all's fair in love and war

      Приземлившись, она теряет равновесие, но всё же не падает. Силы этого перемещения, какой бы поразительной она ни была, недостаточно, чтобы поставить Доктора на колени.       Тем же, что через мгновение отбрасывает её на землю, является осознание — чистое, словно известь, и едкое, подобно горечи на языке. Оно прожигает дыру прямо в животе и, если честно, таймледи почти чувствует, как плавится её плоть.       Осознание. Шок. Доктор задыхается. Холод, царящий здесь, можно сравнить разве что с падением в ледяное озеро. Женщина начинает трястись, как только выбирается на поверхность, и не может остановиться: её бьет крупная, неконтролируемая дрожь, а во рту чувствуется металлический привкус.       Её сейчас стошнит. Вместе с этой мыслью приходит отвращение, ведь пока её друзья несутся навстречу смерти, Доктор выблёвывает свои внутренности на призрачную лесную подстилку.       Как бы то ни было, она всё равно не может остановить это, потому что в течение следующих пяти минут женщина обнаруживает, что её рвёт, а остатки сегодняшнего завтрака уже разбрызганы по земле. Глупая, отвратительная биология. Такая же бесполезная, как и человеческая.       Люди. Друзья. Райан, Яс и Грэм. Осознание на их лицах она видит словно в замедленной съёмке. Но что гораздо хуже… Кусочки головоломки встают на свои места. Мастер любезно помог собрать части в единое целое. Что ж, головоломка собрана, но сейчас она так же как и Доктор разваливается на куски, падая на пол.       Таймледи смутно понимает, что из себя представляет паническая атака. Прямо сейчас она не контролирует это. Каждый раз, когда Доктор заставляет свои мысли замедлиться, они растягиваются, как шпаклёвка: их движения такие же «рыхлые» и неспешные, повторяющиеся из раза в раз.       Её семья умирает. Мастер вернулся. Её собственное «Я» оказалось разорвано тонкими молодыми корнями, за которыми когда-то давно она так тщательно ухаживала. И всё это заняло у него лишь минуту.       Он всегда догоняет. Эта мысль проплывает в голове Доктора и заполняет собой всё. Он всегда догоняет её, потому что никогда не может отпустить, но хуже всего то, что она тоже не может, как бы ни старалась.       Пять минут — и он разрывает её жизнь на части, но в то же время снова влезает в неё самым непонятным образом, и это почти невыносимо, потому что ей действительно приятно. Это знакомо, это больно, это незаживающая рана былой дружбы, которая никогда до конца не затянется. Даже сейчас Доктор скучает по нему, и это определённо несправедливо, ведь раньше было по-другому. Она похоронила его вместе с Мисси, и этот раз должен был стать последним. Двух мальчиков с Галлифрея уже давно разлучили.       Но она должна была догадаться, что связаться с ним — вновь отдать свою душу на растерзание. Как же больно каждый раз разрываться на части.       — Я не смогу, — выдыхает Доктор, сама до конца не понимая, что имеет в виду. Деактивировать бомбу в кабине пилотов? Спасти друзей от смерти? Снова победить Мастера? — Я не смогу, — вновь повторяет она, на этот раз всхлипывая. И с каких это пор её голова покоится на влажной лесной подстилке, а сама она лежит на боку, свернувшись калачиком? Поражение обволакивает Доктора, словно сон, превращая мозг в кашу, всё туже затягивая узел неизбежности.       Она понимает, что сдаётся. Она не хочет быть храброй, не хочет вставать и снова быть героем. Не хочет вновь пускать хрупкие корни, которые раньше так старалась отрастить. Для всех она всегда была примером того, что нужно двигаться дальше несмотря ни на что.       Ну, почти для всех, кроме…       Доктор ещё сильнее прижалась к себе. Что-то похожее на всхлип вырывается из её горла. Лес расплывается странным образом, и таймледи сама не знает почему, но через мгновение что-то мокрое скатывается по её щеке. Она даже не потрудилась вытереть это «что-то». В этом всём нет никакого смысла.       Это в некотором роде бунт, бездействие. Доктор ведь всегда встаёт на ноги. Мастер наверняка только этого и ждёт. У него, вероятно, уже есть какой-то подлый план, поэтому сейчас он ухмыляется и с упоением ждёт своего лучшего врага. Доктор представляет, как вытянется лицо её старого друга, когда он поймёт, что она не придёт. Она смеётся, но на полпути смех перерастает в рыдание, и тогда Доктор окончательно сдаётся. Отдаёт себя на волю слёз и изнеможения. А что ещё остаётся делать? Она уже решила не предпринимать ничего. Можно считать, она взяла передышку.       Кроме того, здесь её никто не увидит.       Она тихо кричит, всхлипывает, позволяя слезам течь по лицу, и медленно опускает руки. Она точно не знает, сколько это продлится, потому что вскоре она вновь встретится лицом к лицу с миром, который больше не хочет видеть. Пока что она не делает ничего из этого. Вместо этого, даже не успев остановить потоки слёз, она совершенно случайно засыпает.

