ли тэён и история о перманентном счастье

      Тэён смотрит сквозь заляпанное чьими-то пальцами стекло на беспросветно застрявшие в пробке, мокрые от непонятной мороси вперемешку со снегом машины, цепляется за щедро украшенные иллюминацией улицы, провожает взглядом спешащих домой прохожих, в общем, делает всё, только бы не слушать Джэхёна.       — Приём, Земля вызывает Ли Тэёна, — Чон отодвигает в сторону тарелку с недоеденным сэндвичем и недовольно поджимает губы, ожидая, пока лучший друг наконец-то обратит на него внимание.       Тэёну совсем не хочется продолжать разговор, в котором, в принципе, он и до этого не особо участвовал, но Джэхён от него не отстанет, поэтому выбора нет.       — О чём ты там говорил?       — Ты меня даже не слушал, — констатирует факт Чон, лишь сильнее поджимая губы, из-за чего у него на щеках появляются ямочки, и Тэён только сейчас замечает, что Джэхён измазался в горчице. — Так ты придёшь к нам на Рождество или нет?       «Отвратительно», — проносится у Ли в голове и он, если честно, даже не знает: это из-за того, что он только что отпил полностью остывший кофе, или из-за вопроса.       — Твой парень меня ненавидит, — Тэён нарочито сёрбает из кружки, а самому плеваться хочется.       Джэхён смотрит на старшего снисходительно, шумно вздыхает, качая головой, и говорит:       — Он твой брат.       — Сводный брат, — Ли тут же сглатывает все остатки горчащего кофе, морща нос, лишь бы побыстрее возмутиться только что сказанному, — между прочим.       — Хорошо, — Джэхён на эти детские препирания реагировать уже устал, поэтому даже глаза по обыкновению не закатывает, — сводный, но всё ещё брат.       — Который меня ненавидит, — пожимает плечами Тэён; у них в семье арифметика родственных чувств предельно простая.       — Ты рассказал о его ориентации прямо на семейном ужине, — Чон сам начинает от этого разговора чувствовать себя неуютно, он горбится, будто пытается спрятаться, но обратного пути уже нет.       — Во-первых, я не специально, во-вторых, я сам гей и родители об этом знают, — кажется, они уже столько раз это обсуждали, что каждая следующая фраза — зазубренный до кислотных ожогов на подкорке диалог из учебника иностранного языка.       — Но ты сам открылся, а Доён не…       Джэхён не успевает договорить, потому что Тэён его перебивает:       — Ты вообще на чьей стороне?       Глупый вопрос и ситуация тоже глупая, у Ли, вообще, вся жизнь трагикомедия какая-то.       — Я просто хочу, чтобы вы нормально общались, — Чон вздыхает, он уже третий год меж двух полыхающих под потолок огней, и, если честно, порядком подзаебался.       — Нет, — Тэён встаёт с неудобного, но нагретого стула, цепляет с вешалки своё длинное тёмное драповое пальто и поворачивается к Джэхёну, глядя ему прямо в глаза, — ты хочешь, чтобы белый флаг первым поднял я, потому что у Доёна скверный, я бы даже сказал, совершенно омерзительный характер. Мой ответ не поменялся: я готов поговорить с ним в любой момент, но только тогда, когда он сам этого захочет. А вообще, он мог бы мне хотя бы раз спасибо сказать за то, что я вас познакомил.       — Тэён! — Чон почему-то в очередной раз остаётся виноватым.       — Ты в горчице измазался, тут, — Ли мажет пальцем куда-то в свою щёку, задевая кожу отросшими ногтями, и направляется к выходу.       Погода на улице даже с усыпанными разноцветными гирляндами деревьями не навевает никакого ощущения праздника. Тэёну приходится всю дорогу до дома идти с поднятым воротником, потому что никому в конце декабря и в голову не придёт таскать с собой зонт, и очень даже зря.       