Дежавю

Да Винчи и в самом деле любил людей, не отрицал этого и не скрывал. Ведь всё живое в этом мире прекрасно и заслуживает любви, а в неживое можно вдохнуть жизнь этой самой любовью. Возможно, в том и заключается секрет успеха маленького гения. «Твои картины потрясающие, Да Винчи-кун!» И он это знал это, принимал как должное. Ведь всем известно, что любовь вознаграждается. Все отвечали взаимностью на любовь. Все кроме одного. Затворник Микеланджело, скрываясь как за мраморной стеной, никого не подпускал ближе чем на пушечный выстрел, а вести беседу мог лишь на расстоянии, равном толщине двери его комнаты. Да Винчи лишь закатывал глаза и раздражённо цокал, слыша вновь взволнованные речи Заместителя-сан. Ну не хочет он выходить наружу, пусть сидит у себя. Его право. Но, чего греха таить, волнение червячком засело где-то в груди юного художника. Однако улыбаться на публику он умел прекрасно. — Микеланджело опять не вышел к ужину, — Заместитель нервно улыбнулась, барабаня пальцами по столу, пока Хокусай пытался забрать еду у Ван Гога, чуть ли не ревевшего от этой вопиющей несправедливости и жестокости бытия. — Значит, я могу съесть его порцию? — Кацушика тут же потянулся к тарелке возле пустого стула, предназначенного для скульптора. — Нет! — девушка быстро остановила его, прежде чем ловкие пальцы захватили тарелку с её содержимым, — Я уверена, он скоро– — Он не придёт. Почти все удивлённо посмотрели на мальчика, лишь Курбе опустил голову, соглашаясь с пока что единственным человеком, мыслившим в этот момент реально. Да Винчи тепло улыбался своим друзьям и коллегам, захватывая палочками рис и неторопливо принимаясь за еду. — Поймите уже, он не будет выходить из своей комнаты, — художник пожимает плечами, — единичные случаи, когда он решается выйти на улицу или вообще хоть куда-то за пределы спальни – это всё ещё единичные случаи. Не стоит отбирать у улитки её раковину, если она этого не хочет. — Почему ты говоришь так, Да Винчи-кун? — Ван Гог с любопытством наклоняет голову, на секунду теряя бдительность. Хокусай незамедлительно пользуется моментом и стаскивает кусок курицы с тарелки мальчика, — Эй, моя еда! — Что упало, то пропало, — курица тут же исчезает во рту Хокусая, а шансы на то, что Ван Гог расплачется, становятся ещё выше. Поверить трудно, но и такое бывает, когда у тебя отбирают еду. Заместитель директора лишь покачала головой. — Микеланджело тоже наш друг и коллега, он тоже работает в этом музее. Мы не можем игнорировать его закрытость и забывать о том случае, когда он упал в обморок от голода. Вокруг стола раздались возгласы согласия. — Думаю, кому-нибудь стоит позвать его, — девушка оглядела всех присутствующих. Рембрандт тут же поднял руку, собираясь встать. — Я могу! — Нет! — Да Винчи подскочил так резко, что чуть не опрокинул свой стакан с соком. Рембрандта за Микеланджело нельзя посылать ни в коем случае. Мальчик не хочет потом снова выслушивать нытьё скульптора из-за разбитого куска мрамора, — Думаю, не стоит, Рембрандт-сан. Я сам схожу за ним. Но ничего не обещаю. С этими словами, не дожидаясь ничьего согласия, Да Винчи вышел из-за стола и направился к общежитию. Гарантий на то, что Микеланджело выйдет из своего убежища, он остальным не давал, значит невелика будет потеря из-за провала. Но вот попытаться художник вполне может.