***

      Мастер ждёт. И ждёт. Но вскоре его терпение иссякает.       — Она уже должна быть здесь, — ворчит он себе под нос и начинает мерить шагами комнату. — Где она?!       Она всегда приходит к нему. Это часть игры, и он ждал Доктора чуть ли не прыгая от волнения. То её выражение лица в самолёте было просто восхитительным. Но это была лишь закуска — уловка, чтобы убрать с дороги тех жалких людей, которых Доктор так любит. Мастер даже не помнит их имён. Он смутно поражается, как это удаётся ей.       Мастер качает головой и, усмехаясь, переводит взгляд на часы. Доктор опаздывает. Она, конечно, всегда опаздывает, но не к нему, и осознавать это даже немного больно, если честно. Потому что он так долго ждал. Так долго ждал возможности выйти с ней на связь, но в конце концов таймлорд уже привык к этому. Она сама приходит к нему, истекая кровью, потому что иначе быть не может. Это их кошки-мышки, и на этот раз Мастер любезно позволил ей быть кошкой.       Но она опаздывает.       Раздражённо фыркнув, Мастер разворачивается на каблуках и бросает взгляд на трансмат-устройство, лежащее на столе. Он мог бы проверить её, мог бы найти и втянуть в игру. Но ему больно осознавать, что она сама этого не хочет. Конечно, она всегда говорит, что против всех этих игр, но Мастер уже давно научился отличать, лжёт Доктор или говорит правду. Таймледи может говорить всё, что душе угодно, но что бы ни слетело с её острого языка — это неважно. Она всё равно будет играть. Всё это уже в порядке вещей.       Кроме того, что она опаздывает.       Мастер не выдерживает. Его идеальная игра, их идеальная игра рушится у него на глазах.       — Отлично! — рявкает мужчина и с самым раздражённым видом подходит к столу, хватает устройство, нажимает пару кнопок и исчезает.       Он не ожидал, что найдет Доктора здесь. А уж тем более он не ожидал, что чуть ли не споткнётся о неё. Как бы то ни было — он спотыкается, поскользнувшись на подоле её пальто, и отчаянно хватается за рядом стоящий ствол, пытаясь удержать равновесие и покрывая всё вокруг благим матом.       — Твою ж… — взгляд мужчины устремляется вниз, а через секунду его зрачки расширяются. Он застывает как вкопанный. — Доктор?       Доктор не отвечает. Мгновением позже Мастер понимает почему.       Она крепко спит, свернувшись калачиком на влажной земле, подложив одну руку под голову, а второй свободно обхватив колени. Волосы спадают ей на лицо, рот слегка приоткрыт.       Пока мужчина оглядывает Доктора, её плечи слегка двигаются в такт дыханию.       На лице женщины Мастер разглядел следы слёз, и это действительно заставляет его задуматься.       Он не любитель слёз. И никогда им не был. Крики угнетённых не трогают его, как и крики страждущих. Он наблюдал за геноцидом и глазом не моргнув.       Но однажды, когда они были ещё совсем мальчишками, Доктор сломал руку и рыдал в три ручья, а Мастер постоянно дразнил его, но от друга не отходил ни на шаг.       Доктор кричит, и это музыка для ушей таймлорда, потому что это звучит как любовь. Это протянутая рука, за которую Мастер всегда схватится, ведь во всем остальном Доктор — лучший. Самый умный, самый находчивый. Всегда на шаг впереди Мастера. Доктор никогда не нуждался в нём.       За исключением тех случаев, когда он испытывает боль, и именно поэтому Мастер причиняет её. Потому что он будет напоминать Доктору, что даже если тому станет немного лучше, он всегда будет нужен Мастеру. И когда Доктор закричит, Мастер ответит. Даже если ему самому придётся подвергать своего лучшего врага пыткам.       Доктор слегка ёрзает во сне, а затем вздыхает. Мастер всё ещё смотрит на неё во все глаза. Он разрывается: его ноги буквально приросли к земле, ведь Доктор здесь, кричит от боли, и он не может ей не ответить. Он не может предать их игру. Если он прекратит её, то кто знает, будут ли они когда-нибудь играть снова?       Но Доктор первая разрушила всё, поддавшись своим желаниям, и именно это вызывает у Мастера отвращение.       Он подумывает пнуть её, но потом приходит к выводу, что делу это ничем не поможет, как бы ни было приятно всё же сделать это.       Вместо этого он решает, что пришло время вновь втянуть её в игру.

