amortentia.

— Эй, Пак! — Чанёль нервно оглядывается, услышав чужой окрик. В подобных ситуациях (которые повторяются слишком часто для собственного душевного спокойствия) он даже, откровенно говоря, радуется, что родился метаморфом и способен сам менять внешность. Правда, обычно он ограничивается только причёской — всё же, к собственному лицу он привык и менять его не особо хочется. Но с течением времени почему-то всё чаще думается, что нужно начинать менять и черты лица, чтобы его не так просто было узнать в толпе учеников в одинаковой одежде. Хотя, кажется, от наглого студента факультета Слизерин его не спасёт даже это. Вот и сейчас Бён Бэкхён посылает ему шутливые воздушные поцелуйчики и пристально разглядывает розовую макушку, стоя на пару лестничных пролётов выше. Какие-то девчонки откровенно и без малейшей попытки затаиться просто завидуют, кидая на Пака хмурые взгляды, а Чанёль недовольно морщит нос — тут и завидовать нечему, раздражающий Бён его просто ненавидит и специально издевается. Чего стоит только идиотская дуэль между ними на втором курсе. Сейчас, в начале шестого, об этом даже вспоминать стыдно — в итоге всё тогда закончилось донельзя маггловской потасовкой на полу. После драки было очень стыдно перед профессором Макгонагалл, которой пришлось разнять их с помощью безболезненного, но обидного заклинания — их тогда просто повесили в воздух за шиворот, а все вокруг смеялись над тем, как мальчики забавно машут руками и ногами друг на друга. А теперь это наглое, но повзрослевшее и красивое лицо виднеется чуть выше, в окружении верных друзей, которые ржут над шутками кривляющегося Бэкхёна, как последние кретины. Может, сам парень и неплохой, хотя Чанёль его близко не особо знает. Кажется неплохим, по крайней мере. Но он учится среди этих противных идиотов на Слизерине, и это уже заставляет заочно составить впечатление о нём. И оно не особо позитивное, если честно. А с тех пор, как в конце пятого курса Бён начал эту глупую клоунаду с откровенным флиртом (хотя, кажется, она началась ещё курсе на третьем, когда Бэкхён, не особо успешный в трансфигурации до этого, действительно чудом наколдовал из листка пергамента довольно красивую розу и затем торжественно вручил её Чанёлю, испортив всё фразой «Это тебе, котёнок», а затем получив по красивому лицу кулаком), учиться стало невозможно. Пак даже перед шестым курсом готов был наплевать на своё будущее и мечту работать целителем в больнице, лишь бы выбрать для изучения те предметы, на которых он точно не будет пересекаться с Бэкхёном. Правда, мама вовремя настучала по голове и буквально заставила Чанёля пойти на злосчастное зельеварение, которое необходимо для будущей профессии. И всё портило только вечно довольное лицо сидящего напротив парня, который в этом самом зельеварении души не чаял и был даже успешнее Чанёля. Чанёль никогда не задавался вопросом, кем в будущем хочет стать Бэкхён (да и спрашивать было бы крайне стыдно — Паку не должно быть дела до парня с этого мерзкого факультета), ему было достаточно только знать, что чёртов слизеринец дважды в неделю сидит напротив него три часа подряд. Ситуацию омрачало и то, что они оба старосты и вынуждены контактировать ещё и в этом плане, периодически встречаясь на собраниях. А сколько раз Бён предлагал вместе сходить в ванную старост — просто не сосчитать. — Пак, я готов для тебя любовное зелье сварить, это большая жертва, цени, не каждый такой чести удостаивается, — снова весело доносится сверху, а зависший было Чанёль поправляет сумку на плече и шагает на ступеньку вниз. Но слух цепляет какие-то отрывки беседы слизеринцев. — Бэкхён, сдался тебе этот полукровка, ещё и с Пуффендуя? Если тебе принципиально нужен именно парень, приглядись к Сехуну, того хотя бы не стыдно будет с семьёй познакомить, — какой-то друг Бэкхёна заливисто смеётся над собственной шуткой, а Чанёль на секунду замирает в ожидании ответа. Что-то в душе позволяет надеяться, что Бён его защитит, поэтому парень вслушивается. Но ответа Бэкхёна он не дожидается. Тот только что-то неразборчиво фыркает и смеётся, пусть и не так громко, как его друзья, кажется, но даже не пытается сказать хотя бы что-нибудь в защиту Чанёля. «Так, ладно, зато теперь ты точно знаешь, что ему на самом деле плевать». Становится даже немного спокойнее, хоть и чуточку обидно, но зато больше не придётся ломать голову, думая всерьёз это Бён всё делает или нет. Чанёль кидает быстрый взгляд на часы на стене коридора и прибавляет шаг. Как бы ни хотелось прогулять зелья, чтобы не видеть Бэкхёна, но профессор ему голову оторвёт за пропуск занятия.

