Антарктида

Знаю тебе, знають про нас. Ми перев'язані стрічкою.

Таскаемся друг с другом, кажется, целую вечность. А еще таскаем красные нитки на запястьях. На моей – крестик, у него же – ноль. Так и играем с ним вечно: партия в его пользу, следующая – мой ход, мой выигрыш. Вот только выигрывает он в последнее время с завидным постоянством. Как две параллельные с ним, только постоянно пересекаемся – основательно так, со вкусом, агрессивно и непонятно. Каждый раз прыгаем со скалы в ущелье, плещемся там как котята, выныриваем – и по своим делам. А душа до сих пор одна на двоих. И разделить нас не сможет никто, даже Бог.

Ловиш людей – злови мене хоч раз, бо ж я прикинуся річкою.

* * * Пришел, увидел, не победил. В очередной раз Савелия пригласили на какую-то глупую конференцию, в суть которой он и не вникал. А зачем, все равно ему требуется лишь глазками похлопать да лицо попроще сделать – вот и конец миссии. Но было откровенно скучно. Настолько, что глаза непроизвольно закрывались, а в голове билась лишь одна мысль – надо поспать. В последние пару недель босс просто слетел с катушек, заставляя его отдел пахать за десятерых, из-за чего пятичасовой сон всем казался непозволительной роскошью. Сава спал часа по три, а то и вовсе заливался энергетиками и кофе в надежде, что высшие силы его пощадят и он не умрет в свои 27. Было бы глупо покинуть этот мир на пике карьеры. Работал он уже пару лет редактором отдела политновостей в ведущем журнале страны, вкладывая в это не только время и нервы, но и душу целиком. Наверное, это и позволило ему стать самым молодым и перспективным политологом-журналистом в издании, уверенно пробиваясь на пьедестал признания лучшими из лучших. Хватка у него была железная, склад ума – аналитический и точка. Никаких шагов влево или вправо, все четко, кратко, по делу. Им восхищались, его ненавидели, презирали, ему завидовали, а он лишь работал и совершенствовался. Ему лицемерили, пели слащавые дифирамбы, а он лишь шел дальше по головам, не стесняясь методов достижения цели. Пожалуй, это и давало ему некое превосходство над всеми здесь собравшимися. Уважение и страх – из Савелия вышел лучший диктатор, который мог перевернуть обычный строй общества и подать его совершенно с новой стороны. Таким уж воспитали его родители. - Ты только посмотри на этот «бомонд», - Макс ткнул Саву в бок, вертя головой чуть ли не на 360 градусов. – Интересно, нам вот прям обязательно сидеть здесь дохерища времени и слушать их отчетики о том, как рьяно они подлизали «папикам» с деньгами, или можно сослаться на головную боль, диарею и запо… - Макс! – Савелий осадил своего помощника и по совместительству лучшего друга, устало потерев переносицу. – Я тоже не в восторге, но так надо. Один раз отмучаемся – и будем свободны как ветер в поле. И не выражайся, в конце концов, мы на серьезном мероприятии. - Мероприятии, - прыснул в кулак блондин, продолжая рассматривать прибывающих в конференц-зал гостей. – Я более чем уверен, что ты предпочел бы этому мероприятию что угодно, даже еблю с бухгалтершей Зинаидой Аристархов… - МАКС! – Прикрикнул на него Сава, из-за чего соседи начали зыркать в их сторону. – Закрой рот, я тебя умоляю. Я бы предпочел поспать пару часов, все остальное меня мало заботит, но того требует… - Устав, бла, бла, бла, мы серьезный отдел, честь, достоинство и отвага, мнение общественности, рейтинги… - закатил глаза Макс, скривившись как от зубной боли. – Почему ты не отправил никого из замов? - Не было времени им подготовить доклады. А у меня все наработки были готовы уже как с месяц, - пожал плечами Сава, лениво окидывая взглядом Катю из отдела маркетинга. Сегодня она выглядела как звезда, сошедшая с краской дорожки на Каннском фестивале, что не могло не привлечь взгляд всех мужчин, находившихся в помещении. А ведь еще год назад девушка была откровенно серой мышью, пока Сава на одном из корпоративов не открыл ей глаза на ее сексуальность и красоту. Знатно они тогда развлеклись… - Когда ты только все успеваешь? – Макс недоуменно уставился на друга. – И работаешь, и по мероприятиям, и по бабам, и вообще впереди планеты всей. - Это называется любовь к своему делу, - усмехнулся Сава, откидываясь на спинку стула. Ожидание подобных конференций его порядком утомляли в моральном плане. Как только он попытался хоть на секунду расслабиться, получил очередной удар локтем в ребра. - Смотри, смотри, «искуссники» подъехали, - быстро затараторил Макс, кивая в сторону двери, куда вплыла толпа работников отдела искусств и культуры. «Искуссниками» их называли в издании за огромную преданность исключительно своему делу. Этих людей не интересовала политика вплоть до того, что они с трудом могли вспомнить имя действующего президента страны. Им не интересны были ни финансы, ни общественные проблемы, ни падение мировой экономики. Книги, картины, песни-пляски и прочие веселящие душу штуки – то, что являлось их миром, и, чего уж душой кривить, лучших в этом деле сложно было кого-то и представить. Эти люди настолько четко и трепетно могли предугадать, обозрение на какой фильм или театральную постановку захотят увидеть люди в следующем номере, что каждая их статья в разделе культуры и досуга просто выстреливала в «яблочко», что, естественно, отражалось и на рейтингах журнала. Вышестоящее руководство буквально молилось на каждого «искуссника», чуть ли не нося их на руках, потому что с людьми творчества надо было работать только «пряниками», без «кнутов», криков и угроз, коими не стеснялся пользоваться Сава. В этом их отделы и отличались, как небо и земля, но все равно шли, буквально, нога в ногу, не уступая своих позиций. - Сегодня же нового руководителя назначат, - Макс задумчиво почесал подбородок. – Говорят, что это девушка. Будет еще на одну фанатичку в редакции больше. - Это их уже не испортит, - пробубнил Сава, вспоминая, как его принимали в этом отделе. Точнее, что его вообще там не воспринимали никак. Что он был, что его не было – им было откровенно наплевать на его присутствие. Сразу видно, «дети цветов и творчества», с которыми было просто невозможно договориться о сокращении объема статей, потому как у «искуссников» срабатывал невидимый слезный клапан, и они начинали чуть ли не на пол падать в истерике с криками: «Чертова политика важнее, чем культурное обогащение нации. Я не хочу так жить, убейте меня!». В связи с этим Сава старался как можно реже приходить на 17 этаж, отправляя туда Макса, который хоть и был человеком «крепкого слова», но слишком жалостливым, что помогало ему договариваться с ними ценой малой крови. - Ну не знаю. Их бы испортил такой руководитель как ты, - крякнул Макс, за что получил точный удар коленом по бедру. – А что? Авторитаризм они не любят, а ты бы их в могилу свел. - Я бы с ними никогда и не работал, дубина, - нахмурился брюнет, представив, как бы ежедневно утирал им сопли-слезы из-за планерок у руководства. Поэтому он до сих пор и не нашел себе спутницу жизни, потому как все женщины казались ему выходцами из «искуссников». - Вот и хорошо, что ты с нами навсегда, - Макс искренне улыбнулся, повернувшись к двери, и застыл. – Лежать, сосать, а это кто? - Я тебе сколько раз говорил – не выражат… - Сава начал уже было закипать от экспрессии друга, как вдруг кинул взгляд на вход и застыл. Быть того не может. Просто не может. - Участники конференции, приветствую вас на очередном собрании. Сегодня мы с вами зачитаем доклады о работе каждого отдела, в которых вы представите итоги вашего творчества за последние полгода. Также вы знаете, что Светлана Юрьевна ушла в декрет, поэтому новым руководителем отдела искусства и культуры с завтрашнего дня будет Алана Эдуардовна…

У твоїх руках – час біжить, як вода, розмиває мої береги. У твоїх очах – світ, то моя біда. Я сама прилетіла сюди.

* * * Всего, конечно, Сава ожидал, но не её. Опять. Снова. Наверное, это его карма – с завидной периодичностью встречать её на своём пути, переворачивать в душе все с ног на голову и идти дальше. Поначалу это даже казалось забавным – встретились, посмеялись, натворили каких-то непонятных дел и разошлись. Потом же она слишком сильно втянулась во все это, сказала, что любит, а он что? Ушел. Перед ним тогда стоял выбор – семья или карьера, и он был не настолько глуп, чтобы просто поставить крест на своем таланте, как бы сильно этого не хотел сам. Вскоре он все же влюбился, начал подумывать о свадьбе и детях, но пассия оказалась довольно таки своеобразным человеком, который выставил его за дверь с вещами и криками о том, что он полное дерьмо. И именно тогда ему захотелось увидеть ее. Опять. Снова. Как в омут с головой. Она же простила, приютила, выслушала и обогрела. Поддержала, выплакала с ним его боль, а он только и мог, что предложить опять пересечься. Сава никогда не забудет ее взгляд в тот момент – полный тоски, ненависти и щемящей душу нежности. Сказала же она лишь краткое: «Ладно». И опять. Снова. Она была невероятно красива. Лично для него. Но вот только полюбить такую, как она, он не смог. Бывает же так, верно? Не любишь ты человека, и всё тут. Восхищаешься им, трахаешь его, любуешься внешностью и незаурядным мышлением, а полюбить не можешь. К чёрту эту любовь. Сава уяснил это ещё с прошлого раза, когда на стены лез от боли после таких «эмоций». А её к чёрту он послать не мог. Не хватило бы сил. И вот стоит она перед ним опять. Снова. Ещё более прекрасная, чем обычно. Утонченная, стильная, уверенная, излучает духовную силу и очарование. Природный магнетизм так и тянет к ней, как бы ей этого не хотелось. Сука. Алана на миг окинула взглядом зал, задержавшись на пару секунд на нём. Усмехнула. Весело ей, блядь. До опизденения ей весело. Кажется, до этой девушки не доходит, что их персональный ад только что продлился на сто тысяч лет вперед. А Сава смекнул это слишком быстро. Её взгляд буквально окутал его холодом и ненавистью, добрался до самых тайных уголков души, заморозил, исколол и дал возможность прийти в себя. Больше они такого не допустят. Никогда. В растаявшие воды Антарктиды больше они нырять не станут. - Ты знаешь её? – Макс пришибленно продолжал пялиться на блондинку, как на десятое чудо света. - Да, работали вместе какое-то время, - процедил Сава, сжимая кулаки. Не нравилась ему эта ее нахальная усмешка. - Да ты счастливчик, брат, - пробормотал друг, переводя на него ошалевший взгляд. – Я бы с такой работал дни и ночи… - Надоело бы, - одернул его Савелий, начиная перекладывать бумаги с одного края стола на другой. Невыносимо хотелось попасть домой, разбить пару кружек и написать самую охуенную статью в его жизни. С этой девчонкой всегда было так – хотелось делать что-то невероятное. Хотелось. - Не будь таким злюкой, - вмиг сосредоточенное лицо Макса озарила улыбка. – Думаю, мы с ней сработаемся. - Непременно… * * *

Ріками, росами, дрібними сльозами опаду, опаду. Я тобі дякую, стрілися просто ми на біду, на біду...

