Paragon

      Всё это было так не вовремя. Письмо тёте, осложнения в отношениях, и, конечно, вынужденная поездка в Питсбург. А ведь Магнус только недавно вернулся в Нью-Йорк. Одно только радовало — за время отсутствия в родном городе он успел побывать во многих странах и стать отличным специалистом в своей области. Вроде бы ничего особенного, простой ресторатор, разрабатывающий концепцию ресторанов, с задатками креативного дизайнера клубов и отелей. Именно последним и занимался Бейн после возвращения в США.       Ему посчастливилось попасть на глаза крупному владельцу сети клубов в Бруклине сразу же после приезда из Парижа. Долгие годы странствий и обучения дали свой результат, и долгосрочный контракт с Робертом Эрондейлом. Всё было бы хорошо, если бы спустя буквально три месяца ему не написала Катарина. Родная сестра матери жаловалась на его вековое отсутствие в родных краях и запущенное состояние семейного бизнеса. Магнусу совсем это не нравилось. Не вынужденное общение с тётей, а необходимость вернуться туда, откуда его выгнала собственная мать ещё в шестнадцать лет.       Он с трудом забыл то время, когда мать напрямую спросила о его ориентации и, не сумев принять, по её мнению, умственные отклонения сына, отправила его учиться в Италию. Тогда, спустя два года обучения в университете, он узнал о преждевременной кончине матери и до сих пор корил себя за то, что не нашёл денег и мужества вернуться домой и проводить её как положено. В нём всё ещё тлела эта подростковая обида на самого близкого человека, который так легко от него отказался и выбросил из своей жизни, как какого-то монстра.       Может, поэтому, встретив юного Алека Эрондейла, который только делал первые шаги в огромной империи своего отца, он с пониманием отнёсся к нежеланию парня рассказывать всем об их отношениях. Но это уже как месяц не являлось актуальным. Его синеглазка в открытую признался отцу и всем, кто присутствовал на корпоративе компании, что они вот уже полгода как вместе. И именно сейчас было совсем некстати оставлять Алека надолго одного. Даже если Магнус чувствовал прошедший холодок в их паре после признания парня. Словно это он заставил Эрондейла раскрыться перед близкими.       Да, он был старше парня на добрых десять лет и должен был с пониманием отнестись к раздраю, который творился внутри парня, но они всё больше и чаще ссорились. Конечно, каждое из таких недопониманий заканчивалось тем, что он был во всём виноват. Ему припоминали опыт прошлых отношений, и никто в принципе не верил в серьёзность его намерений. Не тогда, когда всё, что он представлял из себя, приходилось не в угоду старшему Эрондейлу. Ни его ярко накрашенные глаза, ни скудное образование, которое было хорошим для бизнеса, но не для партнёра богатенького мальчика. Но больше всего смущал его возраст и бурное клубное прошлое. Даже если он всё это время пахал, напрочь забывая о развлечениях.       С этими мыслями он приземлился в Питсбурге и забрал багаж, спешно направившись на поиски такси. В голове прочно засела последняя ссора с Алеком перед его отъездом. Тот просто не понимал его мотивов, отказываясь давать ему заслуженный отпуск, чтобы разобраться с делами. Для смиренного, послушного мальчика Эрондейл был весьма капризным и ревнивым парнем. Ему, конечно же, казалось, что Магнус использует поездку домой лишь для того, чтобы поразвлечься на стороне или сбежать от надоевшей работы. Он усмехнулся, думая о том, что на самом деле больше волновало Алека. Почему-то его не покидала уверенность, что всё дело в последнем пункте. Как же могла рабочая лошадка Эрондейла потребовать несколько недель свободы. Самое ужасное, что Магнус готов был согласиться с первым пунктом. Так сильно его угнетало быть под вечным контролем начальника вместе с его сыном.       Проезжая мимо заснеженных полупустых улиц, он чувствовал, как воспоминания обновляют его посаженные батарейки. Мужчина любил этот город, и, если бы не ссора с матерью, хотел бы возвращаться домой почаще. Тут было тихо и по-новогоднему волшебно. Все дома светились огоньками, а дворики были украшены к рождеству всевозможными фигурками. Чего тут только не было: и старинные гномики, которым было не меньше двух десятков лет, и каждый из восьми оленей Санта Клауса, богато украшенные венки, также большие снеговики, мирно ожидающие у порога возвращения ребятни со школы. Как же Магнус скучал по этому домашнему, неразбавленному городской суетой, уюту.       До него доходили слухи, что в городе несколько лет назад появились первые спонсоры. Семейство Лайтвуд занимало лидирующее место среди них. Поэтому он не удивился, что инфраструктура города претерпела изменения к лучшему. Многие здания были реконструированы, и только частные владения, отказывавшиеся модернизировать свой бизнес, выделялись среди новомодных построек. Он не был приверженцем всего старого, поэтому, как только решился на поездку, зарезервировал себе номер в отеле Лайтвудов. Куда, собственно, и направлялся.       Катарина ждала Магнуса только завтра, поэтому у него было время осмотреться и сбежать обратно, если болезненные воспоминания возьмут над ним верх. Не то что бы он был трусливым, но одни только мысли о матери превращали его в шестнадцатилетнего подростка, обиженного на весь мир и ненавидящего самого себя за то, каким он был. Он старался не думать об этом часто, чтобы придерживаться образа этакого разгильдяя с замашками Казановы. Хорошо, что они не знали, как хрупок мир под его маской.       Именно поэтому каждое его движение сопровождали цепляющиеся липкие взгляды окружающих. Они не понимали, почему он на таком холоде разодет в тонкое чёрное пальто и обтягивающие, очерчивающие каждый его изгиб простые брюки. Другие же хитро улыбались ему, пытаясь заглянуть в глубокий вырез синей, шёлковой рубашки. Их можно было понять, не зря же он просыпался на несколько часов раньше, чтобы позаниматься в спортзале. Восемь кубиков того стоили. Кажется, участи его поклонницы не избежала и горячая брюнетка на ресепшене.       Отель не представлял собой ничего особенного, по сравнению с президентским номером «Плазы» в Нью-Йорке, в котором они с Алеком остановились после одной из конференций, но почему-то пришёлся по душе мужчине куда больше. Может, потому, что здание больше походило на гостевой домик и напоминало о старинных замках в горах, где они с семьёй проводили зимние каникулы, когда отец был ещё жив. Вот чему, а детству Магнуса можно было позавидовать. Может быть, если бы Асмодеус не умер, когда парню было шесть лет, в дальнейшем он бы не хотел так сильно покинуть этот город. Забавно, что мечта его сбылась, но оставила после себя так и не зажившие раны.       — Простите, я могу вам чем-нибудь помочь? — отвлекла его от мыслей всё та же девушка, на бейджике которой Магнус смог прочесть красивое имя - Изабель.       — Да, я резервировал у вас номер, — объяснился мужчина, по обыкновению флиртуя с прекрасным полом. — Бейн. Магнус Бейн.       — Даже так? — подмигнула ему Изабель, проверяя его бронь в ноутбуке, после чего подняла на него игривый взгляд. — К сожалению, у нас нет номера «007», но, может быть, вам понравится наш люкс с видом на горы, агент?       — Будьте столь любезны, красавица, — поддержал он игру, искренне радуясь каждому разу, когда встречает таких же открытых, не боящихся своей сексуальности людей, как и он сам.       Девушка лишь улыбнулась ему, протягивая ключ-карту и кивая какому-то блондинчику сопроводить его в номер. Джейс Вейланд представился мужчине сразу же, как они поднялись на нужный им третий этаж, и помог занести багаж. Магнусу не особо нравились блондины, к тому же настолько смазливые, но благодаря вежливости парня, он решительно протянул ему несколько баксов чаевых. Похоже, это была редкость, поэтому парень сперва опешил, а потом то ли боясь обидеть постояльца, то ли не успев обдумать, что делать дальше, молча ушёл, всё ещё смотря на купюру у себя в руках.       Его не обманули, и номер и вправду оказался с видом на высокие заснеженные горы, а также на удивительно ухоженный для такой погоды сад. Он остался доволен двумя смежными просторными комнатами с выходом на открытую лоджию и большой навороченной ванной комнатой с душевой кабиной. Не уверенный, что останется надолго, Магнус не стал распаковывать вещи и нетерпеливо направился принять душ. Ему очень хотелось смыть с себя усталость от нескольких часов полёта и весь оставшийся день заново узнавать когда-то бывшие для него родными места. Поэтому он решил одеться потеплее, разбавляя простую чёрную водолазку многочисленными украшениями, а под юбку-брюки - тяжёлые ботинки на высокой платформе. Поверх он накинул всё то же пальто, больше походящее на мундир. Конечно же, не обошлось без традиционного чёрного карандаша, которым он жирно подвёл глаза, добавив белые блёстки лишь в уголки глаз. На этом его образ был завершён, и он мог смело разрешить людям восхищаться его внешним видом.       Кажется, он немного не рассчитал с обмундировкой. Всего лишь за какой-то час успел околеть и тысячу раз пожелать оказаться в своём пентхаусе в центре Бруклина. Там не было всех этих пабов, одноэтажных домов и людей, которые без особого повода и причины могут поздороваться с тобой и приветливо улыбнуться, но зато он привык по ночам выходить на балкон своей квартиры с коктейлем в руках и не бояться отморозить себе яйца в течение ближайших пяти минут, пока будет любоваться огнями города. Вот такой вот городской шик шестьдесят девятого этажа.       Решив, что он достаточно полюбовался на детей, что сновали повсюду и игрались в снежки, пока их родители вовсю обсуждали новогодние планы, Магнус вернулся обратно в отель. И, лишь подходя к зданию, услышал странный шум на заднем дворе. Интерес взял верх над замёршими пальцами и покрасневшим от холода лицом, и мужчина обогнул гостевой домик, подходя к толпе девушек, собравшихся в саду. Они даже не заметили его всецело поглощённые открывшимся перед ними видом. Стоило ли удивляться, что их внимание было обращено на полураздетого и невероятно красивого мужчину, который явно сошёл с ума, решив нарубить дрова в такое время года, да ещё и в таком виде. Тот был под два метра ростом и представлял собой исключительный образец мужественности с этой его лёгкой бородкой и покрытой короткими волосками накаченной грудью.       Он прекрасно понимал, что так привлекло случайных наблюдателей, хоть и предпочитал более милый, нежный тип парней. Собственно, каким и являлся Алек. Ему нравилось сохранять хоть какой-то видимый контроль в отношениях. И снова он вспомнил о синеглазке. Вообще это было хорошее время, чтобы переосмыслить свои чувства, точнее, какую-то вынужденность, ответственность, которую на него возложили, каждый раз напоминая, на что пошли ради него, рассекретив их отношения. Магнус представить себе не мог, что в возрасте тридцати двух лет будет позволять какому-то мальчишке манипулировать собой. Ведь тот чувствовал, знал, что он не готов к серьёзным отношениям, и поэтому поспешил привязать его к себе с помощью своего откровенного признания. Теперь он не мог позволить себе бросить парня, взяв на себя ответственность за него.       За всеми этими мыслями Магнус не заметил, что шум вокруг рассеялся, и он вот уже несколько минут как бездумно смотрит прямо в орехово-болотные глаза того самого полуголого дровосека. Мужчина осмотрел его с ног до головы и с вызовом вскинул левую бровь. Ещё никогда полуголый неандерталец не заставлял его чувствовать себя абсолютно голым. Ему хотелось прикрыться и в то же время провалиться сквозь снег из-за своего смущения. Незнакомец имел все права возмутиться с того, что на него пялились несколько минут кряду, но почему-то желание ощетиниться появилось у самого Бейна. А ещё послать того на хер.       Он не стал ничего говорить, хоть и хотелось сказать мужчине, что тот может и не одеваться из-за него, ведь, несмотря на смущение, ему всё нравилось. Но именно растерянность, с которой Магнус столкнулся, наверное, впервые в своей жизни, заставила его сделать ноги раньше, чем он мог бы ляпнуть что-нибудь лишнее. Быстро проскочив ресепшен, перескакивая через ступеньки словно ребёнок, он уже через пару минут оказался у себя в номере. Ох, как же это всё было не вовремя.       Очень не вовремя.

