Not Your Witcher, Jaskier's Witcher (Не твой Ведьмак, Ведьмак Лютика)

i. королева Калантэ О, как она ненавидела эти чертовы пиршества! Королева Калантэ сердито посмотрела на очередного мужчину, который собирался подняться по ступенькам, чтобы пригласить ее на танец. Дворянин заметно побледнел и торопливо обернулся, исчезая в толпе, вероятно, чтобы найти более легкого партнера. Ему же лучше. У нее было достаточно мальчиков, которые думали, что могут завоевать мир только потому, что их крошечные шарики теперь обогатились на несколько волосков. Она разбивала черепа задолго до того, как большинство из них перестали кормиться материной грудью. Калантэ хмыкнула и сделала еще один глоток из своего кубка. Он снова был наполовину пуст. Она уже упоминала, как ненавидела эти чертовы балы? Если нет, то стоит повторить. Она ненавидела втискивать себя в корсет, ненавидела, что ей нужны четыре человека, чтобы надеть эту мерзкую тряпку на свое тело, ненавидела то, что она едва могла пошевелить головой, потому что ее прическа развалится при малейшем движении, ненавидела легкомысленные разговоры, тупых дворян и их мелкие ссоры, в которые они пытались втянуть и ее. Она ненавидела почти все. Кроме еды. Еда ей нравилась. Она могла быть где-нибудь не здесь, со своими людьми, пьющими и пирующими, избавляющими ее страну от мразей, подлости и, что лучше всего, от эльфов. Она могла носить кольчугу, держать в руке меч и просто скакать на лошади там, где хочется. Без Мышовура, сопровождающего каждый ее шаг нравоучениями и полезными советами. Но нет, она должна принимать этот гребаный бал, потому что "Люди заслужили увидеть свою королеву". Гребаный Мышовур со своими гребаными советами. - Ты выглядишь так, будто собираешься убить следующего человека, который осмелится подойти к тебе. Ее муж, Эйст Турсеах, шутит рядом. - Это определенно оживило бы праздник, - отвечает Калантэ, позволяя взгляду бродить по толпе, танцующей перед ней. - Почему я позволила убедить себя устроить это дерьмо? - Еще один глоток из ее кубка. - Потому что дворяне начинают возмущаться, когда у них нет доступа к своей королеве, - напомнил ей Эйст. - И мы не хотим возмущать дворян. - Если они начнут возмущаться, то могут поговорить с моим мечом. Они оба знали, что она не имела это в виду. Калантэ была прямолинейной, жесткой женщиной, которая любила кричать на людей, но она не была тираном. Королева снова окинула взглядом зал, но на этот раз глаз зацепился за мужчину, стоявшего, прислонившись к колонне, пытающегося быть как можно менее заметным. У Геральта из Ривии было много качеств, но незаметность, к сожалению, не входила в их число. Впрочем, на этот раз его выделяли не белоснежные волосы, шрамы или желтые волчьи глаза (хотя и они, конечно, не помогали), а скорее отталкивающая аура полного презрения и агрессивности. Он напоминал меч, смертоносный достаточно, чтобы не дать людям приблизиться к нему. Именно то, что Калантэ и нужно. Быстро - или настолько быстро, насколько ей позволяло это гребаное платье - она ​​встала (с кубком в руке, конечно) и направилась к Ведьмаку. Толпа расступалась перед ней, будто зная, что Королева не потерпит отвлечений. - Ты выглядишь так, будто наслаждаешься этим праздником так же, как и я, - сказала она лениво, остановившись рядом с мужчиной. Геральт в ответ только хмыкнул - его основной способ общения. Калантэ это нравилось больше, чем бесконечная пустая болтовня, которую так любили в наши дни. - Если вы ненавидите это так сильно, то почему не прекратите?