***

После окончания зельеварения хочется только облегчённо выдохнуть — профессор выжимает все соки из тех, кто решился взять его предмет на изучение. Мало того, что попасть на курс в этом году в принципе смогли только самые лучшие, так ещё и на практических занятиях дают на приготовление такие зелья, что за несколько часов теряются, кажется, сотни нервных клеток. Бён всё занятие сидел на удивление мрачный — казалось бы, любимый предмет, где он только успевает каждый раз получать похвалу от обычно строгого и жадного на комплименты преподавателя, так ещё и любимая жертва сидит напротив. «Видимо, даже для него задание оказалось сложным», — пронеслось в голове Чанёля, когда он случайно кинул во время занятия взгляд на Бэкхёна, сосредоточенно хмурящегося так сильно, что между бровями залегла глубокая складка. Парень буравил взглядом страницу учебника, иногда переводя глаза на собственный котёл, и о чём-то упорно думал. А потом вдруг почти незаметно вздрогнул, будто почувствовав чужой взгляд, и посмотрел на Чанёля, который тут же уставился в собственный учебник. Странно, но Бён ничего не сказал, хотя обычно не упускал возможности прицепиться к Чанёлю на занятии, отчего страдал обычно сам Пак — его низкий голос профессора явно слышали лучше, чем тихий голос Бэкхёна, и подзатыльники прилетали только ему. Когда, наконец, разрешают собраться и уйти из подземелья, Чанёль вдруг отшатывается в проходе — кто-то его ощутимо толкает в плечо, проносясь мимо. Это оказывается Бэкхён, и остаётся только догадываться, в чём причина его отвратительного настроения сегодня. Впрочем, ответ парень слышит буквально через пару минут — когда поднимается в башню и замечает за колонной в коридоре мрачного Бэкхёна, что-то с недовольством рассказывающего одному из друзей. — … я из-за этого письма даже на зелья опоздал. А потом всё занятие не соображал, потому что не мог сосредоточиться, и впервые за несколько лет не выполнил задание. Профессор на меня смотрел так, будто я не оправдал все надежды его жизни, позор какой-то. В общем, мамины новости были очень не вовремя. — Да ладно тебе, она же красотка, мы как-то виделись на ужине у каких-то друзей семьи. И происхождения очень даже благородного. — Меня происхождение девушки, которая мне не нравится, волнует в последнюю очередь сейчас, — уже чуть ли не рычит Бён, до сих пор не замечая притаившегося неподалёку Чанёля. — Мама уже чуть ли не свадьбу нашу распланировала, но идти к ней и её родителям на каникулах мне совсем не хочется. Чанёль вдруг задевает локтем какую-то слишком лёгкую статую (боже, кто такие ставит в коридорах?), отчего та едва ли не падает. Палочка весьма быстро взлетает вверх, а заклинание произносится тихо-тихо, и дальше небольшого шума дело не заходит. Но, кажется, Бэкхён слышит — он вдруг замолкает, а затем говорит: — Ладно, идём. Ещё кучу домашнего задания делать, — и слышатся удаляющиеся шаги. А Чанёль только тогда позволяет себе выдохнуть и благоразумно сделать шаг в сторону от статуи. Было бы крайне глупо и неловко попасться на подслушивании чужого разговора, тем более, Бэкхёна. Потом до самого окончания школы от позора бы не отмылся.