Ребенок, измученный снами где юность бросалась годами где не прекращается старость где осталось чуть-чуть Ребенок, измученный ночью он вроде бы жив, но не точно все мысли – как камни да кочки и ему не уснуть Вся моя жизнь под полом скомкана бумажным комом а мне светит солнце с перерезанным горлом.
"Образ солнца. Цирковь."
Морндас. Начало морозов. Слышащая спустя долгое время после исполнения контрактов смогла вернуться в новое Убежище. Для Братства настали тяжёлые времена и нордка хваталась за несколько контрактов сразу, не щадя живота своего. Как и обещал Меллори - Убежище было обставлено в лучших традициях. Ассасинов, конечно же. Даже на пыточную не поскупились. Устало выдохнув, новоиспеченная глава Темного Братства нашла себе укромное местечко у стола внизу. Тишина приятно обволакивала, Братство пока не успело набрать жертв в пыточную, те, что были, уже успели почить, потому тишину нарушало лишь дыхание нордки. Витражное стекло с изображением Отца Пустоты приковывало взгляд, и мысли Слышащей постепенно заволокло туманом дрёмы. Она даже не сразу услышала звуки возни и томного сопения подле себя, наивно полагая, что прибыла в Убежище до петухов и все ещё спали. Нет, точно не Бабетта, вон как старается и подскуливает. Лениво приоткрыв единственный глаз, женщина скосила его вбок, улавливая пестрый образ на фоне скудной серости пола. − Слышащий, наконец-то ты прибыл! Цицерон и милая Мамочка уже начали тосковать...дааа, Цицерон всё сделал как надо! Всё по полочкам, да сундучкам! Лирэ мягко улыбнулась, закрывая глаз обратно. Да, она не присутствовала в Убежище, когда пришёл заказ из Гильдии Воров. Всем занимались Назир и Бабетта. Она даже не сомневалась, что Цицеро им «помогал». Как мог, воистину. − Слышащий может оказать скромному Цицерону услугу? Хранитель, имея внушительный рост, сейчас сидел на корточках, согнутый в три погибели и смиренно ждал, пока его настойчивость поборет дрёму Лирэ. Желание отдохнуть и наконец-то насладиться тишиной смешалось с нежеланием «оказывать скромным персонам услуги». Нет уж, все проблемы и вопросы на потом. Сейчас тело ломило от усталости и дико хотелось забыться сном на ближайшие сутки. − Циц, я устала. Давай потом это обсудим? − Но Госпожа! Милая моя Госпожа, Цицерон и так долго ожидал твоего приезда... Взгляд янтарных глаз вот-вот норовил прожечь дыру в одежде. Решив побыстрее расправиться с делом, Лирэ приняла более сосредоточенную позу, сидя на стуле. Нарочито внимательным взглядом она уставилась на Хранителя в ответ. Чем дольше затягивалась пауза, тем шире становилась улыбка на лице шута. Лирэ и без того прекрасно знала, что Дурак в темечко поцелованный, но сейчас сожаление брало верх. Зря она соглашается на авантюры с ним. − Цицерон хочет научиться... - шут скромно промямлил, пряча зверино-жестокий взгляд убийцы в пол. Женщина едва заметно повела плечом, протягивая руку к буйной голове Хранителя. По-матерински заботливо поправила шутовской колпак и жестом заставила посмотреть на себя снова. − Научить чему, Цицеро? − Бедный Дурак не способен. Не получается! Я вот так губы складываю, а не выходит! Лирэ снова улыбнулась, склонив голову вбок. − Ты же умел свистеть. Забыл как? - шут стремительно замахал руками, едва не повалившись на спину от усердия. − Нет. Цицерон хорошо свистит. Соловушка обзавидуется, - и тут же попытался засвистеть. И перебудил бы, даэдра его дери, всё Убежище не успей нордка зажать его рот ладонью. − Верю! Тише, брат мой. Тогда что тебя беспокоит? А беспокоит его явно сильно. Обычно громкий и развязно-болтливый