***

      Тепло приводит Доктора в чувства. Чьи-то тёплые руки трясут её за плечи, а затем хватают женщину под мышки и тянут вверх.       — Не хочу, — бормочет она заплетающимся языком. — Мм, нет…       Что-то ужасное ждёт её в реальности, но Доктор не может вспомнить что именно. Что-то то ужасное, но точно не эти грубоватые руки, поднимающие её сейчас, и знакомый голос, мягко упрекающий её.       — Ну же, Доктор, — голос низкий и успокаивающий. — Да ладно тебе, не будь тряпкой. Ты должна встать. У тебя определённо есть парочка незаконченных дел.       Она не хочет этого делать. Кто-то насмехается над ней — думает Доктор, но не может вспомнить кто именно. Кто-то разорвал её жизнь на куски, и теперь она просто хочет спать.       Кто-то положил руку на плечо таймледи, сжимая его чуть сильнее необходимого, пытаясь удержать Доктора в сидячем положении.       — Я… — она качает головой и красноречиво зевает. — Всего несколько минут…       — Нет, Доктор, — голос стал жёстким и ещё более знакомым. — Сейчас не время спать. Разве ты не хочешь спасти своих друзей?       — Мои друзья… — её глаза распахиваются, и она тотчас устремляет взгляд на лицо напротив и едва успевает разглядеть написанное на нём разочарование. Доктор бледнеет.       — Ты… — она пытается отстраниться, но хватка мужчины слишком сильна, а его ногти больно впиваются в рукава пальто. — Что тебе от меня надо?       Глаза Мастера темнеют, и он отталкивает Доктора. Его руки безвольно опускаются, но через секунду сжимаются в кулаки.       — Ты сдалась, — говорит он. — Я пришёл за тобой.       — За мной…       Мастер резко разворачивается, сцепив руки за спиной, и смотрит в сторону леса.       — Я разочарован, Доктор, — он старательно делает вид, что разговаривает с деревьями. — Решила вздремнуть, пока твои друзья умирают?       — Мои друзья… — чувство вины захлёстывает Доктора с головой, и она буквально задыхается.       — О да, — спокойно отвечает таймлорд, всё ещё стоя к женщине спиной. Она не может полностью разглядеть его лицо, но откуда-то сбоку улавливает мягкий изгиб улыбки. — Думаю, они уже ждут тебя. Если, конечно, ты не планируешь продолжать плакать.       — Я не… — пытается Доктор, но отрицать бесполезно. Она чувствует, как слёзы высыхают на щеках. — Почему тебя вообще это волнует? Почему бы тебе просто не оставить меня?       Горькая боль буквально пронизывает её, и таймледи уверена, что это написано у неё на лице, ведь Мастер наконец поворачивается. Его взгляд блуждает по её лицу, он подходит ближе, и его взгляд становится серьёзным. Даже сочувственным.       Нет, это не сочувствие. Она уже видела это выражение на его лице раньше, в каждом его воплощении. Она узнала этот взгляд, и словно сотни игл пронзили её сердца.       Это любовь. Жгучая, горькая любовь. Этот его болезненный вид, будто из него выжали всю доброту.       — Потому что, — теперь он достаточно близко, и к нему можно прикоснуться. Лицо Мастера всего лишь в нескольких дюймах от её лица. — Мне не нравится смотреть, как ты страдаешь.       Он хватает её за руку и тянет на себя так резко, что Доктор кричит от боли. Она спотыкается, стискивая зубы, и успевает заметить голодную, но сочувственную улыбку на лице мужчины, прежде чем он нажимает на кнопку.       Они исчезают вместе.