Мятноволосый согласился готовить для омеги, у которого уже третий день боль то прекращается, то вновь возвращается, при условии, что тот в эти чёртовые дни будет сидеть у себя. И Чимин совсем не против. Не против сидеть в комнате, смотреть дорамы, ждать, когда тебе приготовят кушать. И, хоть Мин надолго не задерживался, и Пак понимал почему, но он уже не ворчал и не раздражался. И с ним было довольно приятно общаться, невзирая на его пофигистичность и холодный взгляд с таким же голосом. Вчера мятноволосого не было почти целый день, поэтому Пак решил сам приготовить ужин. Но он никак не ожидал через час в своей комнате увидеть старшего, всего измученного, немного раздражённого, но при этом интересующимся состоянием омеги. Вообще, дальше этого разговоры не заходили, и рыжеволосого это огорчало, ведь, когда всё это кончится, Мин наверняка продолжит ненавидеть младшего и презирать его. Юнги тоже был в этом уверен. Он не понимал, почему вся злость исчезает, когда он заходил в комнату рыжеволосого, когда видел его довольную улыбку при его приходе или когда слышал его голос. Не понимал также, как и то, почему он не проклинает весь мир, когда находится около плиты, если готовить для кого-то ужасно не любит. Для себя можно, ведь тогда, если не получится, никто не будет осуждать, злиться или учить. Сам приготовил, сам съел, сам отравился. Идеально… Чимину он согласился готовить, потому что и сам не собирается сидеть на одном рамёне. Так ещё и Намджун с Джином на мозги капают… А ещё… А ещё альфа не раз задумывался, почему ни разу не послал Пака. Он не замечал, как старался для него. Как внимательно наблюдал за солью, которая сыпалась в будущее блюдо, чтобы не переборщить. Как аккуратно нарезал овощи, при этом без капли отвращения или злости. Он считал, что это обязанность, а перед обязанностью он никогда не психовал, но чувствовал, что это немного не так… В его голове даже однажды пролетела мысль подружится с рыжеволосым, ведь он не плохой. И он не отгонял их… Чимин уже съел последнюю ложку, когда почувствовал, что штаны начинают намокать. Чувство не из приятных, но Пак просто грустно вздохнул, молясь, когда уже это всё закончится. Он спрашивал Джина, но тот сказал, что это неизвестно, потому что «нехрен было столько блокаторов в себя запихивать». Парень недовольно встал с нагретого места и поплёлся к прикроватной тумбе. Открыв её, из дальнего угла он достал упаковку с… Ничем… Перепуганные глаза смотрели в пустоту пачки, пока в голове появлялись воспоминание в виде напоминания, где он должен был пойти и купить то, что сейчас бы спасло его от мокрых штанов. Но сейчас поздно… Сейчас он никак не сможет выйти даже за дверь комнаты, что уже говорить об аптеке, которая находится не очень близко. В голову предательски лезут мысли, которые спокойным голосом Юнги твердят: «Если нужно будет что-то срочное, звони». Но у омеги просто рука телефон не поднимет, чтобы попросить альфу об этом. Почему-то Чимину кажется, что тот не откажет, но этот червячок сомнения в груди не успокаивается. Не успокаивается также, как и течка, поэтому выбора особо-то и нет. Ища номер старшего, Пак уже представлял, как будет ржать Тэхён, ведь, кажется, даже Джин не представляет альфу Юнги идущим за столь важными для омеги вещами. — Алло, — Чимин не ожидал, что один голос, может развеять всю смелость, с трудом накопившуюся в парне. — Юнги… — голос оборвался, а рыжеволосый понял, что даже не знает, как сказать. Даже в очереди в магазине он тщательно репетирует в голове свои несколько слов о буханке хлеба и пачке молока, а тут… А тут далеко не молоко нужно. — Тут такое дело… Ты у себя? — Да. Говори быстрее, пожалуйста, я немного занят. После этих слов Чимину сложно и слово выговорить. Он надеялся на: «Блять, ты уже заебал, что тебе нужно?» или простое «Пошел нахуй», но не как не «пожалуйста», так ещё и таким спокойным голосом. С этим альфой точно всё хорошо? — Хорошо, ты