Цицеро смиренно молчал, даже не пытаясь облизать зажимавшую его рот ладонь. Былое дело. После таких выкрутасов нордка старалась вообще не касаться Хранителя и находиться от того на расстоянии минимум вытянутых трех рук. Трех гигантских рук. Шут обреченно вздохнул и вновь опустил нос в пол. − Целоваться. По спине нордки прошёлся холодок. Чего? Целоваться? Да она в жизни не поверит, что этот плут не целовался никогда. Здоровый имперец выглядел кем угодно, но не не целованным юношей. Слышащая медленно откинулась на спинку стула и посмотрела на понурого шута как на шкодливого щенка. − Целоваться? Зачем тебе? Взгляду Хранителя могли позавидовать даже напортачившие дети. Боль, невыносимая тоска и досада на себя самого. Цицерон встал, расправив плечи. И гордо выдал. − Цицерон хочет целоваться. Слышащая, научи меня! Лирэ едва под пол не провалилась, как громогласно отразился от стен голос шута. Женщина, не сводя с него пристального взгляда, подалась вперед и подкатила по столу к мужчине спелый помидор. И откуда у них в Убежище помидоры? − Сначала определим твой...уровень. Вот, покажи мне на этом помидоре. Глупость. Какая же глупость! И ради этого она жертвует отдыхом и сном. Учит скомороха целовать овощи! Цицерон оценивающе посмотрел на помидор. Затем взял его в руку и поднес ко рту. Далее всё прошло как в тумане. Лирэ от всей души даже злейшей сопернице не пожелала бы такого ухажера. В него будто Намира вселилась! Он благоговейно чмокнул овощ в алый бок и...впился в него зубами, просто всасывая помидор в себя так, что осталась одна кожура. Начали за здравие, как говорится... Нордка подперла щёку кулаком и молча наблюдала, пока хлюпы и чавканья не стихли. Не стоит упоминать, что Цицеро весь был в помидорном соке и так явно никто не целуется. Но по взгляду она понимала, что если сейчас Слышащая не подбодрит его, тот совсем поникнет. − Начал-то ты хорошо, а вот дальше... Плутовато облизнув губы, шут опустил руки и выдохнул. Снова провал. Лирэ незатейливо кивнула на тряпку, лежащую на столе, и крепко задумалась. С таким запалом можно и нутро всё вытянуть. − Цицерон старается! Очень старается, Слышащая! − Это я вижу. Кого ещё ты просил тебя научить? Он умолчал о том, что целовать Бабетту или, упаси Ситис, Назира было просто невозможно. Не-дитя высосет его первее, чем тот успеет даже губы трубочкой сложить. Назир же и не представлял для скомороха особого интереса. Цицерон больше предпочитал женский пол. Да и скимитаром по хребту получать очень не хотелось бы. Вот новобранцам повезло меньше. Новенькую данмерку он заприметил ещё с момента её появления в Убежище. Но строптивая эльфка и на шаг не подпускала Цицерона к себе. Вот ещё, дудки! − Только тебя, Слышащая. Хоркерова задница сейчас выглядела лучше, чем моральное состояние Главы гильдии. Нордка обреченно вздохнула и поманила шута к себе. − Значит так... Последние полтора часа она только и делала, что не давалась шуту засосать её как двемерская машина и терпеливо объясняла. Нет, само собой к практике они однажды перейдут, но тут у Лирэ были свои планы. Одно из заданий Темного Братства должно было проходить близ крупного города, и там обещалась быть ярмарка. Вот туда она его и потащит, и Цицерон наконец-то нацелуется всласть, а Лирэ спокойно отоспится и поест как следует. Всю сложившуюся ситуацию она воспринимала с должным пониманием: Цицерон засиделся. Пусть в его черепушке есть друг, но зов природы не обманешь, и Хранителю тоже нужно было развеяться. Все намёки на посещение служительниц Дибеллы или простого