Одиночка

Глаза я открыл с трудом, спать хотелось ужасно, но противный писк, что заполнял всю комнату, не давал ни шанса снова забыться в сладком сне. Так, по прошествии пары десятков секунд, я, кажется, начал раздражаться, поэтому, приподнимаясь на локти, кинул подушку в Тори. — Выключи уже будильник, — в ответ, девушка промычала что-то непонятное, но все же встала, отключая телефон и наконец избавляя меня от этих верещаний, коих она даже и не замечала. Тори встала с постели, что находилась в метре от моей, и сонно поплелась за дверь, прямиком в ванну. Я же глянул в окно, предвещая скорый дождь, иначе такие тучи объяснить не получается. Невольно поморщившись, я закутался в одеяло, решив проверить новости в телефоне, пока моя новая сожительница выполняет все нужный утренние процедуры. Проверять, к слову, было особо нечего, лишь пару сообщений от Эдда, что проснулся непривычно рано для него, да пару новых постов от людей, на которых я подписан, в общем, неудивительно — поспал я всего-ничего, часа четыре, возможно пять, но с сильной натяжкой, и лег бы я пораньше, но как это сделать, если каждый раз, девчушка, с которой я делю комнату, завлекает меня чем-то совершенно неинтересным и бессмысленным, на что можно было бы не обращать внимания, просто пропустить мимо ушей, но, черт возьми, я почему-то каждый раз ведусь, ложась под утро, когда глаза уже сами слипаются. Я усмехнулся, оглядывая пустую комнату, в которую через пару минут входит Тори, кажется уже более бодрая, но это лишь только кажется, приглядевшись, замечаешь ужасное недосыпание, за которое, похоже скоро нам обоим сделают выговор, начав забирать телефоны перед сном, будто мы маленькие дети. Вставая с постели, потянувшись и потерев глаза, теперь уже я выходил из комнаты, проходя чуть вперед и заходя в ванную. Все как обычно: умыться; почистить зубы; причесать волосы, дабы не выглядеть как пугало — ничего нового, все настолько обыденно, что кажется, уже тошнит. Но проблем с этой частью не возникает, как и с быстрым завтраком. Кофе с чем-нибудь из холодильника, возможно печенье, возможно йогурт, хотя по словам Эмбер: «кофе с йогуртом, какое-то извращение», но я не вижу в этом ничего зазорного. Проблемы начинаются, когда снова, поднимаясь на второй этаж, я заглядываю в шкаф, достаю школьную форму и начинаю собираться. От самой формы меня уже всего выворачивает, ведь ходил я всю жизнь в «что первое попадется», и, если раньше можно было спокойно уйти от посторонних глаз, не получая выговора, то сейчас сделать это не предоставляется возможности. Кажется, что каждая собака в округе смотрит на меня, стоит мне только пройти мимо. И даже если игнорировать эти, чересчур настойчивые взгляды, найдутся люди, что перейдут все границы, начиная чуть ли не тыкать пальцем и кричать. Всегда эти фразы похожи, и часто их говорят даже не дети. Вроде Лондон — город обширный, но ближе к окраине, и в школах, где такое зрелище в новинку, мальчик без руки, становится тем, на ком обязательно нужно задержать взгляд. Я их не виню, виноват здесь только я, но даже так никто и не старается делать это скрытно, пялясь как можно наглее. Не знаю, может они думают, что раз я без руки, то значит еще и слепой? Инвалидность, что теперь дала мне льготы во многие вузы, стала одним большим напоминанием о том дне, когда я, кажется, совершил штук десять различных ошибок, начиная от попытки спасти кого-то, вбегая в гущу пламени, и заканчивая самим походом в это место. Спасся я чудом — Том побежал следом за мной, вот только мыслил он более здраво, поэтому и смог выбраться с моей тушей под боком. Руку было уже не спасти, и решение ампутации было принято почти сразу, честно, мне еще повезло, что я отделался только одной конечностью и парой