сможешь сходить в аптеку? — У тебя что-то болит? Да, Пак чувствует опеку старшего не первый день, но это точно не похоже на мятноволосого. Но Паку как-то думать не хочется, что тот поменял отношение к нему. И не то, что не хочется именно думать… Не хочется разочароваться потом… — Не совсем… У меня… У меня прокладки кончились… — и последние два слова получаются так тихо, что Пак молится, чтобы Юнги услышал, потому что он не сможет повторить это ещё раз. Он взорвётся изнутри, но не повторит. Но скорее взорвётся его покрасневшее лицо. — Две пачки, — зачем-то добавляет он. Кто знает, вдруг одной мало, а так уже наверняка. — Су-ука… — раздаётся протяжное на другом конце, и рыжеволосой губу закусывает, готовясь к крикам и матам. И лучше бы это, но не тишина, которая стоит вот уже как долгих полминуты, пока внутри рыжеволосого всё переворачивается. — Хён?.. — не выдерживает он, когда ком в горле наконец-то исчезает, что не скажешь о немаленьком волнении и страхе. — Жди… Мин бросает телефон на кровать около себя. На его коленях тёплый плед и почти исписанный блокнот с очередным будущим шедевром. Или нет? Он ещё не знает. Не знает, потому что в голову ни черта не лезет, что окончательно добивает Юнги. Ещё добивает то, что из головы уже второй день не выходят одни и те же вопросы, которые мучают парня изнутри, но на которые ответить он не может. Он убегает от них, сам себя обманывая и вводя в ещё большее заблуждение. Возможно сейчас, в этой уютной тишине, где нет и единого звука, он сможет ответить на них честно? В любом случае, он постарается… Глубокий вдох… Раздражает ли Чимин его сейчас? Нет… Вполне хорошее начало, но… Хочет ли он поскорее избавиться от него? Наверное… Быть честным перед собой ещё сложнее, чем перед полицейским, который утверждает, что это ты кинул мяч в его машину, хотя ты впервые там проходишь вообще. Приятно ли сидеть в окружении Пака? Да… Нравится ли ему видеть, как Чимин рад, когда видит заботу от старшего? Да но… да, блять… Конечно да… Это всё признавать до жути сложно, потому что гордость так и кричит, разрывая изнутри, так же, как и оставшиеся вопросы. Юнги раньше никогда не допускал, чтобы хоть немножко показаться Чимину мягким по отношению к нему. Почему? А потому что нехер ему думать, или уже знать, что Мин может быть к нему тёплым. Пусть лучше ненавидит, но сейчас… Хочет ли он, чтобы рыжеволосый ненавидел его? Секундное оповещение заставляет содрогнуться альфу и понять, что всё это время он пялился на крошку, спокойно лежащую на столе. Возможно, он даже бы не стал читать это сообщение, но рука сама потянулась к телефону, когда глаза прочитали на экране уже не бесящее имя. От кого: Чимин Хён, надеюсь, не отвлёк тебя, но, пожалуйста, поторопись… Юнги не забыл. Он знал о проблеме, а в голове даже и мыслей не было, чтобы послать этого омегу, как это было ещё три дня назад. Но у него же тоже проблема… Мин встал с кровати, надевая первую попавшуюся спортивную кофту, чтобы уже через пятнадцать минут быть около нужного прилавка. Среди стольких совершенно разных упаковок у альфы разбегались глаза, а его мозг совершенно не понимал, как омеги вообще ориентируются. — Вам чем-то помочь? — мятноволосый резко обернулся к источнику звука, увидев около себя милую девушку, которая ярко улыбалась. На Юнги было пальто, тёплый шарф, шапка, которая скрывала его всем знакомые мятные волосы, и маска, поэтому он не волновался, что его узнают, хотя в голове иногда проскакивали мысли о заголовках в журналах «Известный альфа рэпер Шуга шёл за прокладками? Что он скрывает?». От этого становилось даже смешно. — Мне нужно выбрать качественные и хорошие… — он не договорил, потому что уверен, что незнакомка поняла, о чём идёт речь. — Кому выбираете? — Ну точно не себе, — немного дерзко ответил Мин, но выдохнул, боясь, что эта последняя надежда уйдёт. — Своему омеге… Задумывался ли Юнги над этими словами? Ни капли. Кажется, он даже и не заметил***