- добавил Ведьмак, даже не глядя на нее. - Мой муж и Мышовур думают, что моя обязанность как королевы - развлекать подданных, - ответила она, уголки ее рта потянулись вниз. Ведьмак так и не смотрел на нее, поэтому Калантэ следила за его взглядом и пыталась понять, что же было важнее королевы очень влиятельного северного государства. Ее взгляд мгновенно вычленил из толпы барда, с которым Ведьмак прибыл на бал. Кажется, его звали Лютик. Он был окружен группой молодых дворян, большинство из которых были женщинами, и все они выглядели так, словно не прочь познакомиться с молодым человеком поближе. И, хотя казалось, что бард наслаждался вниманием - улыбался, смеялся и флиртовал, как будто от этого зависела его жизнь - Калантэ могла поклясться, что мыслями и сердцем он был не здесь. Годы, проведенные в статусе королевы, научили ее читать людей, и менестрель выглядел так, будто предпочел бы быть где-то еще. Или с кем-то еще, подумала она, заметив, как бард время от времени бросает взгляды на Ведьмака. Совершенно незаметные, если специально не вглядываться. Калантэ оглянулась на седовласого Охотника: застывшие плечи, напряженная поза и убийственный взгляд, который появлялся каждый раз, когда какой-нибудь дворянин наклонялся слишком близко к барду, а сам Лютик смеялся над чьей-то шуткой, говорили сами за себя. Все встало на места. Беру слова назад. Я, черт возьми, люблю эти пиршества, подумала она с ухмылкой на лице. - Знаешь, он не выглядит так, будто наслаждается происходящим, - сказала она небрежно, проводя пальцем по краю кубка. - О ком вы? Геральт фыркнул. - Твой бард, - добавила она, кивая в сторону Лютика, который сделал шаг назад, когда один из самых смелых дворян предпринял попытку вторжения в его личное пространство. - Он не мой бард. Она практически чувствовала, как Ведьмак поник рядом с ней. - Ой, прости. Я думала, что вы друзья. - Мы. Друзья. Сквозь зубы выдавил Геральт. Все выглядело так, будто ему было больно признавать этот факт. Боги, почему мужчины такие идиоты? Неужели ей действительно нужно ударить Ведьмака по голове своим кубком, чтобы та начала работать? С другой стороны, наблюдать за раздосадованным Охотником было чертовски забавно. Так весело ей не было годами. - Ну, тогда, разве ты не обязан помочь ему избавиться от этих дураков? Как друг, - заметила Калантэ. - Могу поспорить, он будет вечно благодарен, если ты придешь ему на помощь. В течение секунды кажется, что Ведьмак сражается сам с собой, но уже спустя мгновение он с фирменным раздражением отталкивается от колонны и решительно направляется к Лютику. Дворяне, увидев, что возвышающийся Ведьмак направляется к ним, немедленно рассеялись, напоследок заинтересованно посмотрев на барда. Но, столкнувшись с Охотничьим взглядом, способным превратить гарпию в камень, мгновенно растворились в толпе. Увидев Ведьмака, менестрель расплылся в широкой улыбке и сразу же начал болтать обо всем подряд. Геральт же принял максимально сварливый и угрюмый вид, но Королева видела, как напряжение уходило из его позы и взгляд смягчался, когда бард не смотрел. Дурак. «Чертовы мужики.» — пробормотала Калантэ. «Только для одного и хороши». ii. Одинокий оборотень Оборотень прочесывал лес. Он был настороже, его уши прислушивались к малейшему звуку, его глаза сканировали подлесок даже на самые крошечные движения. Он знал, что сегодня вечером в его лесу бродит Опасный, источающий запах серебра, металла и яда, который висел на участках земли, где чужак останавливался. Оборотень знал, что Опасный ищет его. Но это не значит, что он не будет охотиться сегодня вечером. Он был хищником, монстром, и сильнее, чем его страх перед опасным человеком, была лишь жажда плоти. Ничто не может быть так вкусно на языке. Ни кролик, ни лань, ни, конечно же, крыса. Его голова дернулась вправо, когда он услышал голос, эхом разносящийся по лесу. Кто-то пел. Оборотень вздохнул от волнения. Человек! Он будет пировать сегодня вечером. Быстро, но все же стараясь не шуметь, он пробирался сквозь густой кустарник, пока не достиг края поляны, откуда исходили сладкие звуки. Мужчина сидел у костра, все время возясь с лютней, пока напевал свою песню. Он был маленьким и хрупким, таким молодым. Казалось, что сама Судьба привела идеальную добычу в его лапы. Человек пах так восхитительно, мили и мили безупречной кожи, чтобы он