Публичного дома Цицеро воспринимал как глубокое личное оскорбление. И этими губами он будет целовать свою Матушку? После их уроков Цицерон заметно притих, перестал реагировать на новые лица в Убежище и что-то постоянно писал в одном из дневников. Лирэ тогда смогла спасти предыдущие его рукописи из сожжённого дотла Убежища, за что Цицерон отблагодарил Слышащую радостными воплями. Назир как-то пошутил на счёт его мемуаров, но после гневного зырка от шута все шутки постепенно сошли на «нет». Иногда на шута снисходили озарение и ясный ум, но тот умело маскировал приходы за дебильноватыми ухмылками. Лишь по глазам Лирэ видела, что шут их всех водит за нос. Его дело. И Матери Ночи. Спустя пару дней они вместе с Цицеро покинули Убежище, направляясь за новой жертвой. В этот раз по душу орка. Задание было выполнено, когда этот самый орк испустил дух. Слышащая, к своему стыду или лени, даже не шелохнулась, отдав жертву на откуп Цицеро. Хранитель тенью юркнул в густые заросли кустарника и лишь сдавленный стон ознаменовал, что шут целью свою настиг. − А если птичка закрича-а-а-а-ла, − послышалось затем довольное пение, и сам Цицерон вышел на свет, волоча за собой зачем-то взятую с трупа орсимера секиру, − Сверну ей шейку, чтоб молча-а-а-ла. − Она старая и ты за неё ничего не получишь. Даже чар нет. Идём, там ярмарка неподалеку. Куплю тебе рулет, − женщина деловито ткнула пяткой в бок Тенегрива и конь медленно пошёл дальше, фыркая, пока скоморох забирался на его круп. Секиру он таки бросил, подальше в кусты. Осторожность никто не отменял, а валяющееся на дороге оружие патруль точно обнаружил бы. Остальные члены Братства не слишком одобряли, но и не порицали того, как близко Лирэ подпустила к себе Хранителя. Тот игнорировал наличие свободных спальников или кроватей в Убежище, спал у Лирэ в ногах. Сворачивался, как огромный кошак, и грел замерзшие ступни. Или спал у гроба Матери Ночи, но с приближением зимы стал отдавать предпочтение покоям Слышащей. Нордка поначалу слишком сильно пугалась, спихивая шута на пол, потом свыклась. Дурак стал продолжением её рук, глазами и слухом. Практически воспринимался как часть собственной сущности. Будь жива Астрид, она бы опять плевалась, на пару со своим муженьком. Лирэ не смогла сдержать улыбки от нахлынувших воспоминаний. Астрид на дух не переносила Цицерона и всячески настраивала против него остальных. Лирэ лишь отмалчивалась и держала нейтралитет, пока всё само собой не закрутилось. После заданий она таскала шуту сладкие орехи или рулеты. Часами она могла смотреть на то, как он ухаживает за телом Матроны, натирая мощи маслом. Слушая едва различаемые в тишине песни и дремала, мечтая о чем-то далеком и теплом. Всё изменилось, когда она стала Слышащей, а Астрид истерично рвала и метала, чувствуя уходящую из рук власть. В Братстве она нашла семью, нашла Мать и Цицерона. Остальные негласно сплотились и не перечили, наслаждаясь долгожданным покоем и подъемом гильдии. − Там поют, Цицерон слышит песни! Наконец-то, Дураку Червей дадут сплясать и сыграть на дудочке. − Ты умеешь играть на флейте? − Цицерон ещё не знает, но скоро узнает! Хмыкнув, нордка пришпорила коня и до ярмарки они добрались с ветерком. Близ Солитьюда жизнь казалась какой-то иной. Нищета и голод не ощущались здесь так остро. Люди одевались не в лохмотья, пахло не так отвратительно, да и в целом картина радовала глаз. Ярмарка вышла что надо. Тенегрива они оставили у конюшен, щедро приплатив конюхам за приличное место для постоя. Ретивый конь мог и руку откусить. А на такую