— Чимин, я тут тебе три пачки купил, чтобы наверняка… Юнги даже не постучался. Он распахнул дверь, резко входя в комнату испуганного полуголого омеги. Речь отобрало мгновенно, когда его взгляд упал на идеальный пресс Пака. Его фигуре завидовали многие также, как и сходили с ума, когда рыжеволосый «нечаянно» поднимал рубашку на сцене. Наружу выплывает ещё один вопрос: А нравилось ли Мину, когда поднималась одежда младшего? Юнги долго не может ответить, сомневаясь. Или просто скрывая от себя? Снова… Да, ему чертовски нравилось, но он не замечал, как намеренно искал минусы, чтобы потом плюнуть их в лицо младшему… Мин подходит ближе, отдавая три пачки смущённому пареньку, краска на лице которого становится только ярче, от чего старший не может скрыть ухмылки. — С-спасибо, — Чимин опустил взгляд, беря покупки и подходя к прикроватной тумбе. Юнги откровенно залип, смотря на тело младшего и просто молясь, чтобы тот не надел футболку, лежащую на кровати. В углу комнаты он заметил пару спортивных штанов, которые, видимо, уже были мокрыми. На нём же были джинсы, подчёркивающие стройные ноги Пака. — Как себя чувствуешь? — голос не выражает тех чувств, которые творились внутри Мина, но хочет ли он этого? Он откровенно не знает. — Лучше, чем вчера. Спасибо… Слушать такое «спасибо» — рай для ушей мятноволосого. Такое тихое, застенчивое… Как у ребёнка, которого хочется укрыть и спрятать. Но Чимин далеко не ребёнок… Мин оборачивается, чтобы выйти, но вопрос, терзающий его всё это время, не даёт даже дотронутся к дверной ручки. Старший бросает взгляд на омегу, в глазах которого читается печаль с нотками… тоски? Сложно сказать, но, даже не задавая вопроса, Мин знает, что ему сейчас точно не всё равно. — Чимин… Но младший не может скрыть некое напряжение, видя, что мятноволосый обеспокоен. Но чем? Что-то ему подсказывает, что точно не состоянием омеги или его чувством голода. — Что? — губы Пака превращаются в тонкую линию, после чего его язык аккуратно проходится по нижней губе, пока взгляд падает на пол. Юнги сегодня обещал себе, что не будет врать, поэтому он нервно понимает, что ему чертовски нравится эта картина, пока гордость в нём кричит, разрывая связки. Мин не знает почему. Может, от клубничного запаха, который немало так возбуждает. Он не знает, но внутри что-то шепчет, что это далеко не так. — Ты ненавидишь меня? И видно, как Пак сперва замирает в удивлении, а потом мнётся, ища ответы в голове. Вопрос сложный, так как рыжеволосый уже не первый год показывает всем свою ненависть в ответ старшему. Но так ли это на самом деле? Он не задумывался, потому что привык обращаться со всеми так, как все — к нему. Если к нему хорошо относятся, он будет относиться также. Если его ненавидят, он будет ненавидеть тоже. — А какая разница? — он поднимает голову, чтобы увидеть непонимающий вид старшего. — Какая разница, если ты меня ненавидишь? — рыжеволосый огорчённо вздыхает. — Всё вернётся на свои места, когда мы снова все соберёмся, так ведь? Ты обязан за мной присматривать, потому что Джун-хён тебе угрожал, а Джин-хён постоянно давит на тебя, — и Чимин старается не заплакать. Старается скрыть свой жалкий вид, когда старший подходит к нему, опуская голову ещё сильнее. — На самом деле, ты давишь в себе отвращение при виде меня. Тебе похуй на меня. Чимин ждёт удара, ведь эта близость не просто так, но ничего не происходит. Тишина давит на обоих. Юнги вдыхает более сильный запах омеги, который сводит с ума ещё больше. — Глупый… — мятноволосый поднимает лицо младшего за подбородок, заглядывая в мокрые глаза. — Я уже забыл о словах парней, особенно Джина, — уже почти шепчет он. — Было бы похуй, не задавал бы этого вопроса, а всё вернётся назад, если ты захочешь, — Мин вздыхает, наблюдая за непонимающим лицом младшего. Ему остаётся только догадываться, что творится внутри него. Хотя Пак только внимательно слушал, ища подвох и представляя, насколько