мог вонзить зубы, поймать, разорвать и пировать. Слюни от волнения уже стекали по клыкам. Но затем в нос оборотня закрался другой запах, и все волнение внезапно прекратилось. Под запахом восхитительной плоти была отчетливая нота Опасного, настолько смешанного со Сладким, что это уже было частью его самого. Это пара Опасного, кричали ему инстинкты. Запах не оставил другого варианта. Оборотень сделал несколько шагов назад, все глубже погружаясь в тень. О, как ему хотелось погрузить зубы в эту нежную-нежную шею, но он не мог. Опасный придет за ним, он будет охотиться за оборотнем до самого края света и дальше, если он посмеет тронуть его пару. Разум оборотня захватили инстинкты и они же кричали, что нужно уходить, пока Опасный не вернулся, чтобы защитить свою пару. Зверь не мог не признать, что выбор Опасного был хорош, но Человек не стоил риска, не стоил, чтобы платить такую цену. Медленно, оборотень все глубже и глубже возвращался в лес, но его взгляд не покидал спутника Опасного. Возможно, он не сможет напасть, разорвать, пировать, но он все еще мог пожирать его глазами, представить себе сладкую теплую кровь ... Оборотень никогда не увидит приближающегося меча, отделяющего его голову от тела. iii. Йеннифер В своей волшебно расставленной палатке Йеннифер сидела перед зеркалом и смотрела на нее. Волосы, черные, как ночь, такие блестящие и пышные, что блестели под свечами, обрамляли нежное лицо с высокими скулами, выразительными фиалковыми глазами и красными губами. Лицо, за которое умерли бы многие мужчины - и в некоторых случаях действительно умирали. Многие влюблялись в нее, даже Геральт, могучий Ведьмак. Йеннифер не знала, что она чувствует к этому человеку, но он был для нее значимее, чем кто-либо еще, кого она встречала раньше. Она не просто хотела использовать его, отказаться от него после одной ночи, как было с другими. Он был для нее чем-то, и от этого лишь больнее осознавать, что Геральт больше не чувствует к ней того же. Что-то изменилось с момента их последней встречи. Между ними все еще было что-то, но оно стало приглушенным, тлело, как последний угасающий огонек. В конце концов, она была хорошо образованна и неглупа. Она заметила, что его взгляду не хватало обычного тепла и похоти, когда они были вдвоем, заметила, как его взгляд теперь держался на ее лице, никогда не спускаясь по ее груди или глубже. Она заметила, как он пришел к ней только потому, что к настоящему времени это был укоренившийся ритуал, а не из-за жгучего желания, которое двигало им раньше. Геральт, возможно, не подозревал обо всем этом, будучи эмоциональным болваном, но для Йеннифер было очевидным, на чем сейчас сосредоточились его чувства. Вернее, на ком. Она не воспринимала Лютика как человека, который мог бы определенным образом привлечь внимание Геральта. Но, когда Йеннифер увидела это впервые, кусочки сошлись, и она больше не могла этого не замечать. На ее памяти не было другого существа, на чью защиту Ведьмак тратил бы все силы (особенно, если ему за это не платили), кого не позволял уязвить, обидеть, о ком заботился, как о самой драгоценной вещи в мире. Никого, кто заставлял бы Белого Волка улыбаться и фыркать от удовольствия. И Йеннифер замечала, как глаза барда загорались каждый раз, когда он совершал такой подвиг. Замечала, как его глаза всегда следили за каждым шагом Геральта, когда Ведьмак не знал об этом, она замечала, как, всего на долю секунды, Лютик выглядел полностью потрясенным и убитым каждое утро, когда Охотник выходил из ее палатки. Однажды и сам Ведьмак заметит это, даже если ему понадобится чуть больше времени. Йеннифер была гордой женщиной, слишком гордой, чтобы быть оставленной. Но и недостаточно эгоистичной, чтобы держать Геральта при себе, чтобы успокоить свои собственные чувства и удержать его от другого. Этой ночью она ему отказала. - Почему? - хотел знать Геральт. В его голосе не было ни малейшей обиды, словно он неосознанно