Пятничный вечер, корица и кофе

      Какого-то лысого черта течка у Савы начинается сразу после Нового года. Видимо, от стресса. Перед Рождеством.       Ваня, его законный муж, вздыхает мученически — предстоит секс-марафон, где снова не будет победителей, ведь всем известно, что бете, каким бы он ни был, никогда альфу не заменить в этом плане. Тем более сейчас, когда пару недель назад к соседу приехал на праздники брат-альфа, Гордей — высокий, спортивный мужик, какой-то там дохера бизнесмен и успешный в целом человек. Одинокий, только, да и слишком загруженный. Но пахнет от него потрясающе — хвоей и снегом, как в зимнюю ночь, и от этой смеси ароматов ведет даже сдержанного Ваню. Чего скрывать, ведет их обоих, но Саву сильнее, конечно. Он не раз ловил извиняющийся взгляд супруга, после того, как они вместе с новым соседом спускались в лифте. — Не нужно, — улыбался Ваня понимающе. — Я на него тоже засматриваюсь. — Ты же знаешь, что я тебя люблю, — бормотал Сава, вжимаясь носом в его шарф. — Я знаю. Но это инстинкты, мы бессильны перед ними.       Абсолютно бессильны — это Ваня видит воочию, проснувшись утром в мокрой от пота и смазки постели с прижимающимся к нему Савой. Проверяет цикл по календарю, убеждается, что началось раньше на пять дней, заворачивает Саву в одеяло и усаживает на кровати. — Совсем плохо, маленький? — спрашивает он, протягивая чашку с водой.       Сава не отвечает — не находится сил, лишь кивает, проливая половину воды на себя. Длинные темные пряди липнут к шее, руки подрагивают, зрачки блуждают бессмысленно, задерживаясь на лице Вани на короткое мгновение. — Этот запах! — стонет он так жалобно, что у Вани щемит в груди. — Невозможно!       Холодный душ после секса не спасает. Как и сам секс — Саве, распаленному, вымученному неудовлетворенностью, горячкой и больными желаниями, хочется альфу. С клыками, с большим членом, с узлом, в конце концов. И Ваня, не выдержав, поднимается и стучится в дверь к соседям. Открывает Гордей, тут же принюхавшийся и отступивший немного назад от удивления. — Я не знаю, как попросить о таком, но… Мой омега, он… — Я понял, это я виноват, — вдруг произносит Гордей. — У меня давно не было никого в этом плане и ваш омега на меня реагирует. Если вы о том, что мне нужно уехать, то не беспокойтесь — я переночую в отеле сегодня.       Ваня, опустив глаза, облизывает губы. — Я хотел попросить вас не уезжать, — произносит он тихо. — Наоборот — остаться. У нас.       Гордей замирает в недоумении: — Вы хотите, чтобы я… — Да. Лучше вы, чем кто-то другой, потому что вы мне тоже нравитесь.       Было бы вполне ожидаемо, если бы Ваню обматерили, назвали извращенцем, даже куколдом, и захлопнули дверь перед его носом. Но Гордей, обернувшись через плечо, выходит на лестничную площадку в тапочках. — Вы не подумайте, мы такое не практикуем, — словно оправдываясь, говорит Ваня. — У нас впервые настолько сильная течка. — Я вижу, — замечает Гордей, входя в спальню и глядя на полуживого обнаженного омегу на полу у кровати.       Покачав головой, Ваня поднимает его, накрыв одеялом вновь. — Видимо, меня искал, — поясняет он. — Извините за подобное, но я правда не знаю, что мне делать. — Все в порядке, не извиняйся. И давай на ты, раз уж это происходит.       Они так и сидят некоторое время молча. Ваня украдкой рассматривает точеный Гордеев профиль, родинку на щеке, длинные ресницы, а Гордей рассматривает спящего. Савой Ваня сейчас наслаждается не меньше — его сладким запахом, розоватой фарфоровой кожей, маленькими ступнями, которые Гордей изучающе поглаживает, алыми искусанными губами и носом-кнопкой. Умиляется, будто Сава часть его самого, будто демонстрирует альфе: смотри, какой он у меня красивый. Гордей, улыбнувшись своим мыслям, стаскивает через голову футболку, бросает ее на пол и так же молча, но уже жарко, с нескрываемым желанием, глядит на Ваню. Феромоны омеги опьяняют их обоих. — Тебе тоже нужно расслабиться, — говорит Гордей. — Иди ко мне.       