***
Кэт выёбывает ему мозг. — Нужно с этим что-то делать. — Пригласить к семейному психологу? Обсудить за чашечкой чая наш кризис? — хмуро интересуется Данте, закручивая кусок пиццы в трубочку, чтобы так же мрачно прожевать и проглотить, не чувствуя вкуса. — Данте. Кэт смотрит на него то ли с возмущением, то ли с снисхождением. То ли с жалостью? Ну да, один родственник в живых — и тот сучара. Так, теперь слово на «а». Данте бы шутил и дальше, рассыпая свои остроты как конфетти, да только предчувствие катастрофы царапает ему загривок и вытряхивает из собственного кожаного мешка. Вергилия надо разыскать, пока он не наворотил невесть чего. Революционер хренов. — Возможно, надо с ним поговорить, — осторожно говорит Кэт, пододвигая к нему кружку с кофе, а вместе с ней и продвигая свою мысль. — Он ведь... Она сама спотыкается на этой фразе. Морщится, чувствуя дыру во всём этом. Сама ведь напоролась на острый угол чужого предательства. — ...всё ещё твой брат. Видал Данте такие прогулки по его воспалённому сознанию. Будто бы сам не знает, что испытал какую-то извращённую радость, увидев Вергилия. Живого. Неужели так сложно было поехать куда-нибудь, где мозги проветривают от дичи, а не теряют? — Я зарекся связываться с этим мудаком, — отрезает Данте. И не пиздит. — Поэтому ты его остановишь? — в голосе Кэт то ли надежда такая хреновая да просроченная, то ли сомнение. Свежевыкопанное, с глазами-пустотами и адскими вихрами чужой прически. Данте может угорать сколько угодно, но его пробрало до костей. Да что за дерьмо. — Поэтому я его спасу. А потом убью. Или наоборот, — Данте дурашливо кривится, врубает всё своё пиздливое обаяние, под ним же хороня вопящие сирены. — Я, знаешь ли, ещё не разобрался.Часть 1
6 января 2020 г., 21:40
Не то чтобы он ждёт, что в следующую встречу Вергилий хоть немного перестанет быть мудаком, но.
То, что младший брат перестанет быть собой вообще, — просто апогей дантевого охуевания. Потому что выползшая тварь из ада с лицом его брата — точно не Вергилий.
Равнодушие его взгляда вспарывает Данте от шеи до паха, вытаскивая все внутренности, чтобы намотать на свой кулак под эту дебильную усмешку, что так его бесит.
— Брат, ты сильно изменился за лето, — криво шутит Данте, призывая клинок. Тот отзывается мягкой вибрацией в позвоночнике, прежде чем верно ложится в руку.
Не ему уж от вида Вергилия в штаны срать — не после внесения коррективов в его пафосный шмот. И в анатомию, если уж на то пошло.
Ткань пальто всё так же топорщится разорванными краями. Данте почти (не) интересно, остался ли шрам? Или нанесённая им рана так и не зажила?
Как бы то ни было, если эта версия его брата два-точка-я-пришёл-устанавливать-мировой-порядок-ноль снова начнёт выёбываться, Данте без всяких угрызений пропишет ему ещё раз. Что там на очереди? Глаз?
— Данте, — Вергилий его имя тянет, словно пробуя на вкус, как когда-то в Ордене. Голос у него проседает, бухается в самое дно, и Данте не уверен, что вот-вот не постучат с обратной стороны.
С ним точно говорит не его братишка-в-котелке посреди руин очередного района того, что стал представлять собой свалившийся в реальность Лимбо-сити. И никакого снега для полноты ущербности картины.
— Не знаю, чем ты там накачался, бро, но я точно не такой подарок к Рождеству просил, — Данте дурачится и язвит, внутри утрамбовывая паршивое чувство.
Не испытываемое со времён свержения Мундуса.
Вергилий его самую малость пугает. И дело не в этой пафосной ауре тьмы, которая априори присуща всякому тёмному властелину нихуя, а в пустоте его глаз. Буквально.
Вергилий на него смотрит, как на кусок жвачки, прилипший к полам пальто. Трещину в асфальте, коих много появилось, когда это всё великолепие вывалилось из адского портала.
— Ты много болтаешь, — замечает Вергилий, складывая руки на катане.
— От тебя понабрался, только пизжу меньше и лапшу не вешаю, — огрызается Данте, и восторг грядущей драки прошибает его охуительной дрожью.
Но Вергилий не толкает пафосную речь. Не идёт бить ему морду.
Он оказывается рядом — слишком быстро — и темнота его силы блокирует Данте дыхательный центр.
— Да ебанный ты ж нахуй! — выдаёт он речитативом, едва не сталкиваясь с мудаком носами.
Вергилий голову склоняет. Не мягко, как делал раньше. А так, словно у него шея ломается. И улыбается так хуево, что Данте даже не тянет пошутить, дабы вновь оказаться в зоне своего комфорта.
— Я не настроен сегодня тебя убивать, брат, — Вергилий почти урчит. Звучит это так себе. Словно наждачкой проезжается по стёклам. Или дантевым нервам.
Иначе он сам себе объяснить не может, почему до сих пор не вогнал ему меч в грудь.
Сила Вергилия его зачаровывает, как мотылька — свет. Этого нахватался его непутёвый брат, послушно провалившись в преисподнюю, куда его и послали?
Знал бы Данте.
— А когда мне можно будет влезть в твой плотный график? — наконец он Вергилию в лицо рычит, разливаясь едкой щёлочью. И выдыхая пары собственного бешенства, не давая себе прочувствовать, что если и было в брате что-то человеческое, то подохло оно там, в таких анаэробных условиях.
Вергилий смотрит так, будто его вот-вот по стеклу размажет одним пальцем.
— Поверь, для тебя я выделю много времени, — обещает он, а затем, ну точно, смотрит на белёсый ёжик его волос. — Посмотри-ка. Мы теперь ещё более похожи.
Данте набирает в грудь побольше воздуха, да только Вергилий исчезает прямо так как был. Тая в клубящейся вокруг него тьме и туманным обещанием скорой встречи.
Мрак забивается Данте в нос и рот, лезет в уши, оседая чем-то прогорклым. Демоническим дерьмом, блять.
— Да иди ты нахер! — рявкает вслед и оглядывается вокруг. Вдалеке различимо чавканье выползших тварей.
Самое время.