Невысокий мужчина на вид моложе двадцати, слегка сутулившийся от усталости после обхода, вышагивал к последней палате по коридору. Он был одет во все белое, даже удобные разношенные кроссовки были лишь слегка посеревшими от многочисленных стирок и долгой носки. Доктор поправил очки и подумал про себя, что отлично вписывается в цветовую гамму, почти сливается с ней. Светлые стены, бежевый, вытоптанный в некоторых местах деревянный пол, белёсые жалюзи на окнах и, совершенно не к месту, ярко оранжевое постельное белье в палатах. Доктор каждый раз удивлялся, почему именно оранжевое, за всю свою практику он встречал такое лишь в этой больнице. Обычно подобные мысли о незначительном помогали ему справиться с рабочим днем. Многие могут считать, что с годами привыкаешь даже к такой работе, к постоянной боли и стрессу вокруг. Только вот именно этот мужчина не мог. Доктор каждый раз про себя вздрагивал, когда очередной пациент почти что плакал от усталости, страха и болезненных ощущений.
Последний на сегодня был Пак Чимин: совсем молодой парень, от этого было еще сложнее заставить себя в который раз открыть дверь в нужную палату.
— Ну что, Чимин, как ты сегодня?
Парень словно бы не услышал ни слова, светлые волосы намокли от пота и облепили лоб. Глаза, некогда яркие и полные жизни, потускнели. Их перекрывали очки в толстой оправе под стать клеткам на рубашке красноватого оттенка. Может когда-то этот паренек задумывался о собственном внешнем виде или просто был поклонником красного, сейчас его это явно не волновало.
— Сегодня как обычно? — Доктор открыл карту больного, сделал несколько пометок и уселся в кресло рядом с койкой. Обычно он так не делал, но это был особенный случай, который задерживал окончание смены и возвращение домой.
Чимин усилием воли разжал челюсть, за ней кулаки с побелевшими костяшками, откинул голову на подушку и выдохнул. Он так и не заметил, что кто-то вошел в палату, а точнее стал просто убеждать себя, что никого нет. А все потому что его наконец отпустило, такие моменты крайне короткие и обычно ближе к концу смены, то есть дня. Почему именно так — Пак на этот счет точно не задумывался.
Главное, что она его отпустила, дала передышку, чтобы он смог собраться с силами и начать бороться заново, потому что хотела мучить его еще какое-то время.
Боль — вроде бы бездушное понятие, ей уж точно всё равно, кого из земных тварей подчинить себе и заставлять уверовать в Господа Бога, лишь бы он забрал ее. Только Чимин оказался не из таких, он не просил Бога, знал, что не поможет. Но он нашел иной способ выдержать этот ад — он рассказывал себе истории. Сколько себя помнил, у него не очень-то было с фантазией и воображением, но если люди из атеизма приходят к вере, то почему у него не может получиться? С этим диагнозом — хроническая боль, парень жил уже почти три месяца, он прошел все пять стадий. Когда пришло принятие, пришел и новый способ борьбы.
После слов Доктора боль, словно по щелчку, отключилась, но ненадолго, она почти сразу вернулась, лишь совсем немного слабее.
— Док, вы могли бы изменить мне лекарства, от этих мои мысли путаются.
— Прости, парень, но я уже поменял тебе препарат на самый оптимальный.
Пак шумно выдохнул, но внутренне смирился, он, в общем-то, знал, что так и будет. Обычно таблетки не сильно помогали. Он пытался слезть с них, потому что все эти сильные обезболивающие превращали его лишь в подобие себя самого. Помнится, один его знакомый говорил, что хотел бы получить официальное разрешение на наркоту, даже если для этого нужно будет неслабо пострадать в какой-то аварии. Но в итоге пострадал не тот знакомый. Только вот Чимин никогда не хотел променять способность мыслить и управлять своим телом на легкий кайф вперемешку с желанием убить себя, лишь бы не испытывать таких мук каждый день своей нынешней жизни.
— Так что, вчера ты рассказывал про… — Доктор сразу замолчал, он пообещал себе, что больше не будет пытаться добиться продолжения истории, но видно усталость сказалась.