Они действительно сработались. С Максом. Он зачастил к «искуссникам» настолько, что в отделе почти не появлялся, чем несказанно бесил Савелия. Алана же делала вид, что брюнета не существует в природе, глядя на него как на одноклеточное, по ошибке занесенное в Красную книгу. А он и так почти стал вымирающим видом, потому как работал круглосуточно. Сава уже и забыл, когда ночевал дома, а не на диване в кабинете, из-за чего у него болел буквально каждый мускул тела. Но бесконечный поток информации, который он прогонял через себя, давал ему иллюзию того, что у него в жизни есть что-то действительно важное. Работа. И он готов посвятить себя ей, не отвлекаясь на прихоти и желания мозга. Так он думал вплоть до ближайшего корпоратива, который гендиректор решил устроить для «слишком истощавших и обезумевших работников». Лучше бы премию выплатил. «КТО НЕ ПРИДЕТ, ТОТ БУДЕТ ПРОКЛЯТ!» - гласила надпись на двери генерального, отчего у всех невольно начинал дергаться глаз. Мужчиной Сергей Васильевич был серьезным, и уж если пообещал что-то, то непременно выполнял, пусть это и касалось потусторонних сил и мистики. Потому весь отдел усердно готовился к «выходу в свет», который, как обычно, перешел бы в беспорядочную попойку с танцами бухгалтерши на столе. И Саве это предельно надоело. Да и настроение было явно не «питьевое» - он решил все-же послушать голос разума и поберечь здоровье, ведь до 28-ми годиков осталось ой как недалеко… - Зачем ты опять работаешь? – Открыв дверь с ноги, в кабинет ворвался Максим. – Савушка, Савушечка, Савушкин продукт, Савелион, пора подбирать галстук к рубашке и намывать нужные места, скоро-скоро мы пойдет пить, кутить и … - Хватит! – Сава строго посмотрел на друга. – Я работаю за тем, что нахожусь на рабочем месте, как ни странно, поэтому не ори, припадочный. И на корпоратив я не иду. Макс, продолжавший кружлять по кабинету в подобии вальса, резко замер и уставился на парня. - В смысле? - На коромысле. - Почему? - Нет настроения. - Причина? - Сказал же – нет настроения. - Причина, Савелий. Я хочу знать ебаную причину. - НЕ. ХО. ЧУ. – Прорычал парень, метая в Макса молнии. – Понимаешь значение слова «нет», или тебе это надо объяснить как среднестатистической тупоголовой девочке-подростку? - Вот, значит, в чем дело, - Макс медленно опустился на диван, разглаживая на рубашке несуществующие складки. – Думаю, она тоже пойдет. - Кто? – Сава не сразу понял о ком идет речь, потому как частенько его друг сватал ему всех более-менее симпатичных девиц из всех отделов. - Алана. Как обухом по голове. Окатило, огрело, припечатало. Опять. Снова. Сава мысленно прокрутил её имя, в очередной раз убеждаясь, что оно ей не шло – мягкое слишком, протяжное. Полная ее противоположность. «Согласной» она была разве что на превращение жизней близ находящихся людей в ад, да и то, если уж сильно скучала. Алана. - Она здесь при чём? – Савелий нахмурился. - Перестань, - на удивление, Макс не стал как обычно корчить рожи и похабно ухмыляться, когда речь заходила о теоретических пассиях для брюнета. – Я же вижу, как ты бесишься, когда я прихожу из их отдела, и как злишься, когда она в упор тебя не видит, и как смотришь на неё в кафетерии, и как… - Достаточно, - Сава прервал тираду друга, начиная злиться. – Я бешусь потому, что в их отделе ты появляешься чаще, чем на рабочем месте, а всё остальное – это исключительно твои догадки и домыслы… - Не делайте из меня дурака, Савелий Артёмович, я не слепой и не глупый мальчишка, который не может заметить элементарного, - Макс нервно постукивал ногой, глядя на брюнета. – И не отнекивайтесь от очевидной истины. Что там у вас с ней произошло – это исключительно ваше дело, но я бы рекомендовал вам собрать весь свой нрав и агрессию и сунуть себе глубоко в задницу. А еще прекратите измываться над сотрудниками, так как мне на стол только за сегодняшний день прилетело три заявления об увольнении, которые я, на благо нашего отдела, выбросил. - Я не над кем не издеваюсь! – Прокричал Савелий, резко вскочив. – Если они не выдерживают той нагрузки, которую должны выполнять по контракту – это исключительно их проблемы, и пусть катятся отсюда куда… - Идиота кусок! – Макс произнес это таким ледяным тоном, что Савелий мгновенно замолчал. Уж от постоянно веселого друга такие речи было слышать, в крайнем случае, странно. – Ещё раз тебе говорю, перестань делать из меня дурака. Как только она пришла к нам, ты как с цепи сорвался. Днюешь