лошадку посмотрят первым делом, захотят погладить... Проверив, как следует, все ремешки и кошель, нордка двинулась в сторону толпы, куда уже со всех ног унёсся Хранитель. Чтож, видимо потчевать рулетами она будет себя. Прилавки пестрили тканями, богатыми украшениями и вкусными лакомствами. На любой вкус и цвет, а сколько здесь было людей. Красивые, пышногрудые девицы зазывно улыбались, поправляя толстые косы. Уже изрядно выпившие норды горланили песни, каждую на разный лад, улыбаясь и посвистывая в след девушкам. − Ага. Осталось найти нужную и дело в шляпе... − Какой шляпе? Лирэ едва не шарахнулась, интуитивно цепляя Цицеро за локоть. Задумалась, салага. Будь он подосланным по её душу убийцей, уже бы валялась в луже и булькала. − Шеогората шляпе. Что я тебе говорила про правую сторону? − нордка шипела похлеще каджитки в сезон гона. − Цицерон всё помнит, милая Слышащая. Цицерон прикрывает правый бок. Лукавая улыбка имперца и сунутое под нос яблоко в карамели немного остудили пыл женщины. Она терпеть не могла, когда к ней подкрадывались со «слепой» стороны, а Цицеро воспринимал всё слишком буквально и всегда тёрся именно там. Арнбьорн всё злился, мол, не могла найти себе мужика лучше, чем этот доморощенный? Нордка лишь отмахивалась, не видя в этом ничего крамольного и двусмысленного. Да и не воспринимала она Цицерона иначе, чем Хранителя. Глупости какие. В конце концов, не она же навязалась в мужья к Главе Темного Братства? Вот уж кому стоило бы прикусить свой длинный язык. Карамель тянуче заливала пальцы, склеивала губы. Но лакомство было слишком вкусным, чтобы так просто с ним расстаться. Лишь спустя пару минут женщина уловила заинтересованный взгляд шута на то, как она ест. − Фто? Цицеро сдавленно проскулил и бросился обратно в толпу, оставляя Лирэ доедать в гордом одиночестве. Мученически простонав, она отправила последний кусок яблока в рот и выкинула палочку в ближайший куст. Пусть валит. Ей пора бы взяться за дело. Её внимание привлёк шатер. Красивый, яркий с кучей всяких побрякушек у входа, которые тихо позвякивали от порывов ветра. Лирэ помедлила, думая отбросить эту затею, но всё же вошла внутрь. Пахнуло специями, травами и запахом чего-то очень старого. На ум сразу пришла библиотека, от чего нордка тихо чихнула. − Входи, дитя. Я уже тебя заждалась... Голос так походил на голос Матери, что у Слышащей едва ноги не подкосились. Наваждение, не иначе. − Старая Мура ждёт, всегда ждёт. И всегда дожидается. Садись, я расскажу тебе твою судьбу. − Моя судьба уже открыта мне, я не хотела бы... − Хотела. Ты же здесь, − женщина лукаво улыбнулась, поправляя шелковый платок, укрывающий плечи гадалки. Она была стара, но с возрастом не утратила женственности. Наоборот. Годы придали её лику мудрости и женской красоты. Лирэ подошла ближе к столу и села на табурет, в выжидающем жесте сложив руки на колени. − На твоих руках много крови, но убиваешь ты не из жажды, − нордка сдержала скептичный хмык, только дурак не заметит кинжал, висящий на бедре. Лирэ никогда не верила гаданиям. − Возродить из пепла, загрести своими руками угли и не обжечься. Без рода и племени, а вон какую семью собрала. Руны и кости с тихим стуком легли на стол снова, обновляя расклад. Слышащая безучастно смотрела на стол, где-то далеко витая своими мыслями. − Деньги, связи, власть. Всё в твоих руках. Много жизней связаны с тобой единой нитью. Одна из них особенно тесно. Дитя, у тебя уже есть мужчина? Вопрос отвлек её от раздумий, лишь спустя пару секунд Лирэ сухо покачала головой. − А ты у него