Обычно после нескольких или хотя бы одного дня Чимин забывал всё, что рассказывал накануне. Поначалу Доктор пытался по памяти пересказать, потом записывал детали и отдавал парню. Но тот не слушал и не стал ничего читать.
Когда боль возвращалась, а таблетки не могли ее заглушить, он начинал говорить первое, что создавал его разум, лишь бы пережить приступ.
На этот раз было то же самое. На лице парня отразилась гримаса боли, он привычно ухмыльнулся. Либо он сейчас начнет тихим, иногда срывающимся голосом рассказывать себе хоть что-то, либо его мозг не выдержит и отключит организм. После будет только хуже, кроме действия препаратов, вызывающих туман в голове и заторможенность, будет еще тошнота и такая тягучая боль в голове, что он сможет только лежать и смотреть в потолок. А еще будет ломить каждую косточку в теле, потому что оно все равно не привыкло за эти три месяца. Когда вся твоя жизнь заключена в танцах, когда ты просто знаешь, ты как будто родился с этим знанием музыки, как её выразить. Именно поэтому невозможно удержать себя в кровати, редкие подъемы со значительной помощью от медперсонала и тебя вновь скручивает боль. Но Чимин почти не думает об этом, он не может.
Сегодня он вновь заводит в полусознании свой какой-то самый последний механизм жизнеобеспечения. Сам не знает, почему говорит всегда вслух, словно бы это заклинание или его маленький ритуал с невероятным действием после. А может теперь еще из-за того, что рядом этот странный доктор, кажется на его бейджике значится Мин Юнги. Чимин запоминает все это, чтобы, когда доктор уйдет домой, ночью перебирать все крошечные моменты этого дня, потому что сил на фантазии не останется. Дни его до прискорбного однообразны, а этот Мин Юнги меняет у себя в кармашке на груди ручки почти раз в неделю. Это то, за что цепляются последние крупицы сознания. Бывает, что истории Пака буквально приобретают оттенки этих самых ручек. Бывает, что истории ему напоминают что-то из его прошлых жизней. Чимин иногда почти ухватывает это призрачное ощущение, что он правда жил иной жизнью. Иногда это слишком смешивается с его фантастическими историями и после он перестает доверять своему больному разуму.
Сегодня он вспоминает только историю из точно существующий книги, потому что ручка наполовину красная, наполовину синяя. И парень тихо начинает про подводный город с невероятными жителями, про русалочку, что отдала свой голос в обмен на ноги. Но что-то в версии Чимина как будто не по канону, где-то он сворачивает не туда.
Юнги прикрыв глаза сидел в кресле у кровати все время, стараясь не производит никаких звуков. Но Чимину все равно казалось, что доктор почти всегда рассказывает все эти истории за него, он точно слышит его голос, но не может взглянуть, чтобы убедиться, физически не может этого сделать.
Этой ночью парень размышляет сквозь отступивший в голове туман. Сегодня боль оставила его на самый длительный период за всё время. И Чимин начинает собирать свои детали дня, сам не замечая, что не помнит ничего, кроме этой ручки, кроме голоса врача. Хотя в этот раз он ещё смог вспомнить его лицо. В самом конце, когда Мин Юнги уже вставал из кресла и почему-то коснулся его волос. Чимин посмотрел ему в глаза, и врач улыбнулся ему какой-то невероятно детской улыбкой, такой не бывает у докторов в больницах, они не бывают так молоды.
Парень приподнялся на больничной кровати, сел и посмотрел в окно. Была ясная ночь и сияли звезды. Чимин поднял руку и провел по волосам, в этот момент он осознал, что знал Юнги до больницы. Стоило ему поймать вздох удивления, как все мысли опять спутались, превратились в невероятную мешанину всего. Лекарство стало ощущаться в каждой вене, но боль перекрывало не слишком успешно. Пак упал на подушку и закрыл глаза. Его обычная ночь всё-таки опять наступила.
***
Мин Юнги вновь заканчивал осмотр, подходя к последней палате, это стало таким привычным, что он даже не брал выходных в последний месяц.