Сквозняк бьёт Ли по ногам ещё в прихожей, в воздухе витает запах недавно сваренного рамёна вперемешку с любимыми духами Джонни. Тэён сначала берёт банку пива в холодильнике, а уже потом проходит в их крохотную гостиную, где Со в одном наушнике рубится в Овервотч.       — Херовый вышел разговор? — Джонни не отвлекается, ему не нужно, он столько времени живёт с Тэёном под одной крышей, что по одному вздоху может определить, что к чему.       — В следующий раз я не пойду, — Ли плюхается на продавленный диван и почти шипит от боли, потому что задница у него стала уж больно костлявая, а каркас снизу всё ещё металлический.       — Опять эти ваши гейские драмы, — Джонни даже и не спрашивает, — хорошо, что я не гей.       — В прошлом месяце ты встречался с каким-то странным парнем из Тая, — Тэён отпивает из банки пиво и всматривается в экран, пытаясь понять, что вообще происходит.       — Но я не гей, — повторяет Со.       Ли на это лишь фыркает и делает ещё несколько больших глотков. Когда вторая банка подходит к середине, Джонни наконец-то заканчивает свою игру, и они пять минут молча пялятся в чёрный экран.       — Джэхён позвал меня к ним на Рождество, — подаёт голос Тэён, когда воздух в комнате, кажется, начинает давить ему на виски.       — И ты пойдёшь? — спрашивает Джонни, он подтягивает правую ногу на диван и им резко становится тесно вдвоём, но Ли не уходит, лишь плотнее жмётся к обшарпанному подлокотнику.       — Чтобы весь вечер слушать о том, какой я хуёвый? — Тэён на автомате цокает языком, проходясь по нёбу, и выпивает остатки пива залпом. — Если бы мне это было нужно, я бы поехал к родителям.       — Я бы тебя к своим отвёз, тебе бы понравилось, — Со утешающе похлопывает его по плечу, прежде чем добавить, — но они же в Чикаго.       Тэён шумно выдыхает и сжимает влажный от конденсата цветастый алюминий в руке.

***

      Рождество для Тэёна праздник номинальный, он даже не католик, а из украшений у них в квартире только наполовину общипанный рождественский венок, который Джонни привёз из Америки в позапрошлые новогодние каникулы. Ли его как-то летом по пьяни снёс с двери в ванную, потому что привычки убирать такого рода безделушки они с соседом не имеют, поэтому теперь там буквально четыре ветки и одна побитая шишка.       — Я же просил тебя не курить в окно, — Джонни хмурится, смотря на сидящего на тонком подоконнике Тэёна, и с серьёзным видом поправляет очки на переносице, — снег идёт, я потом не буду протирать полы.       — Забей, это вода, она растает, ты даже глазом моргнуть не успеешь, — заверяет его Ли прежде, чем затушить окурок о металлический козырек с другой стороны стеклопакета.       Джонни привык даже к этому, он только слегка качает головой и быстрее ныряет в холодильник, чтобы выудить с нижней полки подкисающее молоко для кофе, может быть, сегодня ему повезёт, и оно не свернётся.       Через несколько часов Со находит Тэёна в полной темноте, разглядывающего пошедшую трещинами побелку на потолке под ипишку какого-то очередного репера с западного побережья; Джонни в них совсем не разбирается, хотя он и из Америки.       — Ты так и собираешься киснуть дома весь вечер? — Тэён не обращает внимания на тусклый свет, пробивающийся рассеянным конусом из коридора, он приподнимается на локтях только тогда, когда Джонни подаёт голос. — Моё предложение всё ещё в силе.       — Да в жопу это Рождество, — обиженным ребёнком бросает Ли и откидывается обратно на свой потрёпанный футон.       — Там будет бесплатная выпивка, — Со давит на болевые точки с искусством высококвалифицированного психолога, не иначе.       