и ночуешь в своём кресле, срываешься на всех, люди неделями не видят своих детей только потому, что тебе не даёт какая-то баба! - Рот закрой, иначе, видит бог, я вмажу тебе, - прорычал Сава, ослабляя узел галстука. В кабинете явно становилось жарко. - Ну вот, кретин, стал бы ты так защищать ту же Катеньку, или Верочку, или Лизоньку? – Приподняв бровь, ухмыльнулся Макс. – Собери ты уже мужество в кулак и просто поговори с ней, иначе дальше будет только хуже. - Вон пошёл из кабинета, уёбок, не буду я разговаривать ни с ней, ни с тобой, да вообще ни с кем! – Савелий ударил по столу с такой силой, что послышался неприятный скрип ломающегося дерева. - Да пожалуйста, еблан, общайся со своей правой рукой и статейками, которые в последнее время полная дрочь! – Макс пулей вылетел за дверь, напоследок смачно её припечатав. Сава медленно опустился в кресло, всё ещё пытаясь отойти от внезапного приступа агрессии. Собственно, какого хуя он так разошёлся? Только лишь из-за упоминания о ней? Или потому, что Макс был прав, и пора уже что-то с этим решать? Брюнет, обдумывая сложившуюся ситуацию, поплелся к бару, в котором стоял нереально вкусный виски. Сейчас ему как никогда хотелось притупить все эмоции и просто разложить всё по полкам в голове. Вернувшись на привычное место, брюнет закрыл глаза и старался ни о чём не думать, однако перед глазами маячили серые глаза и блядская алая помада на идеальной формы губах. Тонкие кисти, длинные волосы, бледная кожа, идеальные пропорции тела… Распахнув глаза, Сава залпом осушил стакан и пошел на курилку – надо было для начала мозги проветрить, чтобы потом там все раскладывать. Спустившись на цокольный этаж здания и впустив приходящих с улицы сотрудников, брюнет выбрался таки на «свежий» воздух, мечтая удавиться сигаретным дымом под конец, чтоб больше не видеть ничего, не осязать, не слышать, не чувствовать… Не успел он подкурить, как за спиной раздался протяжный скрип, а после – стук каблуков. Странно, но парень буквально кожей ощутил, что «пришедший» расчленил его взглядом. Усмехнувшись, брюнет не стал поворачиваться, прекрасно зная, кто мог так виртуозно припечатать его без единого слова или действия. - Ну привет. Блядский боже, её голос так и остался бархатным и звонким, хоть и курила она довольно часто. Голос так и остался с ленцой, протяжностью и высокомерием. Голос так и остался для него самым узнаваемым. - Привет. - Может, обернешься? Ой, как же не хотелось этого делать. Максимально. Обернуться – значит окончить войну, перейти в отступление, признать, что пора заключать договор о ненападении, перестать злиться и начать нормально общаться – тихо так, спокойно, без накала, без эмоций. Обернуться – проиграть. - Может быть. Проигрывает. Не сомневаясь, не коляблясь, на 180 градусов – и глаза в глаза. Щурится, как будто из-за грозовых облаков показалось весеннее солнце, ослепляющее, яркое, но такое же холодное. Ненавидит. Себя. За то, что поддался ей. Хотя если вспомнить, сколько раз она выполняла его просьбы, можно простить себя на пару минут. Не корить и не убиваться по такой, казалось бы, мелочи. Опять. Снова. - Умница, - тон предельно нежный, одобряющий, такой, которого он точно не ожидал услышать. – Как работа? Типичные фразы. Надо же как-то поддержать иллюзию идеальной беседы «друзей», которые встретились спустя много лет и наговориться не могут. Нужно же показать друг другу, что всё в этом мире решаемо, особенно то, что связано с человеческими пороками и желаниями. Необходимо резать копящуюся тишину вокруг, иначе она просто раздавить обоих. - Замечательно, - выходит немного с горчинкой, но Сава делает вид, что всё в порядке. – Закрываем новые статьи, сегодня наметили темы для будущего номера. Пришлось добиться расположения всех крупных шишек города, чтобы нас впустили туда, куда требуется. - Но у тебя же вышло? – Хмурится, затягиваясь ментоловой – медленно, будто напоказ. - Конечно. - Я никогда не сомневалась. В него как будто разрядили миллионы молний разом. Что это еще за тон? Где пренебрежение, агрессия, ненависть, презрение? Где всё то, что она выдавала ему после своего прихода к ним? Что это за маневры такие дурацкие? - У тебя как? Освоилась на новом месте? - Перестань отправлять ко мне Максима, пожалуйста. Его анекдоты меня утомляют. Лучше приходи сам и решай всё, с тобой я хотя бы знаю, что делать. Чётко, ясно, без расшаркиваний и предисловий. Без намёков и ненужных попыток никого не