хотел подтвердить ее подозрения. Просто уточнить. - О, Геральт, - прошептала она и обхватила ладонью его щеку. Нет искры, нет электричества, только тепло. - Назови это женской интуицией, колдовством или судьбой, но то, что у нас было, пошло своим чередом. Я видела это. - Она отпустила его. - Вас ждет будущее, частью которого я не могу стать. - Если ты этого хочешь, - ответил Геральт. - Хочу, - сказала Йеннифер, не оборачиваясь. Она не хотела, чтобы Геральт видел боль на ее лице. - Пожалуйста, иди сейчас. Ответа не было, но взмах шатра подсказал ей, что Геральт уже последовал ее желанию. Как будто внезапно лишившись всех своих способностей, Йеннифер опустилась на кровать. Освободить Геральта было правильным решением, но это не означало, что ей не больно. Она позволит себе быть слабой только на одну ночь, горевать о чем-то, что могло получиться в другом мире, но завтра снова станет сильной. На следующий день Лютик будет намного счастливее, чем во все предыдущие недели. И, даже если это до сих пор немного больно, Йеннифер не сможет не улыбнуться. iv. Лютик - Это просто отвратительно, - пожаловался Лютик, пока тащился за Геральтом. - Разве ты не мог дождаться, чтобы убить гарпию, когда она не будет стоять прямо передо мной? Теперь мои портки в крови и кишках. Геральт вздохнул. Лютик знал его достаточно хорошо, чтобы перевести неописуемые звуки Ведьмака в настоящую речь. Это означало: «Почему я не позволил этой гарпии разорвать его? По крайней мере, я бы получил несколько драгоценных минут молчания». Лютик был очень горд своим умением переводить хрюканье Ведьмаков - или, ну, Геральта, потому что, на самом деле, он знает не так уж и много Ведьмаков. Возможно, парочку. Честно говоря, он знал только Геральта, но это уже больше, чем у большинства людей, поэтому бард мог собой гордиться. - В любом случае, спасибо. Я слишком хорош, чтобы быть выпотрошенным, - заявил Лютик. - Сомневаюсь, что мой внутренний вид так же привлекателен, как этот. - Он указал на все свое тело. Геральт только закатил глаза. - У нашего лагеря есть ручей, - сказал он. - Можешь почиститься там. - Но, Геральт, это, по крайней мере, полчаса ходьбы, - заскулил Лютик. - Все больше причин для тебя, чтобы ускориться, - ответил Геральт, и он был безжалостен, увеличивая темп. Ну, если он собрался разозлить Лютика, то бард разозлит Ведьмака первым. Он как раз работал над новой балладой... - Ты помнишь тот последний контракт, который взял? - прошептал Лютик. - Та баронесса, которая пыталась вернуть свою великую любовь из мертвых, пожертвовав всей деревней. Признаюсь, это не так уж хорошо для деревни, но ее мотивация - отличный исходный материал для такого поэта, как я. Думаю, что у меня есть правильная песня для этого. Трагическая история любви, которая заканчивается печалью и отчаянием, - сказал он и начал напевать мелодию, которую имел в виду: "Пусть солнце сияет, а море шумит, Но милый не рядом — и сердце болит. Сражались мы с ним против мира всего, Богов победили, титанов-врагов, Смеялись, рыдали, сходясь-расходясь, Лишь ему удалось меня сильной держать. Как взглядом пройду по пустынной дороге, Так шепчет мне ветер о том злобном роке. О вещах, что должны мы, и что не должны, О вещах, что могли мы, но все ж не смогли. Прижимаюсь к стене, едва прямо стою, Обо всем, но притом ни о чем я скорблю. Схвачу тебя за руку, взгляд уловлю: Лишь дымка спадет, и в лицо я смотрю... Почувствую кожу, коснусь твоих губ — Ах, милый, скорее меня приголубь! Надеюсь, ты знаешь, возлюбленный мой: Мой мир возведён и разрушен тобой." Мелодия была все еще грубой по краям, были некоторые слоги, которые он должен был переделать, чтобы сгладить ритм, но Лютик думал, что его слова прекрасно отражают всепоглощающую любовь между баронессой и ее любовником, одержимость и тоску. Тоску, которая так коварно превратила женщину, которая когда-то заботилась о своих людях, в монстра, которого Геральт должен