***

      Наутро Бейн посмеялся над самим собой. Ну, подумаешь, попал в неловкую ситуацию, не в первой же. Просто его застали врасплох, да ещё и все эти мысли про Алека не давали покоя. Не удивительно, что он так бурно отреагировал на собственное смущение и испугался подозрительно участившегося сердцебиения лишь от одного прямого взгляда в орехово-зелёные глаза незнакомца. Он в принципе забыл, как звучит его сердце, взволнованное кем-то или чем-то. Слишком привык держать всё под контролем, под многоуровневым замком, чтобы больше не чувствовать боли потери.       Магнус не верил в любовь с первого взгляда. Может быть, потому что никогда с таким не сталкивался, но скорее всего, просто был слишком стар для подобных сказок. Вот и сейчас он не стал слишком заморачиваться из-за своей вчерашней реакции на мужчину и, решив позавтракать у тёти, засобирался, чтобы вновь столкнуться с зимней прохладой и пробирающим до костей холодным ветром Питсбурга.       — Видимо, тот дикарь обладает совершенно другим набором костей, — усмехнулся он своему отражению, вновь вспоминая дровосека, пока бережно укутывал шею в белый тёплый шарф поверх пальто. — Хотя кого я обманываю, он был слишком горяч, чтобы бояться какого-то холода. Небось, снег обессилено тает, так и не сумев найти в себе мужества прикоснуться к нему.       Громко выругавшись за собственные мысли и глупое желание самому проверить, так ли горяч незнакомец, как выглядел, он напомнил себе, что у него есть парень. И, несмотря на мнение людей из его окружения и всего семейства Эрондейл, принадлежать Магнус мог только одному, даже если табличка с именем Алека в его душе давно уже выцвела под тяжестью невысказанных разочарований.       Наконец, он смог взять себя в руки и, в отличие от вчерашнего вечера, неспешно спустился по лестнице, не забыв поприветствовать Изабель и Джейса. Они как-то странно смотрели на него, но, не дождавшись причины столь неприкрытого интереса к его персоне, мужчина молча покинул отель.       Такси брать не хотелось, поэтому, прекрасно зная дорогу, всё ещё не забыв, как бежал в кафе-бар матери после школы, Магнус решил пройтись пешком. Дороги назад уже не было. Воспоминания достигли его сознания и прочно засели в мыслях, грозясь называть трусом до конца его дней, если он посмеет сейчас сбежать. Не тогда, когда перед глазами стоял всё тот же старый добрый паб, принадлежащий его семье.       Ничего особенного для остальных и так бьюще по пульсу для Бейна. Двухэтажный маленький домик из красного кирпича и небольшая вывеска гласящая «Paragon» светящаяся огоньками. Как и весь город, витрина была по-новогоднему украшена снежинками и дождём переливающихся лампочек. Совпадение или нет, но завтра у него день рождения, и он всё ещё помнит, как красиво было дома восьмого декабря.       — Эх, Катарина, Катарина, думаешь, я не понял? — спросил он женщину, которая не могла его видеть, увлеченная работой за стойкой бара, но Магнус и не ждал ответа.       Он видел, что кафе совсем не изменилось с тех времён, когда он спускался с первого этажа, отведённого под жилое помещение их семьи, радостно приветствуя первых посетителей за завтраком, а потом, опаздывая, мчался на учёбу. Ровные ряды столиков, красные, винтажные диванчики и, конечно, старинные, с круглой спинкой стулья из дерева. Ничего не изменилось. Ничего.       А значит, ничего и не хотелось менять. Просто повод, чтобы он вернулся домой и дал этому месту второй шанс. Не вторую жизнь, нет. Он мог бы догадаться, ещё когда получил неожиданный звонок, вместо письма от тёти. Она обычно поздравляла его на день рождения открыткой, если не считать тех случаев, когда его благодарили за перечисленные деньги и просили больше не беспокоиться. Суровая, но такая реальная правда его жизни. Заслуженная что ли.       — Магнус! Боже, ты приехал! — взволнованно воскликнула Катарина, поставив перед посетителем чашку с кофе и наспех вытерев руки о красный именной фартук, направилась прямиком к нему. — Только посмотри на себя. Какой красивый, большой. — Ты имела в виду старый? — улыбаясь, подшутил он, принимая объятия женщины и с тоской отмечая, что от неё пахнет домом. Свежевыпеченными сдобными булочками с ноткой пряных специй. Мамой. — Привет, родная.       — Родная? Я удивлена, что ты вспомнил, что здесь у тебя ещё остались родные, дорогой, — поддела она его, намекая, что ближайшие дни Магнус ещё не раз услышит упрёки за своё прошлое равнодушие к жизни единственного оставшегося родственника. — Но не будем об этом. Как ты добрался? Почему не предупредил? Я бы подготовила твою комнату.       Её слова больно задели. Его комната. Как давно это было. Как нереально звучало.       Мужчина развязал шарф и, сняв пальто, сел за ближайший столик. Он и не сомневался, что Катарина решит присоединиться к нему, как и ожидалось, не прогадал. Посетителей было много, но они хорошо знали хозяйку, поэтому, увидев, что та встретила кого-то близкого, вежливо дожидались, когда та освободится.       — Не переживай, я остановился в отеле Лайтвудов. Хотел сделать сюрприз, — признался он, незаметно рассматривая женщину, пока выбирал, что бы поесть на завтрак.       Её чёрные длинные волосы были убраны в высокий пучок, а легкая седина на висках выдавала истинный возраст. Для пятидесяти двухлетней женщины она выглядела свежо и молодо. Дело было даже не в азиатских корнях, которые нехило так помогали Магнусу выглядеть на семь-восемь лет младше. Нет. Катарина кипела энергией, заражая всех вокруг. В отличие от сестры, она всегда была свободной, независимой и не обрамлённой заботами о чужом мнении. Её большие карие глаза светились пониманием, опытом приключений, мудростью, скоплённой в уголках еле заметными морщинами. Она была живой. Дикой, яркой и непонятой, как и он сам.       — И у тебя получилось. Я удивлена. Приятно удивлена, мелкий, — уголки тонких, приподнятых в вечной улыбке губ растянулись в доброй усмешке. — Ты, наверное, голоден, чего бы тебе хотелось?       — М-м-м… Как насчёт фирменных панкейков и свежевыжатого апельсинового сока? — еда его детства. Магнус не мог себе отказать в этом. Слишком скучал.       — Конечно, как всегда, да, дорогой? — и, хоть Катарина и отказалась заводить семью, чем шокировала всю общественность, она не могла перестать относиться к нему как к ребёнку. Практически воспитала племянника. — Заказ принят, сэр. Подождите минуточку.       Он улыбнулся женщине и немного поёжился, когда заметил на себе взгляды окружающих. Бейн не собирался скрывать ни свою истинную натуру, ни метку человека с неправильной ориентацией. Но всё равно было неприятно думать, что кто-то узнает в нём сына Каролайн Лосс и будет осуждать за то, каким он вырос.       Тётя, предсказуемо заметила его замешательство и поспешила громко объявить, что к ней приехал племянник, чему она несказанно рада. Конечно же, после этого из-за уважения к хозяйке, на него никто и косо не посмотрел. Все наоборот кивали ему в знак приветствия и, не вставая со своих мест, стали расспрашивать о прошлом. А ведь он и забыл, как открыты и добродушны были люди в этих краях. Словно привык выживать в джунглях большого мегаполиса и впервые оказался в обществе воспитанных, дружелюбных людей.       Магнус, ожидая свой заказ, позволил себе насладиться такой родной атмосферой. На деревянный стул с изогнутой спинкой всё также было удобно облокотиться и лениво кончиками пальцев прослеживать прожилки в массиве дубовой столешницы. Вдоль стен мигали рождественские гирлянды, придавая дополнительную подсветку залу, освещенному лишь настенными светильниками, которые в прошлом освещали улицы Питсбурга и получили свою вторую жизнь, благодаря ему, лично презентовавшему их матери после окончания школы. Уже тогда он понял, что хотел заниматься дизайном. Создавать уют и волшебство для всех проезжающих мимо туристов, заглянувших на огонёк, и постоянных постояльцев.       Он перевёл взгляд на картины, гармонично расположившиеся вдоль винного цвета стен, обшитых деревом и жаккардом. Они создавали чувство нахождения в старинной галерее, если бы не тихие разговоры, звон посуды и приглушенный смех. Мужчина не мог сказать, что единолично подбирал всё по своему вкусу, но он точно заложил тон, придал оттенки этому месту.       Смотря в окно на медленно падающий снег, вторящий разнообразным мерцающим снежинкам, свисающим с невысокого потолка бара и создававшим полог волшебства, он не заметил, как к нему подошла Катарина. Мужчина в очередной раз удивился, как этот старинный пол из деревянных спилов, красующийся вековыми кольцами и повидавший не одну тысячу посетителей, умудрился не начать скрипеть.       — Ну что, я же быстро? Вот, держи, — перед ним поставили тарелки с его заказом и вновь присели напротив. — Неуютно тебе, да? Не отнекивайся, я же вижу.       — Есть немного. Просто отвык, — честно признался он, взяв в рот первый кусочек горячего, политого вишнёвым сиропом панкейка и зажмурившись от удовольствия, когда распробовал вкус детства. — Это прекрасно. Даже несмотря на то, что смеси заранее готовые, я никогда не мог добиться подобного вкуса.       — Потому что секрет в сиропе, мы сами его готовим, ты же знаешь, — подмигнула ему тётя, а потом, немного подождав, когда он доест свою порцию, уже серьёзно спросила. — Ты же догадался, что мне не нужна помощь в обустройстве кафе?       — Это было не трудно сделать, если, конечно, ты не считаешь меня полнейшим глупцом, — они оба обладали сильными характерами и не любили ходить вокруг да около, позволяя людям самим решать, хотят они участвовать в их авантюрах или нет. — Полагаю, всё дело в моём дне рождения? Хочешь сделать мне подарок?       — Да, думаю, пришло время. Хотя… — Катарина неуверенно опустила взгляд, смотря на свои руки, которые, несмотря на тяжесть работы, выглядели нежными и нетронутыми годами. — Я считаю, что давно уже пора было сказать тебе правду. Это так же моя вина, дорогой, и, если после завтрашнего дня ты решишь больше не появляться в моей жизни, я тебя пойму. Просто позволь мне хотя бы пару дней почувствовать себя твоей тётей. Пожалуйста.       Магнус молчал, не рискуя делать поспешных выводов и тем более срываться на единственного в этом мире родного человека, даже не зная всей правды. Она всегда была на его стороне, горячо споря с сестрой перед его отъездом в университет. И, хоть он слышал лишь о том, что являлся слишком маленьким, чтобы жить одному в другой стране, этого для него было достаточно. Тогда, в шестнадцать, закончив школу раньше всех, он хотел хоть какой-то защиты от близких. Простого «Он ни в чём не виноват» или даже «Он всё ещё ребенок!». Он не просил многого.       — Хорошо, я знал, на что иду. Честно говоря, даже не распаковывал вещи, боясь, что захочу уехать, как только начнут возвращаться воспоминания, — он проглотил противный комок страха в горле, заставляя себя остаться на месте и посмотреть прямо в глаза тёти.       Если бы это был кто-то другой. Если бы он смог переступить через подростковую обиду на мать. Если бы этот шрам не чесался каждый раз, когда он принимал серьёзное решение и поступал как взрослый. Может быть, тогда он бы не чувствовал себя сейчас зелёным, непонятым ребёнком, которого несправедливо обвинили в школьной драке. Ведь он даже не первый начал!       — А сейчас? Хочешь уехать? Я пойму, даже не думай себя заставлять, — на глазах у женщины стояли слёзы. Впервые на его памяти. Но даже так, он прекрасно знал, что она никогда не стала бы его удерживать, если бы он и вправду захотел уехать. Поэтому он покачал головой, отрицая любую возможность к бегству. — Ты так похож на неё. Мужественный, красивый, весь в отца и сумасшедший, как и я, но глаза… В них столько её ранимости, доброты. Я скучаю по ней. По нашей семье.       — Я тоже, — подросток внутри него плакал, но Магнус смог пересилить себя и напомнить себе, что не проронил ни слезинки даже после смерти матери. Боялся, что потом не сможет остановиться. — Я тоже.