есть. Смотри, вот он, − гадалка ткнула пальцем в стол, указывая на какую-то загогулину, что раньше была частью скелета. − Это чей-то мосол, Мура. Какой ещё мужчина? − А вы похожи. Он тоже дурак дураком. Когда до Лирэ начал доходить смысл сказанного, гадалка уже свернула все руны с костями и ласково улыбнулась. − Иди. Он уже там извелся весь, а ты тут сидишь. Держась, чтобы не вылететь из шатра снарядом, она же черт подери Глава Темного Братства, нордка оставила на столе пару монет и молча вышла. Денег она оставила куда больше, чем стоило само гадание. Мура тихо втянула носом воздух и так же медленно выдохнула, сверкнув в полумраке льдисто-голубыми глазами. В воздухе повисло тихое молчание, нарушаемое лишь одним шепотом губ. − Слава Ситису. После гадания Лирэ ещё долго приходила в себя, тенью плутая меж прилавков и полупьяных людей. Денег у неё и вправду было с избытком, большую часть она вкладывала в Братство и броню для новобранцев. Тот заковыристый мосол не выходил из головы. Мужик, как же. − Да вдарь ты ему уже! С площади неподалеку слышались крики и улюлюканье толпы. Норды опять затеяли драку. Какое гулянье без драки, мм? Хорошенько поработав локтями и пробравшись через толпу, Лирэ с ужасом поняла, что лупят там отнюдь не норда, а её шута. Цицерон ехидно посмеивался, приплясывая на веселье остальным, кроме своего противника, который уже копытом рыл землю. − Я тебе покажу, сучье отродье! Это самое отродье никак не попадалось под удар. При очередном сильном замахе мужчина промахнулся и пролетел мимо шута, а тот ещё и успел противнику пендаль отвесить. Норд смачно плюхнулся на землю и зарычал. Судя по одеждам, которые сейчас щедро были обмазаны грязью, мужик был далеко не простой, не из бедных. Лирэ хотела было вступиться, но не стала. Пусть побалуется. Сбежать отсюда они всегда успеют. Накинув капюшон на голову, женщина тенью прошелестела через толпу, подбираясь ближе к Цицерону. Паяц ликовал и красовался, показывая толпе не самые приличные позы. Под хохот толпы Лирэ уловила момент и вытянула руки, хватая шута практически за задницу, утягивая того за собой в тени. Веселье весельем, но перспектива линчевания толпой её не прельщала. − Кровожа-а-а-а-а-дина, опять своевольничаешь? − смешливо протянула нордка, таская ошалевшего от веселья шута за щеку. Цицеро давился смехом, пытаясь увильнуть от цепких пальцев. − Слышащая ушла и Цицерон заскучал. Но веселье он везде найдёт! − Помнишь, ты просил научить тебя целоваться? С лица шута улыбку словно стёрло, он часто закивал и придвинулся к нордке, подставляя лицо и щурясь. − Так вот сейчас лучший момент для практики. Пойдём, здесь куча достойных дев и они жаждут научить тебя этому сакральному искусству, − ответа на свою фразу она так и не получила. В воздухе повисло неловкое молчание, довольно редкое явление для Хранителя. Шум гуляний и сладкие запахи угощений словно померкли, перестав существовать для нордки. Её словно на другой план перекинуло от осуждающего взгляда Цицеро. − Я не хочу. Неловко потупившись, Лирэ отодвинулась подальше от шута и встала, расправляя плечи. − Тогда выдвигаемся. Уже скоро начнёт темнеть. Всё оставшееся время пути они провели в тишине. Со стороны выглядело, будто женщина сонно клюёт носом, сидя в седле. Лирэ снова задумалась. Руки в перчатках из мягкой кожи крепко сжимали поводья, взгляд рассеянно блуждал по узорам, высеченным на коже поводьев.***
«В Убежище было непривычно тихо. Визара истекал кровью, Бабетта хлопотала над ним и остальные хмуро стояли вокруг, желая хоть как-то поддержать своего Брата. Глаза Астрид пылали злостью и жаждой мести. Никто не смеет помыкать её Семьей. Всё пошло прахом, как только порог Убежища переступил этот чертов клоун со своей Мамочкой. Они уже не то Братство, что было раньше. Мать молчит и никто не слышит её голоса. Всё чушь, всё пустое и ненужное. − Убей его. Найди и убей. Паяц должен сдохнуть. Лирэ впервые видела Астрид такой. В глазах застыли злые слёзы, тревога за мужа и судьбу Темного Братства. Нет врага страшнее, чем обиженная женщина. Особенно, если эта женщина главная среди убийц. Она даже не поскупилась отдать своего коня, лишь бы ускорить час расправы над зарвавшимся Хранителем. Тенегрив тогда показался ей истинным детищем адского пекла. Словно сотканный из теней, конь мчал её до точки назначения. Да, Арнбьорну сильно досталось. Клоки шерсти оборотня и кровь, указывали ей путь. Даже после всего времени, проведенного среди убийц, Лирэ было тошно смотреть на такое количество крови. В груди теплилась надежда, что это была кровь оборотня. Норд тяжело хрипел и кашлял, когда Лирэ обнаружила его у входа. Шут порезал бравого воина на лоскутки. Арнбьорн не знал пароля, истекал кровью на пороге как паршивый пёс. Лёгкий запах смерти витал вокруг, но она чувствовала, что просто так сердце бывшего Соратника не остановится. Помогать ему она не стала.«Что есть величайшая иллюзия жизни? Невинность, брат мой».
За дверью повеяло затхлостью и мраком. Злым, полным чужих стонов и смертей. Цицерон ждал. Он знал, что Астрид пошлёт за ним именно Лирэ. Слишком близко она его подпустила, и это злило Астрид. − Я иду, Цицерон. − Цицерон ждал тебя, Слышащий. Удивительно, как громко его голос отражался от стен. Смех безумца грозовыми раскатами прошёлся по коридорам, когда нордка терзала души хранителей Убежища. Хохотал громче рёва тролля, смеялся до последнего, пока она не дошла до запятнанной кровью двери. Последней двери, что их разделяла. − Вот и кончается спектакль. Занавес. Лирэ прихрамывая вошла в комнату. Удурфрукт перебил ей ребра и наверняка сломал руку. Цицерон лежал на полу, придерживая рукой раненый бок. Под ним уже натекла приличная лужа крови, и имперец казался бледным как полотно. Обманчивая слабость. Если возникнет нужда, Цицерон прикончит свою гостью раньше, чем та шелохнется. − Я попался! Я сдаюсь! − Есть только одно лекарство от твоего безумия, Цицерон. Это я. Рука не поднялась убить его. Астрид сама напросилась и Лирэ понимала, что Братство должно было вернуться к былым обычаям. Догматы позабыты, это непростительно. −О, вот это здорово! Очень хорошо, очень! Изобретательно! Слова встали комом в горле. Светлые искры лечебного заклинания заплясали на кончиках пальцев, стремясь к шуту, лежащему ничком на каменном полу. Цицеро напряженно притих, непонимающе глядя на потоки лечебного заклинания. Зачем? Зачем лечит? Или она хочет, чтобы дурак Цицерон жил? Конечно! Конечно, Слышащая хочет, чтобы Цицерон жил! И Цицерон рассказал ей всё: зачем напал на Астрид, почему едва не прикончил Визару (который, к великому сожалению Цицеро не истек кровью), почему бросил Мать Ночи и бежал в Данстар. Лирэ тихо кивала, внимательно слушая, согласившись солгать Астрид о его смерти. − Я позабочусь о Матери и наведу дома порядок. А ты...Возвращайся. Голос казался ей чужим, не принадлежащим ей. Опустившись на колено, Лирэ оставила на полу бутылек с лечебным зельем и стрелой вылетела из помещения. Хохот Цицерона заставил её прибавить шагу, буквально гоня нордку обратно к Матери Ночи.***