был убить. Мелодия несла в себе грусть и горе, которые превратили сердце баронессы в камень, и бард был уверен, что даже самые черствые и грубые слушатели пустят слезу, столкнувшись с эмоциями, такими чистыми и глубокими. Лютик так увлекся размышлениями о своем мастерстве, что упустил момент, когда Геральт внезапно перестал идти и обернулся. - Тьфу ты! - выскочило из Лютика, когда он столкнулся с очень широкой и очень твердой грудью Геральта. - В следующий раз предупреждай, когда вдруг решишь прекратить движение. Я мог бы навредить себе! Что, если бы одна из тех бутылочек с зельем, которые ты держишь на себе, сломалась и превратила меня в жабу или что-то в этом роде? Ты не можешь лишить дам этого прекрасного лица ... Лютик замолчал, потому что Геральт его не слушал. На самом деле, это не было странно, потому что Ведьмак игнорировал его большую часть времени. Но то, как Охотник смотрел на него, приводило барда в замешательство. Обычно у Геральта для него было только два взгляда: иррациональное раздражение (в основном, когда Ведьмаку понадобилось спасти его после того, как Лютик совершенно случайно наткнулся на логово того монстра, которого они искали) или снисходительное раздражение (когда Лютик споткнулся о корень, камень, его ноги или еще что-нибудь, обо что человек может споткнуться). Вообще Охотник всегда смотрел на него с раздражением, но у того было достаточно много оттенков, так что Лютик не сильно обижался. Но прямо сейчас эти желтые глаза практически пронзили его своей силой. Бард мог написать несколько сонетов об этих глазах (Но он не сделает этого, потому что Геральт убьет его… на этот раз по-настоящему), но в этот момент они смотрели на него так, словно Лютик был самой большой загадкой, которую Ведьмаку нужно было разгадать. Там была растерянность, неуверенность и еще что-то, происхождение чего он не мог понять. Если бы это был кто-то другой, он бы назвал это желанием, но это был Геральт, и единственное желание, которое он испытывал по отношению к Лютику, было желание остаться в одиночестве. - Что-то случилось, большой парень? - все-таки пошутил бард, хотя даже в собственной голове это звучало слабо. - Ничего, - ответил Геральт со всей привычной уже грубостью. Затем он просто обернулся и продолжил идти. Но Лютика было не одурачить. Его охотничий инстинкт проснулся (Вопреки всему, что говорил Геральт, бард обладал и здравым смыслом и другими чувствами): с Ведьмаком что-то происходит, и он узнает - что. Из этого получится отличная баллада! v. Цири - Твои отцы, конечно, необычная пара, - сказал голос рядом с Цири. Она обернулась и увидела стоящую рядом крестьянку с корзинкой капусты, которую она, вероятно, намеревалась продать на рынке. Взгляд женщины был прикован к Геральту и Лютику, которые спорили о чем-то возле рыночного прилавка, где продавались продукты питания. Цири была почти уверена, что Лютик хотел чего-то непомерно дорогого, чтобы приправить свою «ужасную диету неопознаваемым месивом, не имеющим вкуса», в то время как Охотник просто хотел купить самый дешевый вариант. Торговец за прилавком метался между желанием наорать на обоих и страхом перед Ведьмаком. Тем временем Цири стояла здесь, на краю рынка, присматривая за лошадью, недавно купленной для Лютика, по кличке Сибилла (Потому что, согласно барду, у нее было то же лицо, что и у баронессы, чью балладу он исполнял недавно) - Они не мои настоящие родители, - отметила Цири. Это может звучать неблагодарно, но когда-то у нее были родители, которые ее любили, и она была в долгу перед ними. - Конечно нет, дорогуша, - засмеялась женщина. - В конце концов, все знают, откуда берутся дети. - Жар поднялся к щекам Цири. - Но они заботятся о тебе, не так ли? И они, безусловно, ведут себя как семейная пара. Они обе оглянулись на Геральта и Лютика. Ведьмак выглядел так, будто собирался задушить барда голыми руками, а Лютик просто самодовольно улыбался, пока вручал торговцу