сильно он обидит его на этот раз. — Чимин, ты просто бежишь от ответа, но не ненавидишь, правда? Не ненавидишь так же, как и я тебя… И рыжеволосый хочет что-то сказать, но его губы накрывают чужие. Он не шевелится, пока Юнги так нежно целует, пробуя на вкус каждый сантиметр желанных губ и медленно проникая языком в горячий рот, пока его ещё не умершая гордость кричит из последних сил, не понимая, что на неё всем плевать. Проходит достаточно долгое время, пока Чимин закрывает глаза и неуверенно отвечает на поцелуй. — Х-хён… — Молчи… Просто молчи… Второй поцелуй уже более уверенный. Чимин чувствует, как левая рука Мина зарывается в его густые волосы, а вторая проходит по спине. Он обнимает старшего за шею, прижимаясь и чувствуя своим возбуждением чужое. Забавно, конечно, получилось… Юнги же даже вопроса не задаёт, сразу давая ответ: Он хотел эти губы так же, как и это тело. Мин проходит рукой по рельефному телу и ниже, слыша тяжелый выдох прямо в рот. Он отстраняется, заглядывая в голубые глаза, полны чем-то необъяснимым. Тем, что старший никогда в нём не видел. Быстрым движением снимает свою футболку и аккуратно кладёт рыжеволосого на кровать, нависая сверху. Он целует его шею, оставляя алые следы, пока руки стаскивают спортивные штаны Пака. Но Чимин назвать это аккуратным не может, потому что его длинные пальцы раз за разом прикасаются к вставшему члену, который грозится сделать дыру в боксёрах. Но, не взирая на это, Юнги кажется нежным, деликатным, как будто боится спугнуть маленькое чудо. Чимин впервые за столько лет доверяет ему. Потому что не доверял, когда старший приносил ему напиток, ведь не было гарантий, что там нет ничего противного. Не доверял, когда он приносил одежду для фотосессии, потому что уже однажды повезло, что дырку на штанах можно было закрыть длинной рубашкой. Не доверял, когда просто мимо проходил около него, потому что вода может вылиться «совсем случайно» или из тонких губ последовать что-то едкое, до жути неприятное. Но доверяет, слыша его сбитое дыхание. Доверяет, слыша, как он целует его пресс, опускаясь ниже. Доверяет, когда руки младшего сами тянутся к ремню мятноволосого, но вместе с этим не слушаются, от чего старший ухмыляется, помогая расстегнуть ненужную вещь, а потом и снять джинсы вовсе. Мин наклоняется над ухом младшего, который и сам руками обхватывает его, вдыхая клубничный запах. Запах, от которого крышу сносило все эти дни, но он упорно противостоял этому. — Ты точно этого хочешь, малыш? — так томно, что в глазах темнеет, но Чимин не может ответить, выдавая тихий стон, когда чувствует чужую руку на своём члене через ткань, которая сейчас бесит. Мятноволосый принимает это за согласие, поэтому уже через минуту оба без одежды совсем. И Паку дурно делается, когда он смотрит на голого Юнги, волосы которого уже взъерошены, а на лбу выступили капельки пота. Его рот приоткрыт, когда он смотрит на лежащего, как на отдельный вид искусства. Он ещё раз наклоняется, целует, но уже мокро, развратно, но младшему нравится. Он переходит к шее, потом к груди, обсасывая каждый сосок, мучая рыжеволосого, потом к животу и, к огромному сожалению Пака, останавливается. — Су-ука, — рычит он сквозь зубы, но старший только довольно ухмыляется, слушая негромкий стон Чимина, когда он засовывает сразу два пальца в обмазанное природной смазкой колечко. Пак давно не девственник, но секса у него не было довольно давно, поэтому какие гарантии, что ему не будет слишком больно? Вот уже третий палец, и младший шипит, прикусывая губу. — Расслабься… Нас всё равно никто не слышит… — Он начинает двигаться, ища простату, а резкий стон служит подтверждениям того, что нашёл. Мин чувствует, как Пак активно начинает двигать тазом, насаживаясь на пальцы, поэтому вытаскивает их, слыша разочарованный выдох. — Сейчас будет немного больно, потерпи… Он входит не полностью, видя, как рыжеволосый выгибает спину, словно