Нашёлся

На душе у Геральта самое поганое чувство. Кошки скребут острыми когтями, линуя поперёк все внутри. В голове ураган, полный смятений и злости, желваки ходят туда-сюда, а руки сложены в кулаки. На улице валит снег. Такими большими мягкими хлопьями, будто серое низкое небо играет с тобой в снежки. Лютик идет чуть плетясь сзади, невольно засматривается на красивые снежинки в белых волосах ведьмака. Они почти сливаются вместе, вот только чужие волосы грязные и похожи на сосульки. Но барду нравится. Хотя сам он не знает, что на его голове это выглядит куда красивее и милее. Из-за холода, в такой жуткий мороз, они не тают, и Геральт, когда помогает парню забраться на особо высокий валун, лишь снисходительно окидывает его взглядом янтарных глаз, тихонько хмыкнув. Что-то заметил. Хоть он и в обиде — боже, ведьмаки могут что-то чувствовать — на этого певчего, но все равно подает руку помощи. Знает же ведь, что хилый бард не сможет ровно пройти по кочкам болота, не ступив ногой в зеленую жижу. А еще может потом начать ныть и петь одновременно. Ссориться с Лютиком он не хотел, но кто же знал, что тонкой душевной натуре будет чертовски холодно спать на земле в самый разгар зимы, питаться лишь раз в несколько дней, и вести часовые монологи с тем, кому неприятен. Все знали, если быть честным, но Лютик упорно шел следом, не обращая должного внимания на колкости со стороны мужчины. Чаще всего это было типа: — Геральт! Геральт, куда ты пошел?! Подожди меня! Подскажи, что мы ищем? — с паникой в голосе выкрикивал Лютик, нагоняя ведьмака с третьей попытки. — Благодатную тишину. — Хмуро отвечал он. Геральт не думал, что встретит чертову родственную душу в душной забегаловке с отвратительным пойлом на краю деревни. Даже предположить не мог, что это произойдёт, ведь слух ходит не просто так. Он верил всю жизнь в то, что у ведьмаков не может быть любви, не найдётся тот человек подходящий на все сто процентов мутанту. А сейчас слышит тихое бормотание парня и чувствует, как что-то щемит в груди. Думает, что ему холодно в такой легкой одежде, да и руки тот трет друг о дружку и дышит через рот. А щеки красные-красные, только взгляд блестит теплым огоньком. Тяжело вздохнув, погладив по боку Плотву, он все-таки останавливается посреди узкой тропинки. Лютик следом. — Ты увязался за мной зачем? — Мы должны держаться вместе, так суждено судьбой! Да и попутчик тебе лишним не будет. — Живо отвечает он и сразу как-то тушуется под напряженным взглядом янтарных глаз. Они проходили это не первый раз. — Лезь наверх, — кидает он, сам запрыгнув на лошадь. Ждет, сжав челюсть крепко, и не вздрагивает, когда чужие руки обхватывают поперёк живота, а тело прижимается к спине. Через час он чувствует как бард спит, положив голову на плечо. Сонно сопит в ухо, и почему-то не хочется по привычке ударить, оттолкнуть, почему-то тепло от этого и спокойно. Впервые в жизни спокойно. Так проходит день, только к вечеру он остановит Плотву на небольшом поле, привязав к дереву. Спрыгнет, вовремя перехватив парня, и удивится очень сильно, когда бард продолжит спать на его руках, только носом поелозит по коже и уткнется в шею, будто так и надо. Внутри противоречия мечутся, бьются друг о друга стеклом, да не дают все хорошо обдумать. А как думать, когда держать его, кажется, приятно, когда почему-то вдруг не хочется класть Лютика на промерзшую землю безжалостно, и готов пожертвовать своей шкурой. Утром слушает вновь старую балладу, не сказав привычное заткнуться, морщится только да хмурится привычно. Чьё-то присутствие уже не кажется чем-то тягостным и обременяющим. — Может я и надоедливый, но ты сможешь меня полюбить, — вдруг тихо говорит он. А ведьмак лишь язвит на этот счет да кусается, обижая больше. Когда снова идет снег, а Лютик вытирает чужую кровь со своих рук, то Геральт рад, что успел вовремя убить эту тварь, вдруг вылезшую откуда-то слева. Бард даже закричать не успел, когда полетел на землю, а ведьмак уже замахнулся мечом. Только выставленные вперёд руки в защитном жесте и плотно зажмуренные глаза. — Ты не позвал меня, — зло произносит мужчина. Идет по рыхлому снегу, тяжело ступая. — А смысл, убили бы меня — ты бы радовался, — тяжело вздыхает бард, и голос такой грустный и безжизненный, непохожий на его обычный. — Я бы ни черта не радовался! — зло кричит он, смотрит в глаза и губы поджимает. — Твоя смерть была бы на моей совести! — Только за это переживаешь? — обиженно спрашивает Лютик. — За тебя переживаю, зараза! Еще раз увижу, — он не успевает договорить. — И что? Выпнешь меня? Я и так плетусь сам по себе, считай, без меня идешь! — Да пошел ты к черту! — громко шлет ведьмак и целует парня. Грубо сжимает ладонями бока, притягивая ближе, кусает чужие губы почти до крови, и рычит в поцелуй, вымещая злобу. Нахер все предостережения! Он тоже заслуживает чего-то хорошего, хоть чуточку любви, а не только грязную работу за плату. Если судьба приготовила для него этого человека, если он его, то почему бы не попробовать? Может получится. А Лютик так рьяно отвечает, цепляется пальчиками за доспехи, будто у рыцаря, и жмется ближе. Тоненькая ниточка слюны рвется резким движением языка по губам, но у