довольно большую сумму денег. Он, вероятно, снова использовал Цири в качестве аргумента: большая комната в гостинице? Подумай о девочке, Геральт. Разводить огонь, даже если не очень-то и холодно? Подумай о Цири, Геральт. Платить смешную сумму денег за лучшую еду? Но как насчет ребенка, Геральт. Они всегда ссорились и спорили по мелочам. В большинстве своем, конечно, спорил Лютик. Геральт же просто издавал странные звуки, которые - по крайней мере, согласно Лютику - были полным возражением тому, что он говорил. Со стороны могло показаться, что они терпеть друг друга не могут. Но Геральт всегда рисковал своей жизнью, чтобы спасти барда от монстров, или менестрель лез в драку с любым, кто осмелится оскорбить Ведьмака, даже если сам Лютик выглядит, как "утопающий котенок" (Слова Геральта). Они заботились друг о друге. Это стало очевидным для Цири уже через несколько дней в присутствии обоих мужчин. И, пусть в глазах мира она еще ребенок (хоть этот самый мир уже давно лишил ее всякой детской радости, с тех пор как она сбежала из своего горящего дома), но даже она могла видеть, что оба мужчины чувствовали - хотели - Больше. Это казалось очевидным. - Да, конечно, - согласилась она. - Ах, они напоминают мне нас с Роланде, - вздохнула женщина с нежным воспоминанием. - У нас было так много страсти. Даже после десятилетий брака. - Что с ним случилось? - Спросила Цири, заметив, что женщина говорила о муже в прошедшем времени. - Утопцы забрали его, - ответила женщина. - Те же самые, которых убил твой Ведьмак. Мэр уже заплатил ему за это, но передай мою благодарность ему, дорогуша? Нам никогда не хватит благодарности для таких людей, как он. - Сказала она, уходя по тропинке, снова оставляя Цири наедине с лошадью. + Геральт Геральт был в настроении. И, как почти всегда в последнее время, причина его настроения стояла всего в нескольких метрах, прислонившись к деревянной балке, его рубашка была неприлично расстегнута, а глаза блестели от уже имеющегося у него пива. Местный сельский парень болтал с ним, и, судя по тому, как Лютик смеялся и позволял ему совершенно лишние (по мнению Ведьмака) прикосновения, деревенщина ему очень даже нравился. Что-то горячее стучало в животе, эль противно оседал на языке. Геральту пришлось подавить навязчивое желание просто пойти туда и выбросить мальчика (он выглядел так, словно едва мог отрастить бороду, почему бард предпочел его настоящему мужчине?) через одно из окон таверны, но он этого не сделал. Хотя бы потому, что Лютик расстроится, узнав, сколько будет стоить замена. Парень не был достоин Лютика. Никто не был. Мысли Ведьмака становились все мрачнее и мрачнее. Он думал об этом уже пару часов, когда рука мальчика упала на бедро барда и больше не уходила. Резко поднявшись, Геральт шагнул к парочке. Увидев разгневанную фигуру Ведьмака, решительно приближающуюся к ним, глаза паренька расширились от страха. Он отпустил Лютика и выбежал из комнаты, чем вызвал удовлетворение Охотника. Но этого было недостаточно. Кто-то другой мог прийти и попытаться завладеть Лютиком, поэтому Геральт схватил барда за руки и принялся тащить его вверх по лестнице, пока они не оказались в каморке, которую снимали. К счастью, Цири была с Йеннифер, поэтому комната была пуста. - Почему ты постоянно все портишь? - заскулил бард, когда за ними закрылась дверь. - Этот вечер мог так хорошо закончиться, если бы его член за… - Заткнись! - прорычал Геральт, а потом, когда самоконтроль полетел к чертям, прижался губами к Лютику, просто чтобы заткнуть его. По крайней мере, так он уверял самого себя. - Наконец-то, - улыбнулся Лютик, когда Геральт оторвался от него. Его щеки покраснели, волосы растрепались, а глаза были полны тепла и желания. Это был хороший вид, и грудь Геральта наполнилась гордостью, зная, что он был причиной этого. - Я думал, ты никогда не поцелуешь меня. И, чтобы опровергнуть это утверждение, Геральт поцеловал его снова. End.