кошка, и наклоняется, нежно целуя, пока младший обхватывает его спину. Спустя несколько секунд начинает двигаться, входя всё глубже и глубже. Видит, как морщится рыжеволосый, откидывая голову назад, поэтому целует уверенно, отвлекая. Шипит, когда тот случайно прикусывает чужую губу, а потом просит прощения зализывая больное место. Не проходит и минуты, как Юнги начинает двигаться вовсю, проходя прямиком по простате и выбивая из рыжеволосого чуда громкие стоны вместе с хлюпающими звуками. И это рай для ушей. Рай, в котором он не бывал никогда, с каким омегой бы не был когда-то. — Ю-Юнги-я-я… — а это просто добивает, поэтому он сам стонет громче, уже не имея возможности наслаждаться клубничным запахом. Чимин кончает, пока его тело двигается в сладком оргазме, а после ещё нескольких толчков чувствует, как чужая смазка льётся по его животу. Юнги падает рядом, тяжело дыша, как и сам Пак, но первый не сводит глаз с покрасневшего лица, закрытых глаз и напухших губ. Когда голубые омуты, наконец, открываются, они устремлены в окно балкона, что напротив. Идёт снег… Из рассказов Тэ, Мин знал, что младший обожает смотреть на падающий снег. Он вообще любит снег, прыгая в него, качаясь, совсем как ребёнок. Юнги не может не заметить этого, поэтому, когда дыхание приходит более-менее в норму, он встаёт, быстро одеваясь. А у Чимина сердце сильнее начинает биться. Это всё? Просто секс? Он себя накрутил, зная настоящего Мина? Но успокаивающий взгляд позволяет младшему снова довериться. Потом мятноволосый берёт полотенце со стула, нежно вытирает оставшееся без сил чудо, закутывает в покрывало и также нежно берёт на руки. Рыжеволосый не сопротивляется. То ли сил нет, то ли желания, когда приятное тепло старшего окутывает с ног до головы. На небольшом балконе единственный стул, на который он и садится, прижимая Чимина к себе, хотя совсем не холодно — балкон застекленный. Балкон есть только у Пака, Сокджина и Чонгука, поэтому все мемберы даже немного завидовали этой троице, потому что вид хоть только и с второго этажа, но он реально красивый. Солнце вот-вот сядет, поэтому небо окрасилось в ярко-оранжевый, переливаясь с голубым где-то над головой. День короткий и иногда это огорчает. Снежинки медленно падают на идущих куда-то людей и едущих машин. Видя эту суету, приятно сидеть вот так, когда тепло не только в комнате, но и в сердце. Глаза Чимина, которые смотрят на эту картину, правда особенные, но Юнги понял это только сейчас. В голубом океане чётко видно те самые снежинки, оранжевое небо и кучу счастья. — Хён… — его глаза мутнеют, застилаясь пеленой грусти и… слёз? — Мы… мы переспали, как… возбуждённый альфа с течным омегой? Вот оно что… Но Мин не удивляется. Он бы такой же вопрос задал, поэтому вздыхает, смотря вдаль. — Почти… — Пак содрогается. Почти — это похоже. А похоже… а похоже — это разбитое сердце омеги. Альфа замечает прикушенную нижнюю губу и слышит глубокий вздох, тепло и почти незаметно улыбаясь. — Мы переспали, как возбуждённый альфа со своим течным омегой… Чимин резко поднимает голову, забывая о должности не плакать, поэтому из его глаз текут слёзы, после чего он резко прижимается к тёплой чужой груди, не скрывая всхлипов. Он счастлив, понимая, что все эти болезненные издевательства он со временем забудет, потому что, верит… Нет, знает, что такого не повторится. И всё равно, что они не избранные, зато они смогли выбрать сами, а эта чёртова судьба пускай идёт в туман. — Тише, почему ты плачешь? — этот голос такой заботливый… Юнги надеется, что тот забудет незабываемое прошлое, как бы абсурдно это не звучало. Сердится на себя, что из-за своей детской зависти не замечал настоящих чувств, которые, возможно, появились недавно, но всё же… — Ненавижу тебя… — сквозь всхлипы слышит старший, но в голосе нет тех эмоций, которые раньше были привязаны к этим словам. — Я тебя тоже… — тепло улыбается мятноволосый, целуя любимого омегу в макушку.