Сонливость одолевала, Лирэ едва не клюнула носом, вовремя выпрямившись. Цицерон брёл рядом с конем, уцепившись рукой за ремень седла. Не из усталости, скорее, чтобы не отставать и держать темп. Женщина мягко подтолкнула Тенегрива коленом в бок, заводя коня в сторону перелеска. Спать под открытым небом было слишком холодно: ветер пронизывал до костей и к утру должен был выпасть снег. Негласно они решили поискать пещеру. Если пещера будет занята, это тоже не станет большой проблемой. Цицеро молчал, лишь изредка нарушая тишину смехом. Наверняка опять шутил про себя и сам же смеялся. Лирэ даже предположить боялась, что на самом деле скрывалось в его рыжей голове. Пещера вскоре нашлась. Даже никем не облюбованная. Сняв поклажу с Тенегрива, нордка принялась раскладывать вещи. На этот раз они решили обойтись одним конем. У Цицеро ни одна лошадь не жила дольше двух суток. Один лишь Отец Пустоты мог знать причину столь короткого срока эксплуатации. Тенегрив же вполне мог сдержать веса двоих, при должном прокорме и специальном поглаживании по морде. Иначе шут просто летел кубарем на землю. — Буря надвигается, Слышащий, – из темноты леса показалась пестрая фигура Цицеро. Скинув ещё не до конца отсыревший хворост на пол, мужчина принялся за разведение костра. Ловить дичь не понадобилось – на ярмарке она прикупила мяса и овощей на ужин. Для супа будет достаточно. — Цицерон голодный…хочет морковку..— проканючил, чиркая огнивом над хворостом. — Подожди немного, я сварю ужин. И не вздумай таскать из сумки. Узнаю – уши надеру. Хмыкнула, краем зрения чувствуя, как он напрягся. Таскать за уши Лирэ умела. Сноровка аж с самого рифтенского дома сирот осталась. Вот уж чему-чему, а дисциплине их Грелод научила до гробовой доски. Местную стражу так не гоняли, как Добрая Грелод своих сироток. И готовить, и убирать, и работать. Правда только деньги она всегда забирала себе. Отвесив предварительно отеческий подзатыльник или пендаль. — Слышащая совсем не любит Цицерона. Не заботится, – проканючил уже на другой лад, разворачиваясь лицом к нордке. На фоне разгорающегося костра его волосы казались пламенно-рыжими. Лирэ невольно залюбовалась им, пропустив момент, когда шут подобрался совсем близко, буквально дыша ей в лицо. — Скромный Дурак лишь морковки хотел. Маленькую такую морковку, хоть на зубок. «А ты у него есть.» Слова гадалки обожгли хлеще каленого железа. Паршивец едва ли не в губы ей шептал, как хочется сожрать морковки. Так вот почему он всю ярмарку таскал ей сласти, яблоки в карамели, к чему был этот театр на площади…Цицерон просто очень хотел её внимания. — Держи. Приторно прошептала, едва касаясь его губ своими. Сунула шуту в руку самую убойно-огромную морковь, что смогла нашарить в сумке. Хочет играть? Пусть. Правила она уже поняла. Хитро прищурив янтарные глаза, Хранитель отстранился. Воистину адская выдержка. Вместо желанного поцелуя он сосредоточенно грыз морковку и следил, как Лирэ скидывала крупно нарезанные овощи в котелок. — Почему морковь, а не помидор? Решил сменить спецификацию? – елейно улыбнулась, глядя на постепенно вытягивающееся лицо имперца. Тот лишь оскорбленно посмотрел в ответ и откусил кусок побольше, в знак протеста. — Да не дуйся ты так. Сидишь, как мышь на крупу. Я для тебя между прочим стараюсь. Видишь? Мой фирменный супец не для каждого, – важно кивнула, мол, шуту подфартило попасть в круг избранных и отведать супа от самой Слышащей. Двойнику покойного Императора повезло гораздо меньше, но об этом Лирэ благоразумно умолчала. — Польщен до ужаса, о Великая и Могучая Слышащая. — Ужаса ужасного или не