Тэён снова приподнимается на локтях, с прищуром смотрит на Джонни, и когда тот кивает, ещё раз подтверждая свои слова, радостно протягивает:       — Тогда чего мы ждём, погнали.       Впрочем, воодушевление Тэёна пропадает ещё на забитой платформе, когда они ждут поезд почти двадцать минут, но он старается убедить себя: это лучше, чем праздновать ещё одно Рождество с лимонным соджу под Канье Уэста в полном одиночестве. Потом они ещё час трясутся в метро, выезжая куда-то в пригород, Ли даже не интересуется, где они, и как вишенка на торте — звонок от родителей, которые напоминают о том, чтобы Тэён обязательно поздравил своего младшего братика.       — Хочется сдохнуть, но лучше набухаюсь, — говорит Тэён, когда они с Джонни стоят в кучке подтаявшего снега на нечищеной подъездной дорожке какого-то безвкусно украшенного дома.       — Не ной, мы почти пришли, я же не виноват, что ты не можешь курить при ходьбе, — Со натягивает рукава слегка выцветшей розовой толстовки, выглядывающей из-под пальто, на замерзшие пальцы.       На самом деле Джонни понимает, о чём Тэён говорит. Тэён хочет в андеграундный коммерческий реп, например, на Шоу Ми Зе Мани, чтобы зарабатывать на том, что нравится, но он, вроде как, закоренелый гей в одной из самых гомофобных стран планеты. А семья… даже человеколюбивый Со подтверждает, что там пиздец по полной программе.       Когда они наконец-то приходят в назначенное место, на часах около семи вечера. Джонни сразу убегает искать какого-то Сехуна, Тэён в шоке от количества народа и от размеров дома, поэтому цепляет первого попавшего человека на своём пути:       — Где кухня? — Ли чуть повышает голос, потому что корейская попса долбит в шесть колонок откуда-то из глубины комнат совсем нехило.       — Пойдём.       Высокий парень с чёрными волосами уводит его куда-то вглубь дома по коридору, увешенному гирляндами с синими лампочками. Вокруг шумно, люди снуют туда-сюда, а Тэён даже пальто скинуть не успел, да и не уверен он, что это безопасно.       — Выпьем? — спрашивает его новый знакомый, когда Ли подвисает на третьей рюмке, оглядываясь по сторонам, будто в попытке кого-то отыскать.       — На брудершафт? — у Тэёна в глазах бешено пляшут чёртики.       — Поцелуй только в щёку, — смеётся парень, — Джи Хансоль, будем знакомы.       — Очень жаль, Джи Хансоль.       Часа через полтора Ли с бокалом виски в руке сидит на крохотном узком балкончике, накинув на плечи пальто, и смолит вторую кряду сигарету.       — Ты уверен, что нам ничего за это не будет? — Хансоль разваливается на пластиковом стуле — Тэён уже и вспомнить не может, откуда они их приволокли, — и отмахивается рукой, мол «глупости не говори». — Ты так хорошо замки взламываешь потому, что с танцами не получилось?       Джи усмехается, они уже успели многое обсудить, как-то так вышло, что судьбы у них схожие, но даже рта открыть не успевает, потому что тэёновский смартфон на всю улицу разносится полифонией. Снизу кто-то начинает оживлённо шевелиться, слышатся шаги, и им приходится ретироваться обратно в комнату, с холодными, слегка запорошенными снегом пластиковыми стульями.       — Прости, — Ли скидывает, даже не удосужившись достать телефон из кармана, чертыхается себе под нос, а потом смеётся, он впервые за долгое время чувствует себя действительно счастливым. — Может быть, выпьем?       Темнота комнаты обволакивает, укутывает в одеяло котельного отопления из подвала, снег, оставшийся на ярком пластике, тает, капая на низ джинсов, а Тэён совсем недвусмысленно смотрит на Хансоля, выжидая.       — На брудершафт? — переспрашивает Джи, глупо улыбаясь.       И это для Тэёна своеобразное разрешение, он даже пить не собирается, ставит стакан на стул, совсем не заботясь о том, что тот, вероятно, свалится и зальёт какой-нибудь дорогой ковёр, и тут его телефон звонит снова. Ли старается не обращать внимание, сбрасывает, просто запустив руку в карман, ничего не должно испортить момент, но смартфон опять разрывается приевшейся мелодией.       — Возьми трубку, ничего страшно, — Хансоль улыбается.       Экран мерцает незнакомыми цифрами и это ещё больше выводит Тэёна из себя. Он выходит из комнаты, забиваясь в ванную в конце коридора, и, нажимая «ответить», почти шипит в трубку:       — Слушаю.       — Это Ли Тэён? — голос на том конце мешается с помехами, поэтому Тэён ничего толком понять не может, отвечает только затравленное «Да», мечтая поскорее вернуться в комнату, в которой он был всего минуту назад. — Это курьер, вам посылка.       После этого Тэён совсем впадает в ступор: родители не дарят ему подарки последние пять лет, а из друзей у него только Джонни и Джэхён, но они вряд ли решили бы так тупо пошутить.       — Алло? — раздаётся в трубке. — Я по вашему адресу, жду, чтобы отдать посылку.       — Я в Соннаме, — Хансоль рассказал ему, где они находятся, пока они болтали за выпивкой.       На том конце провода повисает молчание, тишина такая, что Тэён даже проверяет, не сбросил ли курьер трубку. Не сбросил.       — А в квартире никого нет? Я бы мог оставить посылку.       Ли почти на стенку лезть готов, такая ситуация, кажется, только с ним могла приключиться, честное слово.       — Нет, никого, — Тэён прокашливается, — оставьте посылку у двери.       — Я не могу, — серьёзно произносит голос в телефоне.       — Тогда отнесите её в офис вашей компании, я на днях заберу сам, — Ли почти сбрасывает, но курьер настойчиво заявляет, что при таком раскладе его нехило оштрафуют. — Ну и что вы тогда хотите делать?       — Давайте перенесём доставку, — бодро начинает парень, а Тэён думает, что тот, видать, умом тронулся, если хочет полтора часа в сочельник трястись до пригорода.       — Хорошо, я вышлю вам адрес сообщением.       Ли сбрасывает и смотрит на начищенный до блеска полотенцесушитель, от такого бреда даже смеяться не хочется.       Хансоля в комнате Тэён не находит, там только пластиковые стулья, под которыми уже приличная лужа, и недопитый виски с выдохшейся колой.       Джонни на первом этаже играет в какие-то подростковые игры для пьяных посиделок, удивительно, ему это никогда не надоедает. Он не очень доволен, когда расстроенный Тэён отрывает его, но всё равно выходит с другом к дому, чтобы Ли покурил.       — Курьер приедет сюда? Сумасшествие, — заключает Джонни, слегка покачиваясь при перемещении веса с одной ноги на другую. — А друг твой наверняка где-то в доме, тот, кто ищет, обязательно найдёт.       Тэён скидывает злополучному курьеру сообщение с адресом и направляется в дом на розыски Хансоля. Кажется, Ли пару раз обламывает кому-то секс, заглядывая в комнаты на втором этаже, он смотрит на заднем дворе и в подвале, что категорически глупо даже для него. Джи Хансоля и след простыл, будто его и не существовало.       Оставшееся время до приезда курьера Тэён просиживает в своём пальто с одним единственным стаканом виски на диване, между целующихся парочек, и наблюдает за игрой в бутылочку.       Когда телефон звонит снова, время уже переваливает за десять, и Ли даже жалко этого бедолагу становится. Он выходит на улицу, закуривает сигарету и чуть не закашливается дымом, когда видит курьера: тот абсолютно одно лицо с сегодняшним несостоявшимся любовником Тэёна — Хансолем.       — Долго же я до вас добирался, — улыбается парень и Ли пару раз тщательно промаргивается, думая, что дым в глаза попал. — Держите.       Тэён поспешно тушит окурок под носком своих увесистых ботинок, давит из себя тихое «спасибо», слегка склоняя голову, и принимает пакет из рук курьера. Парень напротив стоит в ожидании и совершенно точно никуда не собирается уходить.       — А, извините, — Ли лезет в карман, чтобы достать последние пять тысяч вон из кошелька, и протягивает их, — держите, чай.       — Спасибо, — парень принимает чаевые, кланяется, но с места не двигается, Тэён уже не знает, чего он ждёт, поэтому просто решает залезть в пакет и посмотреть на подарок, который никак нельзя было оставить у двери.       — Это что? — Ли, вообще-то, конечно прекрасно знает, что из себя представляет его подарок, но вопрос, видимо, вылетает сам собой, от удивления, так сказать.       — Фаллоимитатор, — ответ следует на полном серьёзе. — Четыре режима вибрации, — добавляет довольный до чертиков парень.       — Ну, спасибо, — Тэён почти взрывается, потому что на пакете с внутренней стороны записка с аккуратным «с Рождеством. Твой Доён».

***

      — И ты реально пошёл с ним на свидание, после этого? — Джэхён смеётся и облизывает мясной маринад с пальцев. — Никогда не забуду, как ты заявился к нам вечером в таком потрёпанном виде, что на тебя смотреть страшно было, достал розовый фаллос из пакета и начал тыкать им в лицо Доёна. Я сначала чуть от страха не умер, а потом от смеха.       — Я тогда перепил, — Тэён морщится от неприятных воспоминаний и вжимает голову в плечи. — Я с утра в Рождество с этим фаллоимитатором трясся в метро два часа, ничего смешного.       — Вообще-то это очень смешно, — в их разговор влезает Доён, зашедший на кухню с коробкой печенья. — Я просто хотел помириться, но совершенно не знал, что тебе подарить. Вот и заказал эту особенную доставку, когда курьер сам покупает подарок, я же не думал, что он воспримет мою просьбу — «чтобы человеку было приятно», — так буквально.       — Вот поэтому он и пошёл со мной на свидание.       — Юта! — Тэён смотрит на своего парня в дурацком рождественском свитере, на котором красуется странная кошка в ободке с оленьими рогами, и понимает, что у него действительно не было ни единого шанса устоять. — В дверь звонят, иди, открой.       Джонни по обыкновению пропускает Сынван вперёд, оттряхивая ворот её пальто от снега, и прямо с порога заявляет:       — Ну спасибо, что хотя бы раз в год разрешаете вернуться в эту квартиру.       Теперь Ли действительно счастлив, и это не мимолетное чувство. Тэён больше не хочет в коммерческий реп, он пишет песни, и вполне неплохо зарабатывает на этом. Он помирился с братом и теперь чаще видится с лучшим другом, а ещё у Ли самый безбашенный и милый парень в Сеуле.       Когда все после рождественского ужина расходятся по домам, Юта с Тэёном по традиции пятничного вечера залезают отмокать в пенной ванне. Накамото делает дурацкие прически из намыленных волос и корчит рожи, когда Ли говорит:       — Дурачок ты, Юта.       Накамото запрокидывает голову, чтобы посмотреть на сидящего сзади Тэёна, и недоуменно хлопает ресницами.       — Я бы даже ради Хвасы не поехал в Соннам с фаллоимитатором в пакете, — поясняет Ли, оставляя на носу Юты большой кусок пены.       — Ради Хвасы я бы тоже не поехал, — Накамото чихает, стирает тыльной стороной ладони пену и добавляет, — но у тебя в катоке классная фотка стояла. А теперь целуй.       Ли Тэён теперь счастлив перманентно.