незначительных ожогов на лице. Оделся я все-таки не без помощи Тори. Я часто прошу ее помочь мне со многими вещами, с которыми сам справиться, пока что не в состоянии. Делать это ужасно неловко, и из-за этого я постоянно мнусь, на что часто получаю смешки. Мы спускаемся вниз, где нас уже ждет Мартин, выходим на улицу и садимся в машину. Дом, где мы живем, находится в маленьком районе, ограждённым лесом. Друг друга все здесь знают, а шумные мероприятия не проводятся уже лет сорок. До школы ехать минут тридцать, а то и сорок, я часто включаю музыку, вставляя наушник в одно ухо — нередко Мартин с Тори заводят какой-нибудь разговор, подключая еще и меня. Уже привычные, ворота школы встречают меня отнюдь не предвестием хорошего дня, но заходя внутрь я чувствую облегчение — на улице ужасный ветер, что немного непривычно для сентября. Пошарпанные стены, недовольные ученики, вечно на что-то злые учителя, уже кажутся чем-то по-своему родным, и я улыбаюсь, подходя к нужному мне кабинету, открываю дверь и здороваюсь с Эддом, что сидел за второй партой, на ряду ближнем к двери. Где-то вдалеке сидит Мелисса, которой досталось больше всех — от дома почти ничего не осталось и скрыть это, к удивлению, не получилось. Кажется, меня тоже должны были ругать, но когда Эмбер позвонили с больницы, и она все узнала, ни я не был в состоянии слушать ее после ампутации и анестезии, ни она не могла как-то на меня ругаться, сильно переживая и нервничая. Свадьбу и переезд, по понятным причинам пришлось перенести, и по истечению двух с лишним недель, когда меня выписали, неприятный разговор все же состоялся. Теперь я уж точно не собираюсь ходить в подобные места. Сейчас, мы с Эмбер будто поменялись местами, если раньше, она старалась добиться моего доверия, то теперь я показываю ей, что больше не намерен врать. Когда в кабинет зашли Том с Мэттом, звонок уже прозвенел, вроде их кто-то задержал, но вообще-то я не очень разобрал точную причину. Кстати, насчет Томаса — было бы чудом, вылезь он из огня совершенно невредимым, так у него тоже осталось некоторое количество ожогов на плече и шее. Смотря на это, я невольно виню себя, ведь если бы не мои ненормальные порывы, то он бы точно никуда не лез, но я ему очень благодарен — он буквально спас мне жизнь и теперь, мне кажется, я ему пожизненно обязан. Сейчас никто не поднимает эту тему, не имея желания ворошить прошлое, поэтому и я не собираюсь, спустя все это время, возвращаться к этому. Что не странно, мне пришлось уволиться с кафе где я работал, что, честно, было немного тяжело — за все это время я неплохо сблизился с парой тройкой людей оттуда, да и я точно буду скучать по приятным вечерним сменам, когда час-пик только закончился, и ты обслуживаешь последних трех клиентов. Есть в этом что-то особенное, что я еще долго буду вспоминать. Первый урок, второй. Моя рутина не то чтобы изменилась с начала одиннадцатого класса, благо у меня осталась именно правая рука и я, будучи правшой, все еще могу делать конспекты, дабы не провалиться на экзаменах. Хоть у меня и есть некоторые поблажки, никто меня не освобождал них. Периодически ловлю себя на мысли, что чувствую боль в руке, которой нет, но мне сказали, что это вроде как нормально, и фантомные боли будут еще не раз меня настигать. К концу дня все же пошел дождь, но зонт я собой не взял, поэтому до машины пришлось бежать. К слову, это уже было такси, у Мартина есть возможность только везти нас в школу, поэтому я бывало ходил пешком, что занимало час с лишним, а иногда заказывал, как сейчас такси, экономя время. Дом встречает меня пустотой, но пустота эта не гнетущая, скорее приятная, дающая возможность подумать и остаться наедине с собой, пока не вернулась Тори, а за ней и Эмбер с Мартином. Из прихожей попадаю в небольшой холл, откуда направо захожу в кухню, доставая из холодильника вчерашний обед. Макароны слиплись и не выглядели очень привлекательно, но выбора у меня особо не было. В общем, на вкус они были чуть лучше, чем на вид. В комнате, что я делю с Тори, есть некая символическая черта, которая разделяет мою и ее зоны. Главное правило не изменять ничего, что находится не на твоей зоне. Так можно с легкостью понять, что захламленная часть комнаты принадлежит именно мне. Хочется спать, но домашней работы, в связи с подготовкой к экзаменам, сейчас намного больше, и тянуть уж точно не в моих интересах. Еще немного повозился с одеждой и сажусь за стол. Следующие четыре, а то и больше часов я полностью посвящен заданиям. Когда стрелка уже подходит к семи, все уже дома сидят на кухне за совместным ужином. Дождь уже прекратился, оставляя за собой лишь легкую сырость. Приятное чувство наполняет все мое тело, и кажется это именно то, чего я хотел все это время. Пусть некие погрешности в виде инвалидности теперь навсегда со мной, я просто стараюсь не сильно на этом зацикливаться. В общем, я думаю, что все так и должно быть. Совершенно не примечательный день снова заканчивается ночными посиделками с Тори, в попытках не разбудить тех, кто спит за стенкой. Снова утро, и так день за днем, совершенно неинтересно и одинаково… …хотя возможно и не совсем все у меня однообразно. Примерно раз в неделю мне приходится ходить в больницу, когда к психологу, чтобы она полностью восстановила мое состояние после ампутации, когда к моему лечащему врачу, дабы он проверял состояние моей руки и говорил, что делать дальше. Дело в том, что когда человеку ампутируют руку запланировано, делается все так, чтобы потом можно было спокойно ее протезировать. Но так как в моем случае главным приоритетом было спасти мне жизнь, да и учитывая другие нюансы, докторам было особо не разгуляться. Чтобы сейчас подготовить мою руку к протезированию нужно предпринять еще не мало вещей, возможно даже вплоть до еще одной операции. Но мы сейчас не о том, и раз пока никаких дат не назначено, думать об этом я тоже не хочу. Так, сейчас, в какой-то четверг сентября, после школы, я беру такси не до дома, а до больницы. Иду до кабинета, и следующие тридцать минут провожу в беседах с психологом, а по окончании доктор лишь улыбается, желая мне приятного дня. Надеваю легкое пальто и выхожу на улицу. Сентябрь выдался холодным. Небо, к счастью, ясное, и я решаю идти пешком. Минут двадцать пять, если не буду нигде задерживаться. В наушниках спокойная мелодия, чувствую себя хорошо. — Привет, — меня трясут за плечо, но я, на удивление, не пугаюсь. Будто ждал, что кто-то, да подойдет, — ты с больницы? — Ага, — я торможу, поворачиваясь к Тому, — а ты чего здесь? Живешь же в другой стороне. — Мне срочно уже второй день нужны струны. — У тебя же есть нужный магазин возле дома? — наши голоса отдаются эхом на пустой улице. — Ага, и он уже неделю закрыт, причины не ясны, но вроде у владельца какие-то проблемы, — Том зевнул, потягиваясь, и сравнялся со мной. Догадаться, в какой именно из магазинов он идет было не сложно, таким образом разойтись мы должны минут через семь, — уже решил куда поступать будешь? — Я смотрел вперед, не в силах повернуть голову на Тома. Я в огромном долгу перед ним, и так как обсуждать это у нас под неким символическим запретом, я вечно чувствую себя неловко рядом с Томом. Я отдаю себе отчет, что буду вечно должен ему, но спросить, чем могу хоть на грамм оплатить, просто язык не поворачивается. — Вроде как, правда придется постараться. На переводчика не так уж легко поступить. — Не парься, поступишь, для тебя эта работа будет в самый раз, — Рассуждая логически, это и вправду один из наилучших вариантов. Имея при себе лишь одну руку, я все еще смогу заниматься фрилансом. А учитывая мои сравнительно неплохие знания двух языков, то все становится еще чуть легче. — Только вот учиться я уеду в Норвегию, — между нами повисло молчание, воздух вокруг нас будто стал тяжелее, учитывая, что я даже не понял, что именно такого я сказал, от чего Том нахмурился, — я хотел остаться здесь, но тетя сказала, что, учась в другой стране я получу больше опыта, — я постарался прервать эту нагнетающую тишину — идти, как-никак еще пару десятков метров. — Что ж, с этим сложно поспорить, — Томас выдохнул, и вроде успокоился. В какой-то момент я подумал, что мне лишь показались те резкие изменения настроения, так как я, так и не взглянул на него за все это время. Обсудив еще небольшое количество незначительных тем, мы подобрались к месту — полупустому, тихому перекрестку, где и разошлись. Мне в лицо подул неприятно-холодный поток ветра, от чего я поежился и зажмурил глаза. А обернувшись, чтобы посмотреть, как далеко успел уйти Том, я обнаружил, что он уже ловко юркнул за угол. Дом же уже давно не пустует, заполняясь различными звуками и запахами которые с каждым днем делают меня все более счастливым…

***

Полночь монотонно мурлычет у меня на коленях, пока я через пот и слезы, уже в пятый раз перечитываю абзац в учебнике по истории, стараясь понять хоть что-то. Конспектируя параграф одной рукой, я был бы рад гладить кота второй, но к моему несчастью у меня ее нет, поэтому через некоторое время, Полночь, так и не дождавшись ласки, спрыгивает с мои ног и гордой походкой выскальзывает из комнаты. Окно открыто совсем чуть-чуть, но как только мурашки пробегаются по моему телу, я подхожу и закрываю форточку, попутно глядя в окно, смотря на пару детей с этого района, кому холод кажется нипочем. Где-то вдалеке, я замечаю Тори, что через несколько мгновений скрывается за поворотом — несколько минут назад, строя страдальческую мину, она ушла к репетитору по математике. Как оказалось, учитель из меня такой себе. Я все-таки решаю оставить домашнюю работу на потом. Откладываю учебник и выхожу из комнаты. Пять вечера. У Эмбер сегодня выходной, так что она сейчас у себя в комнате. Спускаюсь вниз и захожу в гостиную, где нахожу полночь, что играет с какими-то нитками, которые я благополучно забираю, кладя на полку рядом с камином. На меня злобно смотрят, на что я лишь смеюсь, подхожу к коту и уже сам играюсь с ним. — Боже мой, тебя бы помыть, — эти слова были сказаны в пустоту и отдавались еле слышным эхом в просторной комнате. Тори возвращается спустя час, начиная ныть о том, что математика загубит ее молодость, но когда понимает, что никто ее, в общем-то, и не слушает, уходит в комнату и начинает жаловаться коту. Температура уже давно упала ниже нуля, и подниматься до конца зимы похоже так и не собирается. Кажется, все уже смирились. Уроки я закончил поздно, вроде это было часов девять вечера? Не думаю, что это важно. Ночь мы снова проводим за просмотром чего-то несущественного. Мы сидим в углу комнаты, где стоят два кресло-мешка, вокруг которых куча подушек и одеял. Ноутбук мы ставим на старый, деревянный табурет. Бывало, засматриваешься настолько, что засыпаешь прям там, но вообще это не лучший вариант — просыпаешься с ужасными болями в спине, шее, да и вообще везде. В общем, не рекомендую. Размерено протекающие дни, быстро сменяли друг друга, не давая мне достаточно времени насладиться всем тем, что у меня сейчас есть. Так, к декабрю ничего особо не поменялось. Лишь снег на улицах давал понять, о завершении еще одного года, о начале нового, в котором я пойму еще кое-что важное. А пока я снова и снова откладываю этот вопрос в дальний ящик, не желая разбираться в своих чувствах…