обидеть. Просто. - Ему у вас нравится, - задумчиво протянул Савелий, затягиваясь поглубже. - Он тоже всем нравится, - Алана усмехнулась, вспомнив, как девочки из отдела прихорашивались за пять минут до появления «самого экспрессивного политолога», который навещал их ежедневно в одно и то же время. – Но повторюсь: его истории начинают меня утомлять, а я это не люблю, ты знаешь. - Знаю. Он знает о ней больше, чем нужно. Знает, что пьёт она исключительно чистый чёрный кофе без сахара и примесей, чай – только с бергамотом, иногда – зелёный с молоком (мерзость редкостная). Знает, что у неё аллергия на шоколад и корицу, а вот лаймы и лимоны она готова есть вместо яблок. Знает, что её раздражают типичные анекдоты и якобы весёлые зарисовки из жизни, а уж когда кто-то отвлекает её от работы – это сравнимо выстрелу в голову. Он знает, что она любит поцелуи в шею, постоянные объятия и придушивания, любит, когда всё делается неторопливо, размеренно, плавно, пока ей не сорвет крышу. Потом ей нравится всё. Нравится до такой степени, что она кричит, шипит, плачет, иногда мурчит, как кошка, но никогда не прерывает зрительный контакт. Она любит наблюдать за тем, как у человека расширяются зрачки, любит видеть себя в ком-то. Любит видеть себя в нём. - Вот и славно, надеюсь, мы услышали друг друга, - Алана усмехается, отправляя остаток сигареты в урну. – Удачного завершения недели, - девушка не торопясь направляется к двери, будто бы ожидая от брюнета самого главного вопроса. - Ты идешь на предстоящую свистопляску? – Сава выпаливает это раньше, чем думает. - Может быть. Тон в точности такой, как и был у него пару минут назад, когда ещё он стоял к ней спиной. Тон такой, какой и должен был быть с самого начала. - Тогда свидимся.

Просто дивись і знай, що у душі - світ мій здригнувся від повені.

* * * Принимать решения с наскока он умел всегда. Обычно, в будущем это ему выходило боком, но Сава всегда называл это побочными эффектами за его смелость. В принципе, в последнее время побочек у него было ой как много: не тот материал отправлен в печать, замена статьи «искуссников» аналитическим прогнозом о предстоящих выборах, урезанное интервью мэра… Главред разве что не задушил его во время совещания, не говоря уже о том, с каким остервенением он просклонял на парне слово «хер» во всех известных человечеству интерпретациях. Тот день, пожалуй, вошел в личный список тотального пиздеца Савелия Артёмовича, который и не думала заканчиваться, пополняясь с завидным постоянством. Сава до сих пор помнил, как руководители других отделов буквально под стол прятались от праведного гнева босса, но лишь Алана спокойно сидела на месте, даже не вздрагивая в моменты, когда Сергей Васильевич брал уж слишком высокие ноты и бросался по аудитории всем, что попадалось под руку. Она просто иногда окидывала всех нечитаемым взглядом, а после фокусировалась на брюнете, который, казалось, ничего не слышал вокруг себя. У Савелия было настолько отрешенное выражение лица, что главред, пытавшийся достучаться до него в течение получаса, бросил эту затею и приказал выметаться из офиса как можно дальше, и желательно, надолго. Сава всегда был работником исполнительным, поэтому рекомендацией Сергея Васильевича воспользовался сразу же, вылетев из кабинета на первой космической. Брюнет чувствовал себя настолько уставшим, что не хотел ничего – ни писать любимые статьи, и находиться в любимом кабинете, ни разговаривать, ни ходить, да даже дышать он не желал. Ему просто необходимо было вернуться в свою холодную и пыльную квартиру, доползти до огромной кровати и умереть дня на три. А потом, если появится желание, воскреснуть и попробовать разгрести всё дерьмо, которое вылилось на него за последнюю неделю. Но если оно появится, конечно, во что Сава ох как не верил… …Открыв глаза, Савелий не сразу понял, где находится. Прищурившись, брюнет различил очертания огромного окна напротив, в которое заглядывал новый месяц, немного освещая помещение. Медленно перевернувшись на бок, парень наткнулся на тумбу, одиноко стоящую в углу комнаты. Как-то мама советовала ему подтянуть её ближе к постели, чтобы было удобнее, но он так и оставил мебель на прежнем месте, не желая менять первоначальную обстановку после грандиозного ремонта. А зря. На тумбе стояла бутылка воды, за которую он бы сейчас душу дьяволу продал, но стояла она так далеко, а двигаться так не хотелось, что Сава решил лучше умереть. Сколько он спал? Год? Два? Который