***

Рука, занесённая над дверью с намерением постучать, так и застыла в воздухе. Отчего-то Да Винчи колебался. Нет ничего страшного в том, чтобы позвать Микеланджело на ужин. Захочет — прекрасно, нет — невелика потеря. Но что-то не давало юному гению покоя. Какое-то волнение не позволяло ему заявить о своём присутствии, привлечь внимание парня по ту сторону двери. В этот момент он наверняка думал о новой скульптуре или пялился на мускулистого мужчину в окно. А может занимался самобичеванием. Ни одно из этих занятий не казалось Да Винчи по-настоящему интересным, так что не очень-то он его и отвлечёт, но может мальчик боялся реакции? А точнее, её отсутствия. Молчание Микеланджело задевало намного сильнее его обиженного выражения лица и дрожащего глубокого голоса, убеждающего, что ему не нужно никуда выходить. Да Винчи прекрасно это понимал. Потому и боялся. Сделав глубокий вдох и расслабившись, художник постучал в дверь. Тишина. Ни единого звука. Кажется, Микеланджело не собирался реагировать. Но и Да Винчи не собирался так просто уходить. Он постучал ещё раз, уже настойчивее. А спустя полминуты без ответа ещё раз, пока усталый голос скульптора по ту сторону двери, кажется, совсем близко к ней не спросил что-то вроде «Что нужно?». — Открывай, это Да Винчи, — спокойно произнёс мальчик. Удивительно, но этих слов хватило, чтобы художник услышал тихое шуршание за дверью, которая спустя несколько секунд приоткрылась. — Чего тебе? — недовольный тихий голос Микеланджело звучал так, будто этот парень не спал несколько суток. Слишком уставший. «Интересно, от чего он мог устать? — думал про себя Да Винчи, — Наверное, от жизни». — Заместитель-сан волнуется из-за того, что ты не пришёл к ужину, — улыбнулся Да Винчи, — я могу войти? — Ещё чего. Зачем? — пробурчал Микке, намереваясь закрыть дверь, но тонкие пальчики художника придержали её, заставляя того остановиться. — Да ладно, я же просто хочу поговорить, — такая же приторно сладкая улыбка, как и всегда. Похоже, поедание сладостей очень противоречиво сказывается на Леонардо. Одно лишь чувство разбавляло эту сладость. Горькое, вызывающее уж очень неприятные воспоминания. Дежавю. Микке колебался, Да Винчи видел это по его глазам. Но затянувшиеся секунды молчания спустя какое-то время были прерваны обречённым вздохом скульптора, и он нехотя отворил дверь, впуская внутрь маленького художника. Мальчик, улыбнувшись ещё шире, юркнул в комнату. — Тц. — Что ещё за «тц»? — Микеланджело насупился, скрещивая руки на груди. — Тут так душно, как у тебя хватает сил и здоровья торчать тут весь день? — Да Винчи прошёлся по комнате и подошёл к окну, потянувшись к форточке. Злое фырканье слетело с его губ, когда дотянуться до ручки едва удавалось кончиками пальцев, — Как ты вообще жив остался? — кряхтит он, титаническими усилиями всё же опуская ручку. Форточка с характерным стуком открывается, впуская в комнату свежий воздух. — Меня это не волнует, — отворачивается скульптор, смотря в сторону, куда угодно, но не на Да Винчи, — ты пришёл просто окно мне открыть? Довольно бесполезная попытка, потому что как только ты выйдешь отсюда, я снова его закрою. — Мне всё равно, не суть, — пожал плечами Да Винчи, — я заставлять не буду, да и не за этим пришёл. Теперь уже была очередь Микеланджело раздражённо цокать, медленно закипая. И что надо этому мелкому? Да Винчи прочитал немой вопрос в глазах Микке и вздохнул, сложив руки в замок. — Заместитель-сан переживает за тебя, и остальные тоже, — слова «и я» он разумно затолкал куда подальше, не желая произносить, — ты вообще думаешь о себе или забыл прошлый раз? Микеланджело отвернулся, нахмурив брови, и, разумеется, Да Винчи это заметил, но виду не подал. Лишь направился к двери, проходя мимо парня. — Главное, что я предупредил. Если хочешь по-настоящему умереть от голода – ради Бога. Моя идея посмертно нарисовать тебе портрет всё ещё будет в силе. Он не видел, как сжались кулаки Микеланджело, как он резко развернулся в сторону уходящего Да Винчи. Его резкий голос достиг слуха художника как раз в тот момент, когда его рука легла на дверную ручку. — Тебе не надоело лицемерить? Да Винчи резко остановился. Микеланджело замолк, видимо, уже коря себя за то, что позволил словам вырваться наружу, но мальчик повернулся к нему с всё той же улыбкой, уколотой лишь невесомым удивлением. — Прости, что? Дежавю. Микеланджело понял, что не сможет продолжить. — Нет, ничего. Забудь. — Хочешь сказать, я лицемер? — улыбка Да Винчи начала становиться мрачнее, и это даже пугало Микке, — С какой же стати? Думаешь, моё хорошее отношение ко всем лживо? Что ж, подумай ещё раз. Он медленно начал отходить от двери, наступая на скульптора. Волнение Микке выдавали лишь дрожащие руки и капелька пота, скатившаяся по виску, но сам он был неподвижен. — А что касается тебя, — Да Винчи остановился перед парнем, заглядывая ему в глаза, — как будто я скрываю, что зол на тебя. И ты, и все остальные прекрасно это видят. Ещё скажи, что не за что. Микеланджело не ответил. Лишь смотрел на художника сверху вниз, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвести взгляд. Слишком уж пронзительно он смотрел на него. В его голосе не было издёвки или насмешки. Лишь чистая обида. И скульптор прекрасно понимал, в чём виноват.