совсем? — Валяюсь в трепетном экстазе. От скептицизма едва не треснул котёл. Медленно помешивая варево, нордка улыбалась. Цицеро демонстративно распластался на одном из спальников, имитируя тот самый экстаз. Дурак, что с него взять? Морковь он всё же доел. Возможно, в этом нехитром овоще содержалось что-то, что питало эту рыжую голову, раз шут особенно любил именно морковь. — Точно помидорку не хочешь? — Я похож на человека, который хочет помидор? — Ты похож на человека, который рискует уснуть раньше, чем доест свой суп. Что-то в нем изменилось. Лирэ напрягало отсутствие смешков, визглявых восхвалений её величия и причмокиваний про Матерь Ночи. Перед ней сейчас сидел нормальный Цицерон. В здравом уме, крепкой памяти и с адекватным поведением. Может это потому, что он колпак снял? Он его и раньше снимал, но Лирэ прежде замечала приходы адеквата не в эти моменты. — Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе ничего там на ярмарке не повредили? Ответом послужил довольно красноречивый хищный взгляд и хлюп супом. Похлебка вышла что надо, имперец доедал уже вторую добавку. Она просто сидела и смотрела. Смотрела на его лицо, как отражается свет от костра, как красиво он подчеркивает алыми отблесками рыжину волос Цицеро. Плавно тишина из неловкой перешла в сонную. От тепла огня и горячего ужина тянуло в постель. Сдвинув спальники вместе, Цицерон первым нырнул под тёплые шкуры. Спать вместе в такой холод было скорее вынужденной мерой, если ты доверяешь спутнику. Лирэ тихо хохотнула, поймав себя на мысли, что безоговорочно доверилась шуту. Глупость, но даже Лашанс уверял её, что стать Хранителем это честь. Цицерон отныне охранял не только тело усопшей Матроны, но и Слышащую. И Лирэ ему верила. — Ты спишь? Наклонилась над ним, пытаясь разглядеть разрез на шкурах, куда бы забраться. Шут мученически цыкнул и со вздохом поднял руку, дав женщине возможность юркнуть под приподнятую шкуру. Обрадовавшись теплу, нордка едва ощутимо забралась внутрь и притихла, тут же закрывая глаза. Сон сморил её почти сразу, она даже не почувствовала крепких объятий и невесомого поцелуя в лоб. — Спи крепко, моя Слышащая.. Сон был беспокойным. Ей всё время хотелось бежать, цепляться за тени и снова бежать. Смех гнал её подобно гончим Хирсина. Может, она чем-то не угодила отцу зверолюдов? Тьму сменила обстановка чьей-то комнаты. Лирэ стояла и смотрела, как в этой комнате стояли двое и жарко целовались. Точнее, какая-то женщина целовала шута. Её шута. И сейчас Цицерон насмешливо смотрел ей в глаза из-за плеча той женщины, которую он целовал. Пока женщина не вонзила в его спину кинжал. Потом снова и снова, с нечеловеческой силой ломая сталью позвонки. Шут хрипел, булькал и давился кровью, продолжая целовать свою убийцу. Сон оборвался так же быстро, как и начался. Лирэ судорожно вдохнула, едва не разбудив лежащего к ней лицом имперца. Цицерон крепко спал, чуть согнувшись и обхватив себя руками. Костёр погас, Лирэ проспала не слишком долго, от силы пару часов. Буря, о которой говорил Цицеро уже подобралась к ним вплотную. В пещеру задувало, залетали старые осенние листья и мокрый снег. Лирэ судорожно вздохнула ещё раз и крепко обняла лежащего рядом с ней мужчину, мягко целуя спящего в губы. Однажды, они оба уйдут в Пустоту и продолжат там служить воле Ситиса. А пока… Она так и не увидела его улыбки во тьме пещеры, лишь почувствовала, как крепко её обняли его руки в ответ. Матери Ночи всё известно и все судьбы своих детей она знает наперёд. Ведь она сама ведёт своих детей сквозь тьму в Пустоту.