Поцелуи под омелой

Это был самый отстойный вечер в жизни. Начиная от порезанного случайно о край листа бумаги со сценарием шоу пальца и заканчивая поездкой на самый бесполезный рождественский ужин в одном минивэне с половиной бывших одногруппников. В салоне стояла самая что ни на есть мрачная тишина, и все понимали, в чём тут дело. Абсолютно все. — Ты в порядке? — хлопнув по плечу, спросил Яньцзюнь, собираясь вылезти из машины. Если твой бывший спрашивает у тебя, в порядке ли ты, то это может означать только одно: на твоём лице написано всё красноречивее некуда — ни в каком ты нафиг не порядке. Чжанцзин кивнул и ещё раз оглядел под пиджаком шов рубашки у самого низа, где он сегодня с утра оторвал нитку. Шов естественно безнадёжно разошёлся, но не так уж критично, если, конечно, не приглядываться. Они с Яньцзюнем долго дружили, перед тем как перейти к стадии неловких обнимашек не на людях и чуть более неловких улыбок друг другу, чем обычно. Они даже ни разу не целовались, если не считать поцелуя в щёку от Яньцзюня, когда тот его проводил по-рыцарски до комнаты в слегка приподнятом градусом настроении и пожелал спокойной ночи. Хотя потом пришёл через полчаса спать в ту же комнату, вспомнив, что его кровать находится там же. Чжанцзин с ужасом осознал, что у него подгибаются колени, но сделать с этим ничего не мог, лишь взял за руку Линуна, чтобы не ковырнуться по дороге в банкетный зал. Мало кто оценит его пируэты мордой в плинтус. От рождественской атрибутики уже тошнило. Если бы можно было сорвать все эти раздражающие гирлянды и сосновые веточки и запихнуть их всем этим пульверизаторам новогоднего настроения прямо в толстую кишку и без вазелина, Чжанцзин с удовольствием занялся бы этим вместо предстоящего ужина. Даже маленькое пятнышко на голубых трусах от соуса за завтраком до сих пор не выходило из головы — день испортился ещё с самого утра, когда ему сообщили об этом шикарном ужине в прелестной компании. — Господи, как чудесно мы сегодня проведём время, — расплылся в саркастичной улыбке Чжанцзин, увидев, что его место снова там, где должно быть. Господи, даже после распада группы всё оставалось по-прежнему, вплоть до расстановки. Их было две: когда лидер находился в центре и когда их выставляли в шеренгу по рейтингу. И если раньше Чжанцзин ненавидел первую, то сейчас всем сердцем готов был отсесть подальше от... Линькая, что-то смотревшего на своём смартфоне и совершенно не обращавшего ни на кого внимания. И, возможно, то, что он не обращал внимание на Чжанцзина, было не так уж и плохо. ― Минуточку внимания! Чжанцзин зажал в трёх пальцах тонкую стеклянную ножку бокала с шампанским и поднял вверх, даже не собираясь узнавать, кто в очередной грёбаный раз решил произнести дурацкий рождественский тост, потому что желания пить совершенно не водилось. Зато водилось желание нажраться дешёвого алкоголя в не таком уж и элитном заведении за углом. И всяко подальше от Линькая и этой фальшиво-праздничной вечеринки. Всё равно никто не праздновал, да и компания не располагала. Веселился лишь их бывший стафф, наконец получив хоть один повод повеселиться, когда за девятью оголтелыми пацанами, у каждого из которых были свои желания, потребности и проблемы, больше не требовался родительский уход и подтирание задниц. Сами же парни просто вздохнули с облегчением с окончанием контракта, так ни разу и не задумавшись о том, чтобы хоть раз помочь ближнему за полтора года. Какой к чёрту командный дух, когда лидер свалил за океан, как только появилась возможность? Хотя виноват был не он один ― виноваты были все в равной степени. ― С меня хватит… Линькай словно прочитал его мысли по поводу происходящего, выпил залпом остатки шампанского и поднялся из-за стола, пренебрежительно отдав честь всем присутствовавшим и, зачесав пальцами длинную чёлку, направился на выход, не слушая оклики. Чжанцзин смотрел ему вслед и понимал, что от него самого никогда не будет зависеть целостность коллектива так, как всё зависело от Линькая. Потому что именно Линькай всегда поддерживал хорошие отношения со всеми, общался, травил шутки и звал к общему столу, разливал алкоголь и поднимал командный дух в разобщённой небольшой компашке людей по интересам. А сейчас он встал и ушёл. И за ним потянулись все остальные, словно лопнула нить с бусинами, и за одной скатились и поскакали по полу остальные. Чжанцзин же был самым последним, ему всегда становилось неудобно, и он терпел, пока у всех остальных терпение не лопнет, чтобы тихонечко за всех извиниться и покинуть помещение. Эта неловкость преследовала его по жизни. ― Тебя подвезти? ― у выхода спросил Яньцзюнь, надевая пальто. ― Мне как раз машину пригнали. Чжанцзин кивнул и пошёл к машине. Наверное, такова судьба. Их коллектив даже не выглядел дружным, не говоря о том, чтобы им быть. И, возможно, Чжанцзина это расстраивало. Совсем чуть-чуть. Из их шаек по два-три человека с парой одиночек так и не вышло полноценной группы. И хотя Яньцзюнь всегда был рядом с ним, что бы ни случилось, даже несмотря