***

      Бейн возвращался в гостевой домик в ещё большей растерянности, чем раньше. Он казался себе оголённым проводом, который болтался в воздухе и в любую секунду мог упасть в воду, взорвать всё к чёрту и, в особенности, самого себя. В таком состоянии он кое-как добрался до отеля, пообещав тёте забрать багаж, закрыть бронь и приехать на эти дни к ней. Вот только не всё было так просто. Совсем не всё.       У самого входа в гостевой домик он увидел вчерашнего дровосека и вновь застыл, как вкопанный. Вокруг них бегали дети и пытались закопать друг друга в снеге, ну или наполнить капюшон каждого приличным его количеством. Один из таких сорванцов запустил снежком в хмурого, похожего на огромного недовольного кота, мужчину. Магнус думал, тот сразу же разозлится и словно огромный титан, разорвёт мелкого мальчишку в клочья, но вместо этого ему пришлось засомневаться в собственной адекватности.       Потому что нельзя вот уже второй день подряд так безбожно пялиться на незнакомца и забывать, как дышать. А брюнет всего лишь улыбнулся. Искренне, по-детски, но с долей озорства на идеальном лице. Мужчина наклонился, слепил небольшой снежок и запустил в ответ в мальчика, с улыбкой смотря, как тот повалился в снег и начал смеяться. Просто идиллия какая-то.       Но в следующую секунду Бейн вынужден был вновь поддаться волнению и сбежать. Потому что глаза мужчины успели показать не только полное знание того, сколько времени он на него пялился, но и издевательски прищуриться, наслаждаясь вниманием к собственной персоне. Ему пришлось бежать. Второй раз за последние дни. Но, сегодня ему повезло меньше и в вестибюле отеля его уже ждали. Остаться незамеченным не было даже в повестке дня.       — Магс, вот ты где. Наконец-то! — встретил его на ресепшене Алек, видимо, уже чем-то недовольный. Например, всем. — Надеюсь, ты вернулся за вещами, потому что мы улетаем домой?       — Эмм… — он не знал, что ответить, чтобы не устраивать перед всеми скандал. На удивление в холле было тихо, но пара-тройка глаз всё же безотрывно наблюдала за открывающейся сценой. Например, Изабель, Джейс, тот дровосек, пришедший за ним и Клэри. Клэри? — Бисквитик, ты тоже приехала? — проигнорировав собственного парня спросил он коллегу, которая была намного младше его, но уже зарекомендовала себя, как превосходный, с большим будущим дизайнер. — И дня без меня прожить не можешь?       — Конечно, не могу, — обняла его девушка, так же, как и он, не обращая никакого внимания на прямого начальника. — К тому же кому это у нас завтра исполняется тридцать три годика? — словно ребёнка пожурила она.       — Боже, не напоминай, — застонал мужчина обречённо, искренне ненавидя каждую циферку, на которую увеличивается его реальный возраст. — Не знаешь, как объяснить природе, что пора прекратить отсчёт?       — Скажи ей, что ты бессмертный, Магнус Бейн, иначе, объясни мне, что тут происходит?! — пуще прежнего разозлился Эрондейл, сверкая на него синими глазами. И ведь ничего. Перегорело всё. Если он и был когда-то бессмертным, летающим на крыльях новых возможностей и симпатии к этому пареньку, то сейчас не чувствовал ничего, кроме вины за это самое «ничего». — Я помню, как ты сказал, что уедешь решить семейные дела и сразу же вернёшься. Или я ошибаюсь?       — Я не вернусь, — тихо, спокойно, не выражая никаких эмоций, ответил Бейн и получил в поддержку от Клэри торжествующую улыбку. Всё-таки не каждый день он позволял себе побыть немного эгоистом. — Не сейчас.       — Что значит «не сейчас»? — крепче вцепился в него Алек, не замечая, не понимая, в каком состоянии, находится партнёр. Ничего нового. — У тебя контракт с моим отцом. Хочешь нарушить его только из-за своих забав и развлечений? Ты знаешь, с каким трудом отец отпустил меня, чтобы я вернул тебя домой? Он снова был разочарован во мне, — ну вот, скандала не избежать, а Магнус так надеялся. Он посмотрел в сторону стойки регистрации и встретился с внимательным взглядом орехово-зёлёных глаз. Слава богу, тот на сей раз был одет. — Я рискнул всем для тебя! Признался родным и всем сотрудникам. А ты? Неужели так трудно просто собрать эти чёртовы вещи и поехать со мной?!       О да. Слово в слово. Так звучит личное разочарование Магнуса Бейна. Правда, злости с каждым разом всё больше и больше.       — Трудно, — он не знал, что стало последней каплей. Разозлённый взгляд Клэри, потребность защитить себя перед наблюдающими или вызов, который бросали ему ожидающие его реакции вспышки зелени в карих глазах высокого брюнета, но он вдруг понял, как устал. Как стар для подобного дерьма. — Я вернусь, когда закончу со своими делами. Но не к тебе.       — Что? Что это значит? — парень весь покраснел от злости, еле сдерживая слёзы и, видимо, желая подрыгать ногами о пол, требуя купить ему очередную игрушку. — Ты бросаешь меня? После всего, чем я ради тебя пожертвовал?       — Нет. Я бросаю тебя потому, что больше не люблю. И не знаю, любил ли когда-то вообще, — верёвки, держащие его крепко привязанным к партнёру, вдруг с грохотом лопнули, напоминая Магнусу о том, как хорош он был в расставаниях. Как жесток мог быть, чтобы вызвать ненависть к себе и необходимость держаться подальше. — Повзрослей уже и не обманывай себя, Алек, ты признался всем не ради меня. Ты это сделал ради себя любимого. Хотя о чём это я. Вряд ли ты способен на это чувство даже к самому себе.       Высказав всё, что накипело и только частично являлось правдой, мужчина гордо вскинул голову и, кивнув наблюдателям, направился в свой номер. С него было достаточно. И не важно, что позади него все замерли в тишине, обжигая его спину разочарованными взглядами. Ему всегда было достаточно даже одного голоса, способного ради него пойти против всех своим громким «Ты даже не помнил о его дне рождения, пока я не сказала. Даже ни разу не поблагодарил, за то, что он помог тебе открыться перед близкими. Можешь увольнять меня, если хочешь, но я тоже остаюсь. Посмотрим, как ты и твой отец сможете справиться без нас. Может, хоть сейчас поймёте, кто выполняет всю работу!».       Клэри была прекрасна, как всегда, и он с удовольствием дождался, когда девушка догонит его, чтобы поблагодарить её лично.       Он привык, что его ненавидят. Считают монстром и недооценивают. Но больше всего ему хотелось привыкнуть доверять. Своей тёте, друзьям. Холодной, довольной улыбке на лице высокого брюнета.       Кажется, у железного дровосека и вправду было когда-то настоящее, живое сердце.