час, день, месяц? Почему ему никто не звонит и не требует вернуться на работу? Его уволили? Да и к черту. Уволили так уволили, найдёт себе что получше, а не этот ширпотреб. Вообще пусть всё катится нахер, раз так. Осточертело. Пролежав без движения ещё пару часов, Сава все же решил дотащить своё тело в ванную, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Медленно поднявшись, брюнет двинулся из комнаты, как вдруг по квартире разнеслась противная трель дверного звонка. Какого чёрта, спрашивается? Если все о нём забыли, так почему бы не оставить его в покое на всю жизнь? Если уж рубишь – руби до конца, нечего потом жевать сопли и наматывать на кулак призрачные «дружеские» отношения. Скривившись, Савелий всё же решил открыть дверь, чтобы чётко дать понять Максу (а то, что это был именно он, брюнет не сомневался ни на секунду), что он, мягко говоря, сношал всех в рот, и пусть окружающие смирятся с этим и не подавятся. Странно, что «гость» не убирал палец со звонка, отчего тот не замолкал ни на секунду, неимоверно раздражая хозяина квартиры. «Я просто припечатаю ему сейчас в морду и дело с концом» - мозг Савелия начинал включаться после N-ого дня «сонного запоя», требуя анализа сложившейся ситуации и праведного возмездия. Кое как дотянув тело к двери, Сава резко дернул её, намереваясь высказать без пяти минут другу всё, что так долго вынашивал в чертогах разума, но резко замер. Усмехаясь, Алана смотрела на него в упор, не отводя презрительного взгляда, скрестив руки на груди. - Может, впустишь наконец? С чего это вдруг он должен ее впускать? Праздник какой-то что ли? А где Макс, собственно? Опять прячется этажом ниже, как он привык это делать? - Не переживай, дружка-пирожка твоего здесь нет, - будто прочитав его мысли, девушка лишь снисходительно качнула головой. – Это всё я. - Я и не ждал его. - Ждал, не ври, у тебя на лице это написано. Сава хмурится, не совсем понимая, как ей удаётся читать его, словно открытую книгу. Хотя, в этом всегда был её талант – просчитывать на пару ходов то, что, в принципе, предвидеть невозможно. Ведьма. - Проходи, раз пришла. Отступив, парень впустил в дом гостью, прикрыв за ней дверь на пару замков – вдруг соседка решит исполнить план по его поимке и последующей женитьбе на себе, ворвавшись в квартиру с револьвером? Да, да, такие моменты в его жизни также присутствовали. - Приведи себя в порядок, я пока приготовлю поесть, - вешая пальто, девушка двинулась вглубь квартиры, ища кухню, оставив Савелия скептически рассматривать её спину. С чего бы это вдруг такая забота? Парень, устало вздохнув, всё же решил закрыться в ванной на добрых пару часов, чтобы собрать себя и мысли в голове в единую картину, которая поможет ему бороться с этим миром дальше. Отмокая в горячей воде (не только девушки являются порождением Ада, мужчины тоже любят погорячее), Савелий всё раздумывал над тем, что же ему делать дальше. Ехать к родителям, как они того и хотели? Хера с два, он лучше будет бомжевать на вокзалах, но гордость не позволит ему заявиться в отчий дом, тем самым признав свое поражение. Искать новую работу? Надоело. С этой не вылезал сутками, и что в итоге? Иди, не мешай? Нет уж, хватит вытирать о него ноги. В принципе, тех денег, которые от откладывал в течение года, ему хватит на путешествие по Европе, да еще и на проживание на побережье может что останется. А может просто послать всё к ёбаной матери, да уехать, куда глаза глядят? Наконец-то развеяться там, где не надо поддерживать образ идеального человека с отменной репутацией, который не материться, не пьёт, не курит, ни позволяет себе бездельничать?... Может просто побыть собой пару месяцев, лет, жизней? Может быть пора уже полюбить себя? - Милый, ты же не собираешься оставить меня здесь одну, утопившись в ванной? Я тебе это не прощу и достану даже на том свете, будь уверен, - приглушенный голос Аланы раздался из-за двери. Глупая, да куда я от тебя денусь? - Сейчас иду, пару минут, - вздрогнув, Сава начал медленно подниматься, разминая затекшие мышцы. И впрямь залежался, пора и честь знать. Нацепив новую футболку и штаны (благо, мама приучила хранить в каждой комнате пару комплектов одежды, в которой «не стыдно выйти в люди»), Савелий всё же вышел из ванной, грустно окинув её взглядом. Утопиться сейчас казалось не такой уж и плахой идеей. - Я приготовила овощи и заварила чай, думаю, твой организм после спячки должен справиться с этим, - Алана выглянула