Всё тайное...

*** Мерлин слишком далеко стоит. Слишком далеко, чтобы попытаться защитить лежащего на земле Артура собой. И тогда он отдает жизнь своему принцу по-другому: вкладывает ее в ладони Артура — поднимая руку, громко произнося заклинание. Теперь уже не надо таиться, теперь — в первый и, наверное, последний раз — он может быть собой так свободно. Охваченное пламенем, чудовище с ревом падает к ногам Артура и сгорает в магическом огне за считаные секунды. Мерлин не знает, что это был за зверь. Ему, в общем-то, все равно. Он просто перебирает в памяти изображения разных волшебных существ, виденных в книгах Гаюса, только бы не думать о том, что сейчас произойдет. Только бы застопорить мгновение. Под ногами колышется глубокая пропасть, и, чтобы сорваться в нее, нужно только одно. Одно-единственное слово. — Мерлин. Голос Артура не разъяренный, не потрясенный. Он пустой, и эта пустота бьет наотмашь, заставляет все-таки вскинуть голову, до боли в глазах всматриваться в строгое, заострившееся лицо. — Ничего не хочешь сказать? Артур с трудом поднимается, сжимая рукой плечо. Рубашка у него мокрая от крови, а лицо — белое. И на этой белизне особенно выделяются наизнанку выворачивающие глаза. Мерлин цепенеет, словно его самого заколдовали. — Ты ранен, — сипит он, с трудом дыша вязким воздухом и не делая попытки приблизиться. — Мерлин, — одергивает его Артур, чуть повышая голос: он намерен получить правду. — Попытайся объяснить. Я жду. Мерлин цепляется за утекающую сквозь пальцы реальность и понимает, что все слова, которые он так тщательно подбирал и взвешивал, ночи напролет представляя этот момент, вылетели из головы. Он знает, что не сделал ничего дурного. Знает, что у него не было другого выбора. Но сейчас, под требовательным взглядом Артура, Мерлин чувствует только жгучий, мучительный стыд за все эти месяцы лжи, беспросветной, наслаивающейся на саму себя, петлёй затянувшейся на шее. — Я… я только, — облизывая пересохшие губы, бормочет он. Растерянно шарит взглядом по траве. Смотреть на Артура у него не хватает мужества, и эта унизительная трусость придавливает, как камнем. — Ради тебя. Я делал всё ради тебя. Он говорит — и сам себе не верит, хотя это правда. Терпеть обиды, позволять другим присваивать свои заслуги, оберегать любой ценой. Мерлин без раздумий отдал бы жизнь за Артура, но сейчас это кажется неважным. Доверие ломается, и обломки его сыплются в бездну. Не имеет значения, что с ним теперь будет. Если Артур сейчас откажется от него… это будет конец. Надвигающаяся тьма такая страшная, что Мерлин закрывает глаза. Горло его сжимается, и почти сразу глаза становятся влажными. Он не может сдержать этих слез отчаяния, раскаяния и одновременно — непонятного облегчения оттого, что ложь перестала скручиваться в пружину и наконец лопнула. Все закончилось, и Мерлин плачет, не вытирая мокрых щек и не открывая глаз. У него что-то болит внутри, болит так сильно, словно там была рана, с которой содрали запекшуюся корочку. По траве тихо шелестят шаги, но Мерлин не смотрит. Он готов к удару, готов к презрительному молчанию и стали в голосе. Не готов он только к одному. Одному-единственному слову. — Мерлин, — звучит совсем иначе. С упреком и грустной насмешкой. Он вдруг понимает, каким ничтожным видит сейчас его Артур, и прячет лицо в ладонях, дрожащими пальцами размазывая по щекам слезы, но его крепко берут за запястья, вынуждают опустить руки. — Я же говорил тебе, — со вздохом произносит Артур, и Мерлин, даже не глядя, видит, как он качает головой. — Никто не стоит твоих слез. Чем ты слушал? Вопрос такой мягкий и вместе с тем такой по-артуровски насмешливый, что Мерлин в изумлении распахивает глаза, будто рождаясь заново. — Артур…. Ты?.. — Да я знал, идиот. Я и так знал, — ухмыляется Артур почти привычно, хотя его нездоровая бледность никуда не делась. — Сначала догадывался… а потом увидел, как ты спровадил эту проклятую ящерицу, и сомнений уже как-то не осталось. Мерлин ушам своим не верит. Обоим своим немаленьким ушам. — Но ты же был без сознания! — Ага. И очнулся потом так вовремя, ну просто минута в минуту. За кого ты меня держишь? — с напускным неудовольствием спрашивает Артур. — Ты ничего не сказал, — тихо замечает Мерлин, чувствуя, как начинает гореть лицо. Артур странно смотрит на него, задумчиво поднимает руку и стирает с его щеки влажный след от слез. — Я хотел, чтобы ты сам признался. — Я тоже хотел. Клянусь, Артур, я… — Мерлин запинается, в голове снова гулко, как в пещере, но тяжесть исчезла. Он внезапно вскидывается, хмурясь: — Но если ты знал, то что это сейчас было?! Артур хмыкает и выглядит при этом как нашкодивший ребенок. — Должен же я был наказать тебя за все то вранье, которым ты меня кормил? И Мерлин, у которого все еще грохочет сердце, мысленно с ним соглашается: это меньшая плата. Тьма отступает, и он снова может дышать свободно. — И все-таки, волшебник или нет, а ты идиот, Мерлин, — вдруг говорит Артур, возвращая его с небес на землю. Язвительно спрашивает в ответ на удивленный взгляд: — Ты случайно ни о чем не забыл за своими душевными терзаниями? Мерлин, почти пьяный от какого-то сумасшедшего облегчения, совсем непохожего на то, недавнее, смотрит на него и замечает только грязный след на скуле, бисеринки пота на лбу и сухие губы в трещинках. Артур под этим осмотром раздражается, как всегда, когда он смущен, и рычит: — Я ранен, Мерлин! Видишь? Кровь, порванная рубашка, рука не шевелится и болит. Тебе это хоть о чем-то говорит, или у тебя с перепугу последние мозги отшибло? Мерлин понимает, что Артур недалек от истины. Он быстро и осторожно ощупывает его руку, а потом поднимает на принца смущенный взгляд и, решившись, спрашивает: — Ты позволишь? Артур устало машет здоровой рукой: — Я позволял тебе колдовать у меня под носом достаточно долго, так что чего уж там теперь… Давай. Должна же и от тебя быть какая-то польза? Все еще шмыгая носом, Мерлин смеется. Потом вспоминает нужное заклинание, сосредоточивается, выговаривает слова… Магия теплым сиянием растекается по коже, покалывает кончики пальцев, свободная и счастливая своей свободой. На мгновение подняв взгляд, Мерлин видит выражение почти детского изумления пополам с испугом на лице Артура, а потом принц еле заметно улыбается, и Мерлин понимает, что это никакой не конец. Это только начало.