***

      — Ты уверен, что я могу остаться в твоём номере? — спросила Клэри, когда они добрались до кофе-бара Катарины и смиренно ждали, когда та освободится, чтобы провести с ней время. Не обошлось и без коктейлей, которые в это время вовсю были главной прерогативой в баре. Нельзя же играть в бильярд без кружки пива или большого количества «Мартини», которое так любил Магнус. Не комильфо, как-то. — Хочешь, я останусь тут, с тобой?       Подруга, хоть и была младше, но, благодаря природной чувствительности, понимала старшего даже с полуслова. Клэри знала, что, несмотря на свою внешнюю холодность, мужчина винил во всём себя и не мог так быстро отпустить прошлые отношения. Бейн напивался второй час кряду и именно сейчас ненавидел свою невосприимчивость к алкоголю. Хотелось забыться. К чёрту отключить мозг и позволить себе, наконец, безболезненно выдохнуть. Ведь отметить было что. У него вновь была его свобода. Не менее приятное чувство, чем двойная порция водки в мартини.       — Успокойся ты уже, со мной всё будет в порядке. Вот напьюсь, посплю хорошенько и буду утром, как новенький, — успокоил он девушку, заливая в себя весь бокал. Горло ощутимо обожгло, позволяя избавиться от застрявшего в нём кома разочарований последних дней. — Я сильнее, чем ты думаешь.       — Именно этого я и боюсь. Ты опять всё будешь держать в себе, Магс. Нельзя же так, — продолжала беспокоиться рыжая, ненавидя, когда друг был в таком состоянии. Словно этот мир забрал у него возможность побыть немного эгоистом. — Хорошо, отлично, я больше не буду читать тебе нотаций, — пообещала она, закатив глаза и присоединившись к мужчине, чтобы тот не пил один. — За что выпьем?       — За свободу? Пусть она всегда будет у нас в руках! — тождественно поднял он бокал, после чего все рядом сидящие посетители и даже Катарина поддержали его напутствие.       — За свободу! — услышал Магнус рядом со своим ухом и сразу же понял, кто решил с ним заговорить. Он почувствовал это своей кожей, по которой сразу же прошлись мурашки. — За то, чтобы каждый из нас нашёл человека, в чьи руки не побоялся бы её отдать.       И вновь все выпили, уже не разбирая, кто был прав, а кто просто с ног наголову перевернул его слова. Бейн всё больше не представлял, как перенесёт следующие минуты, потому что уже сейчас задыхался от невозможности нормально дышать. Он вынужден был задержать дыхание, спиной ощущая присутствие горячего тела. Наверное, его личное проклятие поняло своё пагубное влияние на его дыхательную систему и отошло подальше, позволяя вернуться к повседневным делам. Например, вспомнить, как дышать.       — Магнус, мне кажется, или ты весь покраснел? С тобой всё в порядке? — Клэри смотрела по сторонам, в поисках того, что вывело её друга из равновесия. Даже в дрова пьяный и расстроенный, уставший после бессонных ночей в офисе, когда они в одиночку разгребали все проекты, тот умел держать на лице маску безразличия. Что-то определённо было не так.       — Да. Тебе показалось, — соврал он, бросая взгляд на старинный музыкальный автомат, за которым стоял высокий брюнет.       На нём была лёгкая кожаная куртка. И это в такой мороз, мать его. Магнус не удивился бы, если бы тот, вместо пива, пил чистый спирт, чтобы сохранять тепло. Так, на всякий случай. Спрашивать у Катарины, кто это, не хотелось. Он прекрасно мог представить себе, как быстро та опозорит его, пригласив дровосека к ним присоединиться.       — Нет уж, спасибо, — пробормотал он себе под нос и, выпив последний шот с текилой, уверенной, но слегка пьяной походкой направился наверх. — Тётя, я буду ждать тебя в своей комнате. Клэри, увидимся завтра. Спокойной ночи, — на ходу бросил он и уже на лестнице чуть не запнулся, заметив ещё один взгляд, направленный прямо на него. — Вот же придурок.       Он не знал, кому предназначались эти слова, но времени подумать об этом у него не было. Открыв дверь, ведущую в жилое помещение, он отвлёкся на давно забытые запахи и ощущение уюта. Словно времени было не подвластно изменить эти воспоминания, как и светлую просторную гостиную, ведущую длинными проходами в три смежные спальни. И хоть Магнус любил современный мир с его бешеным ритмом, цветными коктейлями и возможностью поселиться в пентхаусе, но ощущение нахождения дома нахлынули, как никогда раньше.       Отгоняя от себя призраки прошлого, мужчина открыл первую дверь и с улыбкой осмотрел любимое пристанище его тёти. Такое же яркое, цветастое, как и её внутренний мир. Чего стоили только золотистые гобелены, которые сейчас и с миллионами на счету не сыщешь. Решив не нарушать личное пространство Катарины, он прикрыл за собой дверь и пошёл дальше по проходу. Следующая комната принадлежала его родителям и, несмотря на то, что здесь давно никто не жил, сверкала чистотой и простотой бывших хозяев. Он бегло окинул взглядом широкую кровать, светлые шторы и совершенно обычный, неприметный шкаф из красного дерева и быстро покинул спальню. Больно. Всё ещё больно.       Его детское убежище встретило его на удивление всё теми же небесно-голубыми стенами. Этот цвет так сильно напоминал ему глаза Алека. Его любимый оттенок сейчас казался отсыревшим, потерявшим все краски со временем. А может, он просто вырос, и его предпочтения поменяли вектор, как и его вкусы.       Комната, в которой когда-то кипела жизнь, сейчас будто спала. Холодная постель под толстым покрывалом и аккуратно расставленная мебель навевали тоску, а налет пыли на рамках с фотографиями, закрывая изображенное на них, казалось, является последним рубежом защиты от готовых нахлынуть воспоминаний. В отличие от той же спальни матери, видно было, что в его комнату уже давно никто не заходил. Словно боялся потревожить его личное пространство, как и он сам несколькими минутами ранее. Словно надеялись, что он ещё вернётся и начнёт ругаться, что его вещи трогали без спроса.       Словно не отталкивали его больше пятнадцати лет.