из кухни, вытирая руки о фартук. Собрав длинные волосы в небрежный пучок, она стала выглядеть лет на 16, не более. - Зачем ты здесь? – Сава устроился за столом, пристально глядя на брюнетку. - Потому что тебя нет на работе уже пару дней, и ты игнорируешь наши звонки, - как само собой разумеющееся озвучила девушка. - Мне никто не звонил. - Да ты что говоришь? – резко обернувшись, Алана уставилась на парня. – Босс через час после своего «фееричного» разноса твоей персоны прилетел ко мне и стал плакать о том, какой он дурак. Макс приходил к тебе, но ему никто не открывал. Я уже молчу о том, что весь твой отдел поголовно звонил и писал тебе столько, сколько за всё время существования редакции журнала на его «горячую линию» не приходило уведомлений, - девушка откровенно злилась, сжимая край столешницы. – И после этого ты говоришь, что тебе «никто» не звонил? - Но я же… - Сава на мгновение смутился, переваривая услышанное. Значит, вся эта канитель закончилась не так, как напридумывал его воспаленный мозг? - Ты же. Заставил. Всех. Переживать, - чеканя каждое слово, Алана пристально смотрела на парня, однако через секунду, прикрыв глаза, резко выдохнула и скривилась, будто её ладонь прижгли раскаленным металлом. – Я всё понимаю, и не виню тебя. Ты просто устал, так бывает. Твои друзья тоже это скоро поймут, но я прошу тебя, на будущее, просто хотя бы поднимай эту блядскую трубку, когда мы звоним. - Хорошо. Единственное, что я мог ответить, это «хорошо». Универсальное слово. На любой вопрос, просьбу, мольбу, совет. Хорошо – и точка. А что значит это «хорошо»? Что это? Сойдёт, я смогу, переживёт, перемелется, стерпится, выстрадается, забудется… Что есть это «хорошо»? - Хорошо? – прищуривается, смотрит на меня, напрягается всем телом, будто готовится к прыжку перед вселенским боем. – Одно вонючее «хорошо» на всё, что я тебе сказала? Какой же ты уёбок, Савелий Артёмович. - Да будет так, - встаю, намереваясь покинуть комнату в надежде, что и она уйдёт отсюда. Далеко и надолго, чтоб больше я её никогда не встретил. Чтобы она не сканировала меня карими глазами, проникая под кожу. Чтобы не видеть её фарфоровое, идеальное лицо, не цепляться взглядом за точеную фигуру, не ощущать запах её духов, которые, казалось, пропитали моё тело ещё добрых пару лет назад… - Я хочу тебя. Замираю, так и не дойдя до двери. Так и не найдя выхода отсюда. Так и не успев осознать, что же делает эта жизнь со мной. Останавливаюсь как раз напротив неё, стоящей около стола, уставшей, измучанной, но такой бесподобной. Не двигаюсь вперед, но и назад дороги тоже нет, понимаю это так отчетливо как никогда. Не могу я пойти против, потому что мы с ней – две параллельные, которые противоречат аксиоме, мы – пересекаемся. - Бери. Слово, пусть и необдуманное, не анализируемое, искромётное, бросаю в пустоту. Бросаю его в шум Вселенной, зная, что она услышит. Точнее, осознавая, что из всего потока мировой грязи именно ОНА пропустит его через себя. Поймёт и не станет прятаться от того, что неизбежен. Такова наша судьба. И так было испокон веков. Я думал, она - действовала. Я не мог говорить в открытую о том, о чём хотелось кричать, она же выливала на меня это словно холодную воду. Я страстно желал её всегда и всюду, боясь даже коснуться её кожи, она же бессовестно оставляла на мне следы лучшей женщины во Вселенной, показывая миру, что приручила меня. Что сумела рассмотреть во мне то, чего не видел ни один человек из моего окружения – меня. Боковым зрением отмечаю, как она отталкивается от стола и делает шаг. Остается ещё два. Давай же, просчитай эти два такта. Продолжи играть симфонию, которую мы так и не можем завершить. Давай. Прикоснись к тому, что по праву и так твоё. Но она отчего-то медлит. Два шага. Два грёбаных такта. Две чёртовы ноты, и мы начнём создание уникальной мелодии, пропитанной болью, отчаянием и диким желанием. Сам не сдерживаюсь, оборачиваюсь и делаю эти два шага. Потому что бредил об этом ещё со времен конференции. Страдал этим в моменты, когда Макс спускался к ней со своими никчёмными анекдотами, когда она стояла в кафетерии, когда выходила на курилку… Я брежу ей всё время, будь она рядом или за хуеву тучу километров от меня. Я просто погряз в ней. Я просто хочу опять научиться дышать. Обхватываю её за талию, грубо впиваясь в губы. Она же приникает ко мне всем телом, издав тихий стон. Она побеждена, а я и рад. Так всегда было, и так тому бывать и впредь. Осознание