Стандартные вопросы, вновь без ответов. Юнги садится в кресло, но глаза не закрывает, следит за каждым изменением в своем пациенте. Чимин говорил шепотом, продолжая что-то, что начал еще до прихода доктора. Слова сегодня были особенно вязкие и тяжелые, еле продирались сквозь огромную пелену не-осознания. Но после каждого нового предложения голос становился чуть громче и увереннее. Рассказ был про принца, но без принцессы, был только длинный путь в пятнадцать минут речи парня и в конце нее чудовище.
— Чимин, Чимин, — голос Юнги звучал как из-под толщи воды, стираясь с каждой крошечной ноткой. Пак только слегка-слегка слышал в нем страх.
Чимин чувствовал опять руки у себя в волосах, но они словно упали, сползли по плечу на матрас. Боли не было вообще, глаза слипались, и парень перестал сопротивляться. Всё потемнело и воздух совсем кончился.
***
— Добрый день, сегодня все так же без изменений?
— Да, состояние стабильное, я все проверила.
Медсестра покидает палату, человек садиться на стул у койки, в которой лежит молодой парень со светлыми волосами, опускает голову, складывая руки в замок на коленях. После пары минут без движений словно оживает, дергается, протирает ладонями лицо. Он достаёт из кармана гребешок и начинает аккуратно расчёсывать волосы паренька, протягивая руки над его лицом. За этим занятием он незаметно для себя начинает тихо напевать какую-то мелодию. Он продолжает методично расчёсывать и так ровно уложенные волосы. Тут голос его подводит и детская мелодия про принца, сражающегося с драконом обрывается. Руки сползают ниже на край койки. Парень сжимает кусок простыни.
— Если бы я только пришёл тогда раньше к тебе, Чимин, если бы тебе не нужно было переходить на том перекрёстке. — Голос молодого человека сходит к пугающему шёпоту.
Тут рука Чимина в кровати шевелится, слегка так, совсем незаметно. Пришедший парень точно не замечает, пока эта ладонь, бледнее простыни и бледнее даже его незагорелой кожи не дотрагивается до рук, что сжимают ткань.
— Доктор, а что было дальше?
Парень не поднимает голову, только беззвучно плачет, слёзы капают на пол и рукава толстовки, он расслабляет хватку и бережно берет ладонь Чимина в свои руки. Даже то, что тот почему-то назвал его доктором не задерживается в мыслях дольше, чем на десять секунд.
— Дальше. — Голос у него сиплый и немного скачет. — Дальше принц победил дракона, но у того было припасено заклятие, оно усыпляло навечно любого, кто причинит вред дракону. И принц заснул.
— Боже, нет же, нет, Юнги. Теперь я очнулся.
Мин Юнги поднимает лицо и смотрит в ясные глаза Чимина. Продолжает держать его руку почти невесомо, не веря, не доверяя.
— Да, после принц проснулся, потому что его верный друг простоял над его телом долгие сотни лет, веря, что принц откроет свои глаза, — произносит Юнги.
— И тогда они продолжили своё путешествие, — закончил за него Чимин, улыбаясь такой тонкой, нежной улыбкой.
Это был уже не тот паренек из старшей школы, он стал кем-то, кто прожил много жизней за одну. Столько пережитой боли внутри, глаза обоих были словно отражением друг друга и оба понимали все без слов.
Юнги смотрел в эти глаза впервые за три месяца, впервые с тех пор, как его самый дорогой человек впал в кому. Все это время чувство вины и страх пожирали его изнутри. Он приходил навещать Чимина каждый день и только это его спасало. Надежда и вера, что он вернется, если говорить ему бесконечные истории, которые тот возможно даже не слышал.
— Прости меня, прости, прости, — Юнги еле сдерживался, чтобы не закричать.
— Знаешь, мне снился такой долгий и реалистичный сон, ты был там со мной, — Чимин говорил слабым голосом.
Руки Мина перестали трястись, а на лице отразилось удивление.
— Я там был..?
— Ты был моим врачом, мне кажется я всё это время слышал твой голос.
Губ Юнги коснулась робкая улыбка, когда парень приподнялся, продолжая пересказывать все те истории, что Мин придумывал ему все эти месяцы. Чимин аккуратно стёр слезы с его щек и улыбнулся в ответ.
Теперь они смогут дописать свою историю, которую кто-то попытался украсть, но даже судьба не справилась с такой задачей.