***

      С Катариной было весело. Несмотря на внутренние переживания и прилично разбавленное алкоголем сознание, Магнус умудрился не скатиться к упрёкам и даже помог приготовить поздний ужин, чтобы уставшая за день женщина немного передохнула. Они болтали до поздней ночи, вспоминая детские проделки ставшего на год старше мужчины, но при этом сохранившего детскую непосредственность даже в свои уже тридцать три года. Иначе, как можно было объяснить, что после наступления двенадцати он совершенно серьёзно загадывал желание, когда задувал свечи на приготовленном заранее торте в руках тёти.       А потом, распив ещё одну бутылку текилы, получив искренние поздравления и отправив Катарину спать, можно было разрешить себе выдохнуть и, скрывшись в своей комнате, открыть долгожданный подарок. Теперь Магнус отчётливо чувствовал хмель в мыслях и с трудом смог добраться до постели. Именно такого эффекта он и добивался, впрочем, как и тётя, которая видела, сколько он выпил в баре, но всё равно хотела напоить его. Значит, то, что находилось в большой коробке, упакованной в блестящую обёрточную бумагу, могло не хило так его шокировать. Или добить похлеще любого алкоголя.       Открыв подарок, осторожно заглядывая под крышку, словно боясь, что содержимое коробки может неожиданно выпрыгнуть и надрать его пьяный зад, Магнус, не понимая, что происходит, достал рождественский, традиционный свитер бордово-красного цвета, на котором было написано название их семейного бара «Paragon». Проводить параллель, что было практически хобби его матери, сравнивавшей всё и всех, ища точки соприкосновения, чтобы сталкивать параллельные прямые и поражаться, как один поворот не туда мог изменить всё. Каролайн верила в судьбу и ещё в детстве заразила этими бреднями и сына.       Конечно же, он помнил, что тётя каждый год обновляла запасы всей семьи этими свитерами. И да, даже с тем, что он терпеть не мог эту безвкусицу, радуясь тому, что хотя бы полжизни удалось держаться подальше от подобной необходимости, он ассоциировал Рождество с этим подарком.       Улыбнувшись, его пьяный мозг решил, что сейчас самое время примерить свой подарок. Тем более его слегка знобило от переполняющих чувств, волнения и желания собственного мозга ясно мыслить. Теперь его должно сморить на сон быстрее. Осталось лишь прочитать, что там тётя написала для Магнуса в открытке и узнать содержимое конверта, которое лежало на дне коробки.        «Магнус. Надеюсь, твоё природное любопытство взяло верх, и ты для начала решил прочесть, что я написала тебе в открытке, а уже потом открыть письмо. Да, это письмо. От твоей матери, которое она написала перед смертью. Знаю, ты сейчас растерян, не понимаешь ничего. Но Каролайн взяла с меня обещание, что я отдам его тебе, только тогда, когда ты вернёшься домой. Сестра считала, что это будет то время, когда ты будешь готов услышать правду или понять её. Простить, если хочешь.       Я не знаю, что бы сделала на твоём месте. Мне никогда никто не врал так долго. Но я прошу тебя дать мне шанс. Не объясниться, нет. Я виновата и не буду говорить, что ты должен меня простить или понять сегодня же. Но больше не исчезай из моей жизни так надолго. Ты — моя единственная семья. Я люблю тебя. Прости меня. Прости, что скрывала. Что осмелилась прочесть письмо только неделю назад и поняла, что сама должна была привести обратно домой. Столько лет. Столько боли. Это всё моя вина. Я ждала тебя, когда нужно было силой притащить тебя обратно домой. Придумать причину, сделать всё возможное, чтобы ты поверил и вернулся. Я была так глупа.       Ты же знаешь, я не люблю писать большие, драматические открытки, но если это будет наше с тобой последнее общение — я бы хотела продлить его хотя бы на чуть-чуть. Но, на всякий случай, дарю тебе свитер заранее, даже если ты захочешь его выкинуть или разрезать на кусочки. Хотя бы злость выместишь.       С днём рождения, родной. С Рождеством. С Новым годом. Прости меня. Я люблю тебя. Всегда твоя, Катарина».       Он и сам удивился, увидев исписанную с корочки до корочки открытку, так как обычно тётя не была столь разговорчива, но само содержание не могло оставить его равнодушным. Магнус весь подобрался, вмиг протрезвел на пару градусов и, сдавив пальцы в кулак, а потом, проверив, перестали ли они дрожать, потянулся к письму, которое, по словам Катарины, оставила ему мать. Ему было нечего бояться. Всё самое страшное Каролайн успела наговорить ему при жизни. В лицо.        «Привет, мой маленький Омамори. Хотя, может быть, ты уже совсем вырос, стал большим и хмурым, как все взрослые, с кучей проблем. Завёл себе мужа, а может быть, даже детей. Отрастил бороду, закрашиваешь седину в волосах. И, самое болезненное, так и не смог простить меня и вернуться домой. С тобой нельзя исключать ни одного из вариантов. Слишком уж ты похож на меня. Такой же чувствительный или даже больше. Но будем надеяться, что сейчас ты решил дать мне шанс и читаешь это. К тому же для меня ты даже в шестнадцать оставался маленьким мальчиком. Моим сыном.       Ты, наверное, удивлён, что я так свободно с тобой разговариваю. Не обвиняю, не обзываю неправильным? Да и как я могла. Малыш, я всегда считала тебя подарком судьбы. Ребёнком, которого мы с твоим отцом так долго хотели. Самым энергичным, добрым и любознательным мальчиком, которого я встречала в своей жизни. И это, если не считать того приятного факта, что ты был моим сыном. Моим волшебником, который одной своей внутренней магией, освещал всё вокруг. А уже потом, когда превратился в красивого и умного юношу, давал мне силы бороться с моей болезнью. Простыми мечтами, этими своими карими глазами с золотистыми всполохами в которых было столько идей. Я знала это с самого твоего детства, даже, считай, с рождения. Знала, что не должна ограничивать твою свободу. Даже, если потом, спустя шестнадцать лет, мне диагностировали рак груди на последней стадии.       Не злись, пожалуйста. Я не могла отобрать у тебя твои мечты. Заставить остаться со мной и наблюдать, как я медленно и болезненно исчезаю. Ты не должен был отвлекаться на мою болезнь, оставляя свои планы на потом. Только не ты, Магс. И я приняла решение. Я оттолкнула тебя, назвала монстром, неправильным, больным. Ты должен был ненавидеть меня. Искренне, всей душой. Поверь, в тот момент в этом мы с тобой были похожи. Наверное, мало кто до меня встречал смерть с улыбкой на лице, мечтая искупить вину перед собственным сыном. А может, это участь каждого родителя, решившего, что знает лучше. Отбирая выбор, думая, что это и есть определение свободы. Я не знаю. Так и не нашла ответ на этот вопрос.       Но не думай обо мне долго. Я прожила прекрасную жизнь и в основном потому, что в ней был ты. Мне бы хотелось, на правах усопшей, попросить тебя быть самым счастливым человеком на свете. Ведь, когда ты счастлив, всё вокруг светится волшебством. Ты обладаешь удивительной энергией, малыш. Оберегай её ото всех, кто захочет тобой воспользоваться только потому, что ты не можешь сказать «нет». Уверена, с годами это не изменилось. Я никогда не считала твою ориентацию чем-то неправильным. Для матери нет большего счастья, чем знать, что ребёнок нашёл себя и знает, чего хочет. Всё остальное — мишура, не касающаяся ни воспитания, ни самих детей. Так что действуй, милый мой. Люби, разбивай сердца, защищай своё сильнее и твори чудеса, свою судьбу собственными руками.       Ты рождён для этого, и плевать, что другие считают себя такими же особенными. В городе может быть только один верховный маг, и мы с тобой ещё в детстве договорились, что ты займёшь эту позицию. Только теперь не нужно меня защищать, Магс.       Защищай только себя или найди того, кто сделает это за тебя. Прости меня, но я не жалею. Это было только моё решение, и ты тут не причём. Наша прекрасная жизнь вместе была куда длиннее последних лет, проведённых в соре, и жестоких слов, что мы сказали друг другу напоследок. Воспоминания не смогли отобрать у меня даже болезнь.       Наверное, испугалось твоего внутреннего света, мой маленький защитник Омамори. Люблю тебя. Всегда. Мама».       И это произошло. Он заплакал. Впервые после ухода из дома. После смерти матери. После понимания, что за своими подростковыми обидами Магнус и думать забыл о счастливом детстве, где всегда были на его стороне. Где он был не таким, как все, но и все были не такими, как он. Где ему позволяли всё, а потом неожиданно обвинили в том, каким оказался он.       Судя по всему, волшебным придурком, не иначе. Тем, кто, даже повзрослев, продолжал верить в пустой звон. Ведь так было легче оправдать себя за нежелание простить, забыть полученный урон.

