Смеялся. Снимался около...

- Пётр Лазаревич, а много у вас было до меня?.. - Маяковский закуривает, иронично щурясь по-летнему жаркому солнцу. - Не совсем вас понял, Владимир, - Войков, который настраивал что-то в новеньком фотоаппарате, поднимает глаза на собеседника. Полномочный представитель СССР в Польской Республике привычно "держит лицо", играя невозмутимость, но поэт с наслаждением видит тревогу в его глазах. Во дворе полпредства Маяковский с Войковым не одни, а вопрос был задан демонстративно громко. Никто не должен знать. Владимир и сам прекрасно понимает это, но не может иногда удержаться от шуток. Желание побесить Петра? Пожалуй. Пётр стоит напротив Владимира: статный и респектабельный мужчина, в дорогом модном костюме - дипломат, представляющий огромную страну в не самом дружественном ей государстве, который нашёл в своём плотном графике время для встречи со знаменитым поэтом. Но Владимир помнит, конечно, как ещё прошлой ночью этот мужчина позволял ему развязывать узел своего узкого галстука, нетерпеливо расстёгивать пуговицы тонкой рубашки, с риском оторвать их, как сам, позабыв обычную холодность, принимался стаскивать с поэта одежду... - Ну, этих... мужчин? - подбоченясь, доводит ситуацию до критической Владимир. Войков изумлённо поднимает брови, окружающие замолкают. - Или женщин... Жертв, в общем... вашей фотохудожественной деятельности? - Ах, это, - смеётся Пётр, качая головой, мол, разве можно так шутить. Так откровенно шутить. - Владимир, заявляю, как пред аналоем, вы у меня первый. Конечно, не первый. Как и он сам у Владимира. И Владимиру это нравится. Невинность в определённых случаях - это весьма завлекательно, но опыт дарит удовольствия куда острее... - Оно и видно, - хмыкает Маяковский. - Жарюсь тут уже битый час на солнце, пока вы там со своей бандурой разбираетесь. - Что ж поделать, - миролюбиво замечает секретарь полпредства Ульянов. - Пётр Лазаревич хочет сохранить ваш портрет для вечности. Часок-другой можно и потерпеть... - Товарищ Ульянов, идите ко мне тогда - сохраняться для вечности, - Маяковский манит к себе мужчину, шутливо приобнимая его. - Если нас с вами тепловой удар не хватит обоих. - Владимир, разве можно быть таким нетерпеливым? - Войков поднимает фотоаппарат. - Начнём... Владимир знает, как нравится его нетерпеливость Петру. Пётр вообще без ума от его темперамента и охотно заявляет об этом, когда они с Владимиром остаются наедине. Маяковский прячет руки в карманы и становится нарочито важно, слегка нахмурясь. - Володя, какой вы красивый, - произносит Пётр, подчёркнуто насмешливым тоном. - А я, Пётр Лазаревич? - интересуется Ульянов. - А ты, Александр, просто бесподобен! - серьёзно заявляет полпред. - Но, если ты не против, я бы сделал портрет товарища Маяковского в гордом одиночестве. - Понял, - наигранно вздыхает секретарь. - Я получил свою минуту славы... Удаляюсь. - Владимир, можно вас попросить встать вон к той стене? - жестом указывает Войков. - Вам лишь бы к стенке людей ставить, Пётр Лазаревич, - Маяковский выполняет просьбу, видя, как насупился его шутке собеседник. И слыша опасливый шёпот среди людей во дворе. Владимир как-то пытался расспросить Петра о событиях восемнадцатого года. Слухи, хотя неясные и путанные, в окружении Войкова упорно ходили. "Володенька, только прошу - не верь во вздор, что я кого-то протыкал и рубил, - отмахнулся тогда Войков. - Я много сделал в борьбе... и не жалею об этом. Но измываться над телами и красть побрякушки... Уволь, пожалуйста". Маяковский зажимает в зубах сигарету. Войков становится напротив него, смотря в объектив. Делает несколько снимков. - Петр Лазаревич, не слишком ли много внимания простому поэту? - Владимир красиво выпускает струйку дыма из полуоткрытых губ. - Не скромничайте - вам не идёт, - Пётр подходит чуть ближе, продолжая фотографировать. - Я не знаю, получится ли у меня хотя бы один приличный кадр... А хочется встречу запечатлеть... Они видятся крайне редко, наверное поэтому каждое свидание запоминается так ярко. И даже без фотографий. Через несколько часов у Маяковского поезд - путь лежит в Париж. Следующая встреча с Войковым произойдёт, в лучшем случае, осенью, возможно уже в Москве. В Варшаве Владимир провёл всего пару дней и пару ночей - их он провёл в постели Петра. Любовь? Помилуйте! Разве похож Войков на тех женщин, в которых влюбляется поэт? Страсть? Похоть? А чёрт его знает! В самом деле, Маяковский почему-то никогда не размышлял о природе своих чувств к этому мужчине: он всего лишь наслаждается общением с ним. Среди урагана жизни поэта с её успехами и неудачами в профессии, с ненавистями к врагам, с "любовями" - к женщинам и не только, есть до смешного безмятежная привязанность к полпреду СССР в Польской Республике. Странно. Ну, пусть будет странно. Владимиру нравится проводить время с Петром: шутить и размышлять о серьёзном, читать стихи и узнавать его впечатления о них (литературный опыт у Войкова есть - эмигрировав из Российской империи в 1907-м году, как подозреваемый в организации покушения на градоначальника-черносотенца, он писал публицистику и книжные рецензии для русских журналов в Швейцарии), мечтать о светлом будущем... Но ещё больше Маяковскому нравится, когда оставшись с ним наедине, Войков сбрасывает маску вежливо-добродушной холодности и сам просит взять себя. Грубо и жёстко, на кровати с белоснежными накрахмаленными простынями или на пушистом и мягком ковре в полпредском кабинете. Или вообще на траве какой-то укромной лесной поляны... - Так, в целом я доволен, - Пётр опускает фотоаппарат и улыбается Владимиру. - Если хоть один снимок удастся, будем считать это победой, - Маяковский тушит сигарету и улыбается Петру в ответ. Пётр кивает и смотрит на часы. - Сейчас пообедаем и поедем на вокзал - провожать вас, товарищ поэт... ...А иногда он просит о нежности. И тогда Владимир сладко целует чувственные губы, ласково гладит его по лохматой голове, накручивая на пальцы курчавые волосы, осторожно прижимает к себе... *** - Володенька, пиши тогда, - тихо говорит Войков, когда они с Маяковским остаются одни в купе. - Что и как в Париже. - Договорились. Мужчины почти одного роста и Владимир, которому этот факт доставляет особое удовольствие (не нужно наклоняться), беззастенчиво целует Петра, слегка прикусывая того за губу. - Увидят же! - хихикает Войков, скользя пальцами по щеке Маяковского. - Хотя, будем выше буржуазных предрассудков. Войков сам целует Маяковского с жаром, более подходящем юному студенту, чем дипломату. - ...Ну, до свидания, - наконец Пётр покидает вагон. - Буду скучать. - Я тоже, - Маяковскому хочется сказать так много, но времени уже нет. - До свидания, Пётр Лазаревич. Буду про вас стихи писать... *** Через месяц он действительно напишет про Петра: Сегодня пулей наемной руки застрелен товарищ Войков. Зажмите горе в зубах тугих, волненье скрутите стойко. И ещё: Вот с этим виделся чуть не за час. Смеялся. Снимался около... И падает Войков, кровью сочась, и кровью газета намокла.