обоих глаза шальные, так и готовы разорвать друг друга. — Потерпи до первой деревни, — еле слышно шепчет Геральт и нахально сжимает ладонью ягодицы парня, услышав сдавленное «ой». По пути Лютик снова засыпает, только крепче сжав поперёк живота ладони и трется носом тихо что-то бормоча во сне. Боже, он, даже когда спит, не затыкается! Хотя они оба стоят друг друга. Ведьмак хмурится, заезжая в небольшую деревню, настороженно оглядываясь по сторонам, готовый в любой момент схватить меч, и только надеется, что Лютик не упадет с лошади, если что случится. Находится одна комнатка, темная с немного затхлым запахом, и одной широкой кроватью. Низенький мужчина за стойкой мерзко ухмылялся. Геральт успевает только залезть в лохань наполненную горячей водой, когда входит сонный Лютик. В одной рубахе с открытым горлом и зачесанной набок челкой он выглядит мило, и мужчина дергает уголками губ в своеобразной улыбке. Лютик улыбается в ответ. — Ведьмак решил принять ванну, — нараспев тянет бард и садится на низкую табуретку сложив руки на краю лоханки. — Тебе бы тоже не помешало, — тихо произносит он. Глядит так цепко, вот-вот опрокинет в воду. Но Лютик сам кивает и, раздевшись, залезает следом. — И будем жадно дрочить друг другу? — У тебя кто-то был до меня? — хмурясь спрашивает Геральт. — Нет, читал постыдные письма одного мужика в таверне, он тогда меня побил за это, — спокойно делится Лютик. Ведьмак на это лишь вздыхает, но беззлобно, кладет руку на чужую ногу, ведя ладонью по щиколотке и выше. Держит за колено, чуть отодвигая его в сторону, а следом наклоняется и целует, нависая сверху. Лютик хватается за край лохани одной рукой, а другой за шею ведьмака, зарывается мокрыми пальцами в волосы на затылке, и разочарованно мычит, когда Геральт отстраняется спустя несколько долгих секунд. — Ну же! — Ты куда-то спешишь? — тихо произносит он в приоткрытые губы, проводит ладонью по лицу ,смывая грязь, и целует снова. Уже более собственнически, настойчиво. Чувствует, как парень в его руках плавится, а внутри все сжимается от мысли о том, что он первый для него мужчина. Первый и последний, голос звучит в голове. Руки настойчиво мнут бока, несильно сжимая. Губы скользят по линии челюсти, покрывая бледную кожу легкими поцелуями, спускается ниже на шею, оставляя первые следы, чуть прикусывает, тут же проходясь по месту горячим языком. Ладони поднимаются выше бедер, не сильно сжимая вставший член, и Лютик вздрагивает на первом прикосновении, чуть замедлив поцелуй. — Геральт… — тихо шепчет он. Сам целует снова, раздвигая ноги шире, и Боже, Геральт сам готов расплавиться от такой покорности, небывалого доверия к себе. На стенке стоят несколько вонючих масел среди соли. Первая попавшая бутылочка пахнет ромашкой, Геральт облокачивается спиной, а Лютик садится к нему на колени, обхватив руками шею. Пальцы размеренно растягивают, сначала один, через несколько минут второй и третий. Только тихий шепот и просьбы расслабиться и поверить. Ладонь на члене двигается в такт движениям пальцев, Лютик жмурит глаза и кусает губы, пока толчок не оказывается чуть сильнее и тело не пробивает дрожь, заставляя выгнуть спину и издать что-то похожее на стон. Геральт улыбается такой реакции, чувствует, как под руками задвигались бедра, и решает, что это самый подходящий момент. Губами ведет по бледной шее, вырывая лёгкие стоны из приоткрытых губ, и резко кусает рядом с веной, входя несильными толчками. Лютик забывает сделать вдох, жмурится из всех сил, чувствуя фейерверк внутри. Грубые ладони сжимают бедра, не дают шевелиться. И только тяжёлый вздох вырывается из ведьмака, когда бард расслабляется опустившись до конца. — Вот так, — тихо тянет Геральт следя за плавными движениями парня. Помогает, чуть вскидывает бедра сбивая с медленного ритма, и Лютик снова громко стонет, когда обжигающая волна новых ощущений проскальзывает по всему телу. Сердце бешено бьётся, разгоняя кровь в пену, но обоим плевать, хочется чтобы это не кончалось. Лютик успевает удивлённо ойкнуть, когда ведьмак быстрым движением опрокидывает его на спину и меняет угол проникновения, вырывая со стонами влажные всхлипы на перебой. — Быстрее… — шепчет бард и давится воздухом, потому что сильные руки так сладко сжимают бедра, нагло и сильно вбиваются с оттягом, и комната наполнена пошлыми ударами кожи о кожу и хриплыми стонами. Он точно сорвал голос. Геральт целует его, заполняет всего собой, кусает губы, наслаждаясь покорностью и отдачей, еще ни одна шлюха не могла так живо передать эмоции, лишь наигранно паршиво стонала, а чертов Лютик намного лучше всех дев на свете, когда сжимается на его члене, что звезды перед глазами вот-вот увидеть можно, хрипло стонет твое имя. Лютик кончает первым, выпадает из мира на какие-то долгие секунды, закатив глаза. Геральту хватает нескольких толчков, чтобы последовать за ним. Обнимает крепко, прижав к себе, тихо гладит по мокрым волосам, перебирая пальцами, и целует в макушку, чувствуя, как бард привычно трётся носом и утыкается в шею. — Я чувствую, как ты счастлив, — тихо произносит ведьмак. — А я чувствую, как ты. И черт бы побрал увидеть тогда знакомую метку на чужой ладони, ведь у самого такая же.