***

      Он бродил по улицам Питсбурга вот уже несколько часов кряду. Не чувствуя холода даже притом, что на подаренный Катариной свитер накинул лишь своё пальто и тонкий, совсем непригодный для такой погоды серый шарф. Просто на поиски того, в какую из сумок он запихнул тёплый, не хватило сил. Магнус выскочил из дома сразу же, как прочитал письмо. Ему было душно. Он нагло взял из бара дорогущую бутылку виски и, не смотря, куда бредёт, просто шёл вперёд и делал небольшие глотки обжигающей жидкости. Но, в конце концов, понял, что ноги сами привели его в знакомое и безопасное место.       Будучи неуверенным, что сможет уснуть в таком состоянии в родительском доме, да ещё и рядом с Катариной, Бейн хотел лишь добраться до отеля Лайтвудов и потеснить Клэри. У него был день рождения. Ему было можно. Он усмехнулся, допивая остатки виски на дне бутылки, и, еле передвигая ноги, переступил порог гостевого домика. После чего споткнулся и упал. Хорошо, хоть бутылку не держал перед собой, а иначе, прощай его смазливая, постаревшая на год физиономия.       — Я сам, — услышал Магнус сквозь вату пьяного сознания грубый, мужской голос. — Приберись тут.       И вот, его уже куда-то тащат, позволив закинуть себе руку на шею и поддерживая за бок. Удивительный сервис, Бейн собирался оставить нехилые чаевые. Как только сможет опять стоять на ногах без попыток через каждую секунду косплеить Пизанскую башню. Или, для начала, вернёт себе трезвость мысли.       — Чёрт, да открывай ты уже, — вновь подал голос его спаситель, после чего, ещё раз выругавшись, потащил его в другую сторону, снова заставляя подниматься по лестнице. — Ну, давай же, помоги мне немного. Совсем… Блядь… Чуть-чуть.       — Зачем же… Так грубо, — пьяно, но с присущим ему воспитанием, которое нельзя пропить, заметил Магнус. — Не слишком… Благородно.       Он хотел сказать «для его ушей», но не смог. Тело, наконец, приняло горизонтальное положение, позволяя ему лицом уткнуться в мягкую подушку. Мужчина застонал, благодарный всевышнему, что закончит этот день в тёплой постели, а не в сточной канаве, откуда поутру, поддавшись присущему ему драматизму, постыдится даже голову высунуть. Были у него пару пунктиков насчёт того, как он должен выглядеть в глазах других людей. И туда никак не входило показываться кому-то со смазанным макияжем и растрёпанными волосами. Даже если он просыпался рядом с постоянным партнёром.       Поэтому, стоило ему открыть глаза и почувствовать несправедливость всего мира, бьющее ему прямым солнечным светом в ничего не подозревающую, не готовую к таким утренним подвигам сетчатку, все его пунктики разом вылетели из головы. Магнус подскочил на кровати и заставил себя понять, где же он находится, даже если хотелось совсем другого. Просто лечь обратно и притвориться мёртвым. Чем не вариант?       Но любопытство взяло над ним вверх. Кровать, на которой он проснулся, была мягкой, по ощущениям большой, присмотревшись, он увидел высокий сводчатый потолок. Облокотившись на высокое изогнутое изголовье кровати с каретной стяжкой, он провел ладонью по обивке черного цвета, наслаждаясь поверхностью из натуральной кожи, и позволил себе осмотреть комнату. Несмотря на то, что солнечный свет, пробиваясь сквозь приоткрытые тяжелые портьеры, прочертил себе золотую дорожку до кровати и так бесцеремонно светил ему в глаза, вся остальная часть комнаты была скрыта в полутьме. Встав с кровати, он ощутил под босыми ногами толстый теплый ковер и, неуверенно пройдя в глубь комнаты, по пути зацепил ногой банкету на высоких ножках и множеством цветных подушек, на которые он и приземлился, растирая пострадавшие пальцы и рассматривая светлую стену, располагавшуюся напротив скрытых сейчас, как он мог догадаться, окон во всю высоту. Его внимание привлекла ваза с живыми цветами, стоявшая на кофейном столике прямо под картиной с мастерски изображенным горным пейзажем. Осмотревшись внимательнее, он увидел высокую арку, ведущую в коридор и, возможно, в другую комнату, но его это не интересовало.       Он вернулся к кровати и заметил мягкие тапочки, поблагодарив незнакомца, который приютил его и позаботился. После чего заставил себя справиться с чувством тошноты, которое поприветствовало его сразу же после пробуждения, и направился к витражной двери, видневшейся через портьеры, манящей видом на ясное небо, где можно было освежить голову. Вот только стоило ему оказаться на свежем воздухе, как все мысли о мигрени и ненавистном ему похмелье отошли на второй план. Да и куда уж им, как они могли соревноваться с голым, двухметровым мужчиной, который в одних только спортивных штанах и кепке козырьком назад отжимался прямо перед ним, на одной руке. Бейн бы засмеялся, выдавая своё нервное состояние, но не хотел уж совсем выглядеть идиотом в каре-зелёных глазах. Достаточно того, что он стоял на чужой террасе по пояс голый и пялился на незнакомца, словно тот пробрался к нему домой. Причём спустившись с небес. Может, он ещё не протрезвел?       — Не холодно? — не узнавая свой голос, ставший хриплым и скрипучим после сна, задал он давно интересующий его вопрос. — Хотя ты, наверное, с детства в таком виде рядом с заснеженными горами гуляешь? Закалился как Маугли там, всё такое.       Он определённо был всё ещё пьян. И к тому же не в своём уме.       Его проигнорировали, лишь в шестой раз вскинув левую бровь. Да, он считал. Незнакомец встал на ноги и, не обращая на него внимания, взял бутылку с водой, запрокидывая голову и в три глотка опустошая содержимое. А потом вновь посмотрели на него. Или в него. Он не мог понять супер способности этого дровосека заглядывать ему в душу, смущать само естество.       Как-то не вовремя в голову пришла мысль, что это представление было специально устроено для Магнуса. Ну, не мог тот не знать, как провокационно выглядит каждое его движение. Призывно, сексуально и очень не вовремя.       — Боже! Что это? Какого… — но даже если бы он увидел гориллу, скачущую к нему по Таймс-сквер на спине льва и держащую в руках картину Бейонсе от руки Микеланджело, Магнус Бейн не собирался опускаться до нецензурной речи. Это тоже было одним из его пунктиков. Он так думал. Пока не встретил одного породистого дикаря, плевавшего на его правила с высоты своего роста. — Какого хрена у тебя в номере делает свинья?!       — Её зовут Люси, — заговорило двухметровое чудо и, на удивление, складно, словно и до этого умело говорить. — Она — карликовый домашний поросёнок. И ей не нравится, когда гости называют её свиньёй. Совсем не благородно, — отчитал его двуногий хозяин дома.       — Прости? — не веря самому себе, извинился Магнус перед розовым существом, которое сидело на своих задних лапках, с каким-то садистским удовольствием наблюдая за его унижением. Он был уверен, что это существо не в первый раз так пугает гостей. Коварная свинка. — Но я…       — Милый, ты где? Иззи сказала, что ты ещё спишь, но мне ли не знать своего сына, — услышал он голос из прихожей и медленно попятился к кровати, ища пути к отступлению. — Не поверю, пока не увижу своими собственными глаз… — о да, эта женщина была не менее красива, чем сын, но, в отличие от того, была более эмоциональна, застыв перед ним и потеряв дар речи. Слава богу, ненадолго. Или нет? — Александр Гидеон Лайтвуд, неужели этот день настал? Ты, наконец, познакомишь меня со своим партнёром?!       Александр? Партнёром? Это она сейчас про него? Погодите-ка. Лайтвуд?!