на разрушившиеся романтические отношения, которые толком и завязаться то не успели, Чжанцзин продолжал чувствовать себя одиноким в этом болоте. ― Я могу зайти? ― тот самый вопрос, которого боялся Чжанцзин всю дорогу до самой парковки. ― Ты спрашиваешь меня, можешь ли ты зайти в наше бывшее общее общежитие? ― невесело усмехнулся Чжанцзин, отчётливо понимая намёк. ― А стоит ли? ― Ты прав ― не стоит. В конце концов, я просто хотел немного поднять тебе настроение на Рождество, ты же не сердишься? Чжанцзин улыбнулся и сжал в руках подарочную коробочку, в которой наверняка очередная игрушка лего, которые он никогда и не любил. Просто так всегда получалось, что он находил потерянные Яньцзюнем фигурки и складировал у себя до поры до времени. ― Спокойной ночи, Яньцзюнь, с Рождеством. ― С Рождеством, Чжанцзин, ― грустно улыбнулся он и завёл двигатель. Чжанцзин не хотел подниматься. Ноги вели медленно в квартиру, в которой они вместе жили ещё совсем недавно. Иногда жили. Даже их общая карьера сложилась не так, как планировалось изначально. Ключи не провернулись. Даже планы побыть наедине в огромной квартире на девять человек пошли прахом ― кто-то опередил его и приехал сюда раньше. Чьи туфли стояли в прохожей, Чжанцзин не разобрал в полутьме ― свет он включать не стал, хватало лишь полоски света с кухни через длинный коридор. Чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, оставался лишь один вариант ― быстро проскользнуть в свою комнату, закрыть дверь и остаться один на один с самим собой. Разговоров на сегодня хватит, как и натянутых улыбок. Чжанцзин, скинув коробочку с подарком на тумбу и туфли возле неё, тихо пробрался к комнате, но дверь открыть не успел. ― Не хочешь составить мне компанию? Пришлось обернуться на голос, чтобы понять, что ему не послышалось. И действительно, Линькай с бутылкой шампанского в руке выглядывал из-за угла в том же дурацком сером костюме и чёрной рубашке с золотым люрексом. ― Я, пожалуй, пойду спать, ― покачал головой Чжанцзин, стараясь не смотреть ему в глаза. ― Очень устал. И ты выспись. Металлическая ручка холодила кожу и как будто не хотела проворачиваться, но со второго раза поддалась. Зачем всё это? ― Я знал, что ты приедешь сюда, поэтому тоже приехал. Но если ты не хочешь меня видеть, я переживу. Спокойной ночи. Чжанцзин проскользнул в комнату, казалось, совсем бесшумно, закрыл за собой дверь и прислонился к ней затылком. Закрыл глаза. Зажмурился с силой. Есть ли им ещё что обсуждать после неудачного признания при всей честной компании? Или действительно сделать вид, что Линькая нет в этой квартире и просто лечь спать? ― Я ведь всё равно не смогу уснуть, пока он здесь… ― прошептал Чжанцзин сам себе и стукнулся головой о дверь, после чего зажмурился уже от боли. Линькай сидел на кухонном угловом диване, закинув на него же ноги, но тут же выпрямился, завидев в дверях Чжанцзина. ― Шампанское будешь? ― спросил он, приподняв свой бокал. ― Ты о чём-то хотел поговорить? ― Я специально ушёл первым. Знал, что ты не хотел там сидеть, но не ушёл бы до самого конца, хотя тебе было очень неловко. ― Что ж, спасибо, ― усмехнулся Чжанцзин, наконец снял доставший его за вечер пиджак, забыв про дырку на полах рубашки, и присел на край дивана, принимая из рук Линькая второй бокал. ― Кажется, ты многое обо мне знаешь… ― Я вёл себя как полный идиот. Когда ты признался, что я тебе нравлюсь… Та тишина, которая образовалась ровно после твоих слов, которые по идее никто и слышать-то не должен был, но не услышал только ленивый… В общем, я не должен был давать заднюю, но я не был уверен, что ты действительно нравишься мне настолько сильно, чтобы подвергать нас обоих такому риску. И я предпочёл, чтобы тебя считали единственным дураком, чем… ― Можешь не продолжать, я понял. ― И ты не сердишься? ― С какой стати? Мы ведь больше вместе не работаем… ― Чжанцзин безбожно врал, нацепив на лицо маску ледяного принца. Он всегда знал то, что Линькай пытался сказать ему сейчас, но что это меняло? То, что Чжанцзин нравился ему, было понятно ещё по первому поцелую в его спальне, когда уже все легли спать. Поцелую, из-за которого отношениям Чжанцзина и Яньцзюня пришёл полный и бесповоротный конец. ― Если тебе больше сказать нечего, я всё-таки пойду спать. ― Ты злишься, а я даже не представляю, что можно с этим всем сделать, чтобы всё исправить… ― Господи, ты сейчас серьёзно? ― не выдержал Чжанцзин и встал из-за стола. ― Например, можно закончить теребить уже в руках несчастный венок из омелы, водрузить мне его на голову, поцеловать наконец и не отпускать хотя бы ближайшую ночь от себя никуда. ― И даже в туалет? ― подскакивая с дивана, успел пошутить Линькай. ― Клянусь, я убью тебя сейчас… ― Я не принц на белом коне, ты знаешь, но мне было так паршиво, вдвойне паршиво, зная, что тебе тоже не сладко. ― Помолчи уже и сделай это Рождество прекрасным, будь хорошим мальчиком… ― С Рождеством, Ю Чжанцзин, ― смотря прямо в глаза. ― Надеюсь, ещё триста лет мы каждое Рождество будем целоваться под омелой…

Fin.