***

— Микеланджело! — в которой раз Да Винчи стучал в дверь, уже полчаса стоя возле неё, — Микеланджело, открой мне! Пожалуйста! За дверью не слышалось ни единого звука. Человек в комнате полностью игнорировал чуть ли не ломающего своим стуком дверь Да Винчи. Конечно, мальчик понимал, почему — за Микеланджело всё говорило случившееся сегодня днём в ателье. И, к сожалению, Да Винчи удалось застать это и увидеть лично. Перед глазами снова пронёсся образ лежащего на полу Микке с разбитой губой и синяками по рукам. Пальцы Леонардо болезненно сжались на его хрупких плечиках. Отвратительно. До чего же жестоки могут быть люди. Они оба ушли из того ателье в тот же день, пустые и разбитые. Но с момента, как Микеланджело вернулся домой, он закрылся в своей комнате и не выходил оттуда весь день. Нужно ли говорить, как волновался Да Винчи, дежуря у двери друга всё это время и роняя на пол хрустальные слёзы, полные боли и чувства несправедливости. — Ну же, Микеланджело, я же твой друг, пожалуйста... Дрожащий голос мальчика прорвал тишину, отражаясь от пустых стен. Если бы только ему открыли дверь... Он так хотел помочь, быть рядом с Микеланджело в этот момент, обнять его, утешить, показать, что не все в этом мире могут быть так жестоки к нему. Но он был там, за стенами своей комнаты, отказываясь впускать туда кого-то да и вообще подавать признаки жизни. Да Винчи не смог сдержать всхлипа. И ещё одного. И ещё. — Пожалуйста, Микеланджело, — дрожащим голосом просил мальчик, уже не надеясь на ответ, — давай поговорим. Да Винчи прислоняется лбом к двери, чувствуя, как слезинки катятся по щекам, когда он слышит, как щёлкает дверной замок. «Неужели...» Он поднимает голову и смотрит в упор на открывающего ему Микеланджело. Его всё ещё красная губа сильно распухла, а осоловелые глаза блуждали по мокрому от слёз раскрасневшемуся лицу друга. — Микеланджело! — радостно воскликнул Да Винчи, радуясь, что ему удалось наконец добиться ответа Микке, — Наконец-то. Я... — Уходи. И, кажется, время застыло. — Что? — улыбка художника дрогнула от услышанного. — Уходи, — повторил Микке, — просто уйди, ладно? — Эй, ты чего... — Да Винчи попытался зайти внутрь, но Микеланджело прикрыл дверь, встав на пути, — Я же хочу поговорить. — Я не хочу разговаривать, — пустой взгляд парня был направлен куда-то мимо друга. После этих слов Микке намеревался закрыть дверь, не давая Да Винчи шанса зайти. — Стой! —Леонардо остановил его, придержав дверь руками. Он так долго ждал, когда его просьбу услышат. Он не может просто так отпустить Микеланджело, — Я понимаю, что ты сейчас ужасно чувствуешь себя, но я хочу помочь– — Хватит, — отрезал парень, прервав Да Винчи, — Мне не нужна эта забота, мне ничего не нужно. Просто не прикидывайтесь заботливыми и обходительными, если потом готовы убить за неверное слово. Хочешь помочь – уйди. С меня хватит... — он остановился когда увидел, как по щеке друга покатилась слеза, — ... Вашего лицемерия. Последние слова были произнесены буквально шёпотом. Микеланджело не мог смотреть в глаза Да Винчи, а Да Винчи не мог поверить в то, что слышал. Что-то внутри него треснуло, сломалось от слов парня. Что именно? Он и сам не знает. Но того, как ноги сами понесли его прочь от комнаты Микке, он уже не помнил. Не хочет больше там оставаться. Не может.

***

— Если думаешь, что я когда-нибудь забуду тот день, то... Твоё право, — Да Винчи вздыхает, на его лице больше не появляется улыбка. Художник вновь направляется к выходу из комнаты, однако уже возле самой двери он оборачивается на Микеланджело, всё же поднимая уголки губ. Но в глазах видна всё та же горькая печаль. — Тебе не нужна моя забота, хорошо. Но, может, их беспокойство хоть что-то в тебе пробудит. И он вышел из комнаты, тихо закрыв за собой скрипучую дверь и оставляя скульптора наедине с последними услышанными им словами и болезненными воспоминаниями. Он не видел, как Микке закусил губу в нерешительности, как спустя несколько минут дрожа переступил порог комнаты. Микеланджело шёл на ужин. Но Да Винчи не видел этого. Ушёл раньше, не найдя сил остаться. Дежавю.