***

      Ситуация становилась всё абсурднее и абсурднее. Нет, Магнусу понравилась Мариз Лайтвуд. Премилая женщина и очень любит сына, даже если тот представляет собой посредственный набор социальных качеств в идеальной обёртке. Этакий Аполлон с замашками дровосека. Бейн даже не стал возражать, когда гордая мамочка, не дав им объясниться, позвонила Изабель, приказывая немедленно подняться к брату в комнату. Так он в принципе и узнал, что все семейство Лайтвудов работало в гостевом домике, разве что мать давно отошла от дел, путешествуя по миру с младшим сыном Максом. Удивительно, что мелкого тоже не позвали. Ну, а что. Устраивать бедлам, так с размаху. В стиле Магнуса.       Он перевёл свой взгляд на Александра и мысленно прокатал на языке это имя. Снова богатенький сыночек, чьи родители владеют чуть ли не половиной Портленда. Кажется, ему везёт на послушных, примерных мальчиков благородных кровей. Но стоило этой мысли сформироваться в его голове, как взгляд орехово-болотных глаз осуждающе, деликатно попросил её добровольно покинуть его владения. Нет, что-что, а этот мужчина никому не подчиняется. И в следующую секунду, тот это доказал.       — Достаточно, — подняв руку, Александр успокоил мать одним лишь словом. — Я пошёл, проверю Камиллу. Она вчера была какой-то странной. Молока было меньше обычного. Нужно лучше за ней присматривать, — объяснял тот, заставляя Магнуса себя ущипнуть, чтобы проверить, не снится ли ему весь этот бред или он просто сошёл с ума. — Надеюсь, к моему возвращению тут будет потише.       После чего мужчина ушёл, оставив его на съедение матери и сестре, быстро подоспевшей к самому весёлому. К тому, как он начнёт оправдываться, что не имеет ничего общего с Аполло-Дровосеком и вообще час назад впервые услышал имя Лайтвуда. Вот только ему никто не поверил и даже Изабель, которая подмигивала ему, когда мать не видела, показывая, что прекрасно знает правду и верит ему, не собиралась так быстро лишать себя удовольствия смутить большого брата, привыкшего скрывать своих партнёров от семьи. Трудно было после увиденного того осуждать.       Через ещё один час этой экзекуции и заверений женщин, что они обязательно сходят с ним выбирать рождественские подарки, так как Александр вообще не особо любит праздники, привередлив во всём, Магнуса, наконец, оставили одного. Тишина ударила в голову неясным желанием запрятаться куда-то в угол и больше не попадаться на глаза ни одному живому существу.       Конечно, этому не суждено было сбыться. Пользуясь гостеприимством Лайтвуда, который так и не вернулся, он направился в душ, прихватив с собой чёрную майку на широких бретелях и новое нижнее бельё в упаковке, взятое в шкафу Александра, как, собственно, и несколько белых махровых полотенец. Кажется, он становился немного наглым всего от нескольких минут проведённых рядом с этим мужчиной. Что же будет дальше?       А дальше ему позвонил Алек и весьма шокировал, извинившись за вчерашнее поведение, к тому же, находя в себе воспитание, поздравив его с днём рождения. После чего был вынужден передать, что, если он до завтра не вернётся, Роберт собирается расторгнуть контракт и запросить у него выплату неустойки. Вот такая вот любовь двадцать первого века. С подписью на титульной странице. Магнус ответил, что подумает и, бросив трубку, на всякий случай заказал себе билет на завтрашнее утро. Да, у него были деньги, но он не был так богат, чтобы из-за своих проблем отказываться от работы, которую любил. Вдобавок ему не хотелось опустошать счета, для удовлетворения завышенного самомнения начальника. Тот и так был баснословно богат, угрожая ему только лишь для того, чтобы указать его место. И, по его мнению, имел на это полное право. После всего, что Бейн ему сделал, тем более.       Как же ему хотелось, чтобы, вместо бывшего, ему позвонил Александр и объяснил, где всё это время пропадает. Тот, видимо, был слишком увлечён своим домашним скотом, коровой Камиллой, конюшней из трёх лошадей, двух коней и вполне себе реальным огородом, который из-за погоды пришлось перенести в теплицу. Вот такой вот фермер из страны Оз, по словам Маризы и выводам уже самого Магнуса.       — Ах да, боже, как я мог забыть про тебя! — вновь застала его врасплох свинка, настороженно следящая за каждым его шагом возле двери, ведущей в ванную комнату. Он знал, ему показали. — Люси, а ну отойди. Мне просто нужно помыться. Честное, пречестное. А потом я сразу же уйду.       Удивительно, но ему поверили, пропуская к ванной и лениво виляя бёдрами, раскачивая маленький скрученный хвостик из стороны в сторону, самоустранились на кухню. Приятное домашнее животное. А главное, оригинальное.       — Себе, что ли завести? — пошутил Магнус, после обвёл ванную одним долгим он бы даже сказал панорамным взглядом, из-за количества места , и присвистнул. — Богатенький, очень богатенький Александр. Но кто я такой, чтобы жаловаться? — покачал он головой, подходя к большому зеркалу, практически на всю стену, и застонал, увидев своё отражение. — Боже, меня видели в таком состоянии?       Беспокоиться было о чём. Длинные угольно чёрные волосы торчали в разные стороны, хотя должны были лежать в идеальном начёсе, напоминая ирокез. А глаза… Тушь и подводка безбожно размазались, превращая его в панду, совсем не подходящую такому большому опасному хищнику как Александр Лайтвуд. Магнус фыркнул, отгоняя от себя подобные мысли. Это и так было невозможно. Мужчина видел, как он ещё вчера расстался со своим парнем. Если бы даже Бейн подпустил его к себе, тот и сам должен был держаться на расстоянии. К тому же у него был контракт, который он заключил с Эрондейлом, и абсолютное желание не видеть в ближайшее время тётю. Особенно, сегодня. Может, поэтому он тянет время и хочет отсидеться там, где его никто не станет искать. Клэри пыталась. Он сбросил звонок.       Эти мысли настигли его в просторной душевой кабинке, в которой при желании можно было организовать нехилую такую оргию, на пятнадцать человек. Не то чтобы Магнус о таком знал, но порно в прошлом смотрел регулярно как каждый уважающий себя подросток. Но даже попытка отвлечься, думать о чём угодно, но не о главном, провалилась, когда он вспомнил, как мать однажды застукала его за просмотром одного из таких роликов. Тогда он ещё пытался понять свою ориентацию, поэтому Каролайн не сильно смутили голые, сплетённые тела женщины и мужчины на экране ноутбука сына. Она, скорее, посмеялась, а потом неделями издевалась над ним, предлагая тёте поговорить с ним о половом созревании и средствах контрацепции.       Он вновь плакал, сухо, по-мужски, подставляя лицо под горячие струи воды. Если бы он только мог помнить хорошее, все те случаи, когда родители откладывали все дела и везли его в одну из барахолок подбирать новые детали интерьера только потому, что они, по его мнению, обладали историей. Если бы он не был одним из тех глупцов, кому обида затмевает разум и застилает глаза, ему бы удалось остаться с матерью и бороться с ней в последние дни её жизни. Поддержать её. Быть рядом, ведь после смерти отца он обещал позаботиться о ней.       — Ненавижу! — ударил он кулаком мраморную плитку, после чего, вытянув руки, опустил голову ниже, позволяя воде крупными каплями биться о его затылок. — Я такой бесполезный.       Больше всего раздражало то, что, даже понимая это, Магнус не мог пойти и просто так простить тётю. Ему хотелось разделить эту вину хоть с кем-то. Эта ноша была слишком тяжела для него одного. Словно он спрятал все воспоминания о матери, а потом кто-то взял и горячей кочергой раскопал, вытащил их наружу.       Словно он варился в агонии вины, совсем не замечая, как горячая вода обжигает покрасневшую кожу спины. Пока этих горячих точек не коснулись холодные длинные пальцы, заставляя его вздрогнуть и развернуться в кольце рук.       — Можешь называть меня расистом, но я не люблю вареных азиатов, — поделился Александр, игнорируя его плачевное состояние, больше акцентируя внимание на тонких губах Бейна, подрагивающих от холода. Ведь он выключил воду.       — А… Каких? Каких ты любишь? — заикаясь, спросил Магнус. Ему нужно было отвлечься. Просто необходимо. Прямо здесь и сейчас. С этим мужчиной.       — Как насчёт полной прожарки? Неважно, мы можем обсудить степень твоей подготовки по ходу дела, — Кажется, его желания не остались без внимания каре-зелёных глаз. Хотя сейчас они были абсолютно черными, позволяя радужке желания заглотить всё и сразу.       Утягивая его тело и разум за собой, в пугающую, но такую долгожданную темноту.