того, что она всегда была только моей, выбивает из меня все сомнения напрочь. Выбивает из меня всё, кроме дикого желания обладать ей снова и снова. Всю эту жизнь. Столько, сколько она того захочет сама. Неистово целуемся, пока губы не начинают неметь. Алана шарит руками по моему телу, пытаясь пробраться под футболку. Ей всегда мало физического контакта, ей нужно, чтобы нас разделяла только кожа. Мне нужно не меньше. Подхватив её под ягодицы, резко усаживаю на стол, пока она метит мою шею багровыми пятнами, клеймя моё сердце, пропитывая меня своими духами дальше. Единственная, кому я позволял это за всё время. Одна, которая смогла добиться этого от меня. Признания. Подчинения. Разрываю её рубашку, слыша, как пуговицы бьются о ламинат. Как бьётся её сердце, когда она вплотную прижимается ко мне, выгибается, извивается под моими прикосновениями. Как она начинает покусывать меня за мочку уха, пока я пытаюсь расправиться с её джинсами. Она же лишь ухмыляется, нежно целуя меня, так невесомо и трепетно, что я начинаю задыхаться от этого контраста. Я никогда не мог понять, что значит эта любовь, о которой все говорят, но вот после таких её поцелуев я чётко осознаю значение данного чувства. Я настолько сильно отдаюсь ему, что мне хочется трахать её до умопомрачения, но в то же время плакать от щемящего чувства в груди. Я плыву по течению этой любви и впервые чувствую себя целым, таким, каким должен быть… - Как же долго я тебя ждал… Слова непроизвольно срываются с губ, и вернуть я их уже не смогу. Да и не хочу. Пусть она сохранит их. Пусть они будут принадлежать только ей, моей самой необыкновенной, той. Которая подарила мне меня… * * *

Як велика Антарктида я за мить розтанула, Ти вже маєш інші крила. Я ж тебе ніколи би не зрадила. Я ж тебе ніколи би…

Потягиваю виски, рассматривая весь редакционный «бомонд». Видно, что все готовились к корпоративу на славу: на деньги, потраченные на вечерние платья и смокинги, макияж, прически, запонки и галстуки можно было купить пару кофейных машин в отдел аналитики и сделать капремонт в каждой подсобке здания. Но если так коллеги чувствуют себя увереннее, ради Бога, пусть развлекаются. Потягиваю виски, мысленно накидывая макет будущей статьи. Веселиться откровенно не хочется, поэтому нужно просто занять мозг чем-то более полезным. Продолжаю напиваться, чтобы не поддаться чувству непонимания и тоски. - Уважаемые коллеги, - главред поднимается на сцену в клубе, куда, собственно нас и согнали для прекрасного времяпрепровождения, чтобы все могли лучше слышать его поздравительную речь, которую он готовил чуть ли не месяц. – Я бы мог прочитать с бумажек то, что вы самые ответственные, чуткие, лучшие работники во Вселенной, но делать этого я, конечно же, не буду, - по залу разносятся смешки. – Я готовился к корпоративу как никогда, но сейчас я не хочу забивать всё то волшебство, которое вы создаёте, глупыми штампами. Я просто хочу сказать, что … - и вот мужчина начинает говорить слова, которые идут из его сердца. Волшебно. Вот этого я и ждал весь вечер. Сразу становится немного легче на душе. - Скучаешь? Оборачиваюсь, натыкаясь взглядом на Макса, который выглядит весьма трезвым, что удивительно для человека, отжигающего на корпоративе не первый час. - Нет, просто хочу домой, - улыбаюсь краем губ, не капельки не кривя душой. Сильно хочу домой, подальше от этой вакханалии и веселья. - Можешь идти, я прикрою, - друг грустно улыбается, похлопав меня по плечу. - Спасибо. Не теряя ни секунды, спрыгиваю со стула и иду к выходу, попутно ища в карманах номерок гардеробной. Я просто безумно хочу принять ванну, я просто безумно хочу… - К сожалению, Алана Эдуардовна покинула наш дружный коллектив, но тем не менее, она всегда останется нашей феей, которая сделала для нас невообразимо многое… - главред говорит об этом, а мне лишь хочется взвыть. Она покинула мою квартиру утром, оставив записку с 10-ю словами. Она покинула коллектив, журнал, страну. Она разом исчезла отовсюду, будто бы её и не существовало вовсе. Иногда мне кажется, что я просто выдумал её. Нарисовал образ идеального для себя человека и активно использовал его тогда, когда сам справиться со всем не мог. Но даже если и так, почему главред помнит о ней? Почему Макс помнит о ней? Почему Катенька помнит о ней? И почему мне нестерпимо больно? И сколько теперь лет я буду тосковать о той, которая стала для меня всем?...

Я тобі дякую, стрілися просто ми на біду, на біду…