Ваня поворачивается слишком резко, но очень удачно, оказавшись нос к носу с ним. Гордей, задержав дыхание, касается его губ с осторожностью — проверяет границы дозволенного. Удерживает себя, пока не надавливая, не принуждая, но спустя долгий миг, растянувшийся сладкой шальной вечностью, толкается языком. Задохнувшись от ощущений Ваня с опозданием осознает, почему дышать стало еще тяжелее: рука Гордея неторопливо расстегивает его ширинку. — Ты даже не догадываешься, как я рад оказаться здесь, — произносит тот, почти не отрываясь от его губ. — Я думал, что такие, как вы, такие подходящие друг другу, такие… красивые в своем счастье, точно никогда не захотят третьего в постель. А мне даже хотелось предложить, когда вы входили в лифт вдвоем и никуда от вас было не сбежать.       Ваня был бетой — не фригидным, но и не таким чувствительным, как омега. И, теряя голову от поцелуев в шею и судорожного, сдерживаемого дыхания, он опасается всерьез, что Сава может не выдержать подобного. Однако Сава, проснувшись, тянет к нему руки: — Ваня… Вань, что ты делаешь, зачем… — Он сам захотел помочь, — отвечает Ваня, стягивая с себя полуспущенные штаны. — Я буду аккуратен, — кивает Гордей, откидывая одеяло в сторону и сжимая зубы. — Боже, какой же ты…       Наклонившись, он прижимается к подставленным приоткрытым губам, и от стона, вырвавшегося из груди Савы, альфа странно, низко и довольно, рычит. Наблюдать за тем, как кто-то чужой вылизывает его омегу, имея языком, не менее странно, но Ваня не может оторваться. Да и не кажется Гордей чужим, вписываясь в душную жаркую атмосферу темной комнаты очень гармонично. Правильно и удачно. Ваня открыто уже любуется его стройным поджарым телом, крепкими ягодицами, гладкой шелковистой кожей.       Сава ерзает под ним в нетерпении, и Гордей, кивнув на кровать, произносит: — Возьми его на колени. Я быстро.       Пока альфа борется с резинками, сидящий к Ване лицом Сава ластится к нему, потираясь щекой, мурча что-то неразборчивое, признается в любви в сотый за последний час раз и срывается на слезы нетерпения. Когда Гордей, приподняв его бедра, толкается в растянутый и мокрый не только от смазки, но и от Ваниной спермы, анус, омега пораженно охает. Вцепляется в Ванины плечи и закусывает губу, вздрогнув. Ваня, которому хорошо видно, как темные глаза альфы напротив чернеют от желания, обнимает Саву за талию.       Один толчок. Второй. Третий.       Сава, не замечая, как раздирает плечи Вани ногтями, стонет в голос, когда член, скользя в густой смазке, задевает простату. — Господи! — хрипит Сава, ткнувшись лбом в Ванину шею. — Да!       Хмыкнув, Гордей крепко удерживает его за бедро одной рукой. Вторая, мокрая от смазки, ложится поверх Ваниной руки. Сжимает. Губы касаются Савкиного пунцового уха, шепчут невыносимое: — Не забывай про нашего мальчика. Он тоже хочет тебя.       Сава, сглатывая с усилием, наклоняет голову, подставляя под губы хрупкую шею, и послушно, даже виновато слегка, обхватывает обжигающими пальцами член Вани.       Ваня прижимается ближе, живот к животу, целует свое любимое место на шее под ухом омеги, целует шею, сталкивается губами с Гордеем. Ему становится так хорошо, на грани, что почти больно, до покалывания в пальцах, когда альфа посасывает его язык. Кончает он быстро и ярко, откидывается на подушки, сползая вниз и позволяя Саве лечь на него. Он чувствует, как колени Гордея сжимают его бедра рядом с Савкиными, как капает на чувствительную после оргазма кожу смазка, как влажно и загнанно Савка дышит, спрятав лицо на его груди и поскуливая. Он кладет ладони на поясницу с выступающими беззащитными позвонками, натыкается на руки альфы и сжимает их. Савкина разрядка протряхивает его с макушки до пяток — узел давит, распирает изнутри, Сава скулит, слепо шарит рядом с собой дрожащими пальцами, комкает простынь. — Такой чувствительный, — вздыхает Гордей, поглаживая потом изгиб позвоночника отрубившегося омеги. Смотрит на Ваню, вероятно отмечая играющий на его скулах румянец, ждет, пока узел спадет и вынимает член с пошлым хлюпающим звуком. — Иди в душ, а я через минуту, — говорит Ваня.       Гордей уходит, подхватив брошенное полотенце, а Ваня еще сидит недолго на краю кровати, стирая высыхающую смазку с разведенных бедер Савы. Полусонный, сытый, тот тянется к нему с поцелуем: — Я люблю тебя, Вань. Не надумывай лишнего.       Ваня, целуя его в ответ, вообще ни о чем не думает — не в состоянии. В ванной, сдвинув стеклянную дверцу в бок, он шагает под теплые струи. Гордей, вспенив гель на груди, легонько щелкает его по носу. — Чего угрюмый такой? Не понравилось? — В том то и дело, что очень, — говорит Ваня, сделав шаг ближе и рассматривая вблизи слипшиеся зубчики ресниц и морщинку на переносице. — Думаешь, что это неправильно? — Боюсь думать. — Так и не начинай. Мне было очень хорошо. Лучше, чем когда-либо. Понимаешь?       Ваня несмело, будто и не было ничего такого в спальне, о чем стыдно будет вспоминать, укладывает ладони на его плечи. — Я рядом с тобой себя странно чувствую, — признается он. — Я видел, — отвечает Гордей интимным шепотом, чувствуя пробивающийся сквозь аромат шампуня запах возбуждения. — Пока я трахал Саву, мне казалось, что ты тоже в течке. Ты так смотрел на меня, что я едва держал себя в руках. Вань, пойми одно. Мы — нормальные. Я не испытываю дискомфорта. Скажи, если бы мы втроем оказались на необитаемом острове, а все человечество при этом погибло, ты бы задавался вопросом, адекватные ли мы? Ты обращался бы к морали? Наказывал себя за грехи?       Моргая, Ваня размазывает пену вокруг темного соска. Поднимает глаза, не может отвести их от ярких губ в сантиметрах от себя и говорит: — Нет. Я бы не думал об этом. Я бы наслаждался каждой минутой. — Вот и наслаждайся.       Гордей проводит пальцами по ребрам, и где-то внутри, за ними, у Вани сладко-сладко замирает. — Мне сегодня пораньше нужно уйти, — произносит Ваня, заглянув в кабинет шефа. — Что-то случилось? — спрашивает тот, не отрываясь от бумаг. — Нет, — Ваня переступает с ноги на ногу. — Приезжает друг семьи. Хотим встретить его с Савой. Отчеты я все отправил.       Домой Ваня не едет — летит, нервно постукивая по рулю пальцами. Поднимается на свой этаж, открывает дверь и сразу идет на кухню, поскольку именно оттуда раздается звонкий смех и музыка. Гордей, такой родной и привычный, точно и не отсутствовал около полугода, — командировка — рассказывает что-то, развалившись на стуле. Он полностью одет, даже верхняя пуговка на рубашке не расстегнута, что еще больше контрастирует с обнаженностью Савы, который сидит рядом с ним на столе с зажатым между ног бокалом вина. — Мы ждем тебя, чтобы начать, — салютует бокалом Сава, и Ваня, чувствуя подкативший к паху жар, видит его возбуждение. — Начать что? — спрашивает он охрипшим голосом. — Начать показывать, как я соскучился по вам обоим, — улыбается Гордей, не сводя с него шальных блестящих глаз. — Иди к нам.       Пахнет свежесваренным кофе и корицей. Пахнет уютом.