***

      — Я слышал, у тебя сегодня день рождения? — спросил, даже зная ответ, Александр, посадив его голым задом на стиральную машинку, рядом с которой были полочки с множеством ароматных баночек и флакончиков со средствами личной гигиены. Магнус и сам удивился, когда увидел у дикаря столько столь необходимых для полноценного ухода за собой атрибутов цивилизации. — Не хочешь сделать мне подарок?       — Прости, разве не должно быть всё наоборот? — какого-то лешего его смущало каждое действие и слово Лайтвуда. Даже если тот просто гладил кончиками пальцев его замёрзшие бедра и несильно нажимал посередине, чтобы он в приглашающем жесте развёл ноги. — Я… Алек.       — Нет, — в самые губы, на секунду замирая, немного отстраняясь, чтобы дать понять Магнусу, что будет, если он осмелиться ослушаться. — Не называй меня его именем. — Александр, — руки вернулись на своё место, исследуя золотистую, совершенную кожу огрубевшими, после тяжёлой работы руками. — Я… Никогда…       — Ты никогда не был снизу? Но почему? — вполне серьёзно, без тени насмешки спросил Лайтвуд, не прекращая согревать его кожу лица своим горячим дыханием. — Мне кажется, ты рождён, чтобы стонать под кем-то. Желательно, подо мной.       Даже с небольшим уточнением Александр рисковал. Не то чтобы он не боялся спугнуть Бейна, который был слишком хорош, чтобы так бездумно ложиться в его постель. Да и уверенность в себе тут была не причём. Просто он не мог остановить себя. Терялся, как девственник перед выпускным, который не знал, как пригласить самую популярную девочку в школе. Он забывал весь словарный запас, впервые в жизни не контролируя собственное поведение. Точнее, взгляд, которым мысленно уже давно раздел Магнуса и, несмотря на солидный возраст старшего, поставил того на четвереньки. Он так и уснул с этими мыслями, после первой встречи с новым постояльцем. А потом всё утро слушал сестру, которая описывала какого-то Магнуса Бейна и уже на упоминании роскошных, миндалевидных карих глаз с золотыми всполохами у радужки, понял, как сильно Изабель влипнет, если посмеет положить глаз на того, кто должен принадлежать ему. Обязан.       Поэтому Александр рисковал. Он хотел заинтересовать этого мужчину. Удержать его в своих объятиях любым способом. Даже если для этого ему придётся избавиться от маски доброго, простого парнишки из богатой семьи. Лайтвуд видел, как загораются глаза Магнуса, когда он не сдерживает себя и присущую ему с детства слегка высокомерную холодность. Кто же мог подумать, что его недостатки когда-нибудь смогут сыграть ему на руку.       — Не выдумывай. Может, я ниже тебя на голову, но все остальные смотрят на меня снизу вверх. А ты двухметровое исключение из правил и не можешь делать из меня нижнего только потому, что родился огромным медведем, — предсказуемо ощетинился Магнус, не привыкший во время секса позволять партнёру брать над ним верх. Его раньше это даже не возбуждало. — К твоему сведению, в плечах я шире тебя.       — А причём тут мой рост и твои плечи? — непонимающе переспросил Александр, опускаясь мокрыми поцелуями по тонкой шее, спускаясь ниже, чтобы покатать между зубами маленькую, затвердевшую под его языком горошину соска на гладкой, безволосой груди. Идеальные восемь кубиков пресса напряглись от предвкушения. Он сильнее сжал бёдра мужчины, чтобы тот не упал, не соскользнул на пол, пытаясь избежать его прикосновений. — Это вопрос доверия, желания и способности отдать другому человеку контроль.       — У тебя есть кто-то на примете? — хрипло, уже давно сдавшись, но играючи блефуя, спросил Бейн, не стесняясь запустить пальцы в густые, мягкие волосы.       — Да, например, я, — для проформы ответил Лайтвуд, закидывая его ноги себе за спину и безмолвно прося крепко сцепить лодыжки чуть ниже задницы, подхватил его за бока, практически заставил балансировать на краю широкой поверхности стиральной машины. Да, ещё так лучше было видно их переплетённые тела в зеркале напротив. — Разве не круто попробовать что-то новое на свой день рождения?       Но это был риторический вопрос. После которого они были слишком заняты, чтобы тратить минуты или свои силы на что-то больше, чем «какой ты красивый, прекрасный» от Александра и «можешь уже двигаться» от старшего, когда тот уже свободно принимал в себя три пальца, смазанные в лубриканте и привык к боли, после проникновения крупной, розовой головки. Им обоим было это нужно. Для начала свести всё к желанию и простому траху, чтобы оправдать собственное бешеное сердцебиение, когда они вновь и вновь сталкивались друг с другом все последние дни. А потом, чтобы забыться и хоть ненадолго принадлежать, обладать и больше ни о чём не думать.       Только грубые, глубокие ритмичные толчки на встречу друг другу. Опухшие, покрасневшие от долгих поцелуев губы. И шлепки о кожу, когда налитые желанием яйца сталкивались с упругими ягодицами, не оставляя между ними ни единого разделяющего их сантиметра. Всё это не могло скрыться от затуманенного взгляда миндалевидных глаз. Магнус не только всё чувствовал, спрашивая себя, какого хрена так долго отказывался быть снизу, но и бесстыдно цеплялся за отражение в зеркале, в котором отчётливо было видно каждый новый толчок, заполняющий его изнутри, и движения вперёд сжимающихся от напряжения ягодиц любовника. И, конечно, куда без удивительных, заполняющих всё сознание Лайтвуда стонов именинника, грозящих на долгие годы вперёд стать главным саундтреком его жизни. По крайней мере, интимной.        Приласкав обмякшее, удовлетворённое тело Бейна, он помог тому добраться до душевой кабинки и ополоснуться. Он не забыл про самого себя, радуясь тому, что успел хоть немного отмыться от пота и пыли, когда решился вмешаться в попытку Магнуса снять с себя кожу благодаря очень горячему душу. Что-то с его новоиспечённым любовником было не так, и он хотел это выяснить.       — Зачем всё это? — услышал Магнус над своим ухом, когда подводил глаза в спальне Александра, смотря в маленькое зеркало у выхода, так как всё необходимое тот хранил в ванной. Они оба успели высушить волосы феном. — Мне кажется, ты и так хорош.       — Тебе не нравятся накрашенные парни? — отложив чёрный карандаш, который всегда носил с собой, спросил он.       — Не думал об этом, — в отражении зеркала Лайтвуд выглядел более мило, можно сказать, даже молодо, восхищённо. — Но мне нравишься ты, — после таких слов Магнус перестал себя сдерживать, слегка развернувшись и целуя мужчину в щёку. — Идеально, — сердечками в орехово-зелёных глазах можно было сражать наповал даже самых искушённых во флирте людей. Подкупал не опыт, а искренняя улыбка на всегда серьёзном лице.       — Что? — переспросил он, на секунду представив, что это его Александр считал идеальным. Слишком хорошо, для правды.       — Надпись на твоём свитере. Разве это не название вашего семейного бара-кафе «Paragon»? — уточнил тот свои слова, смотря на его свитер, который, за неимением лучшего, пришлось вновь надеть. — Если переводить прямо, то оно означает «Идеальный», можно сказать «Образец для подражания».       — Странно, впервые об этом слышу, — он опустил взгляд, не желая показывать, как сильно его задели слова мужчины. Точнее, напомнили о том, что он безутешно пытался забыть в крепких объятиях. — Хорошо, я, пожалуй, готов покинуть твои гостеприимные хоромы. Не хочу беспокоить тебя больше меры.       — Магнус, — одно тихое слово. Просто его имя. И ему пришлось вскинуть взгляд, чтобы читать по губам, ведь его сердце не хотело перестать грохотать где-то в груди, заглушая любые звуки вокруг. — Несмотря на то, что будет между нами в будущем и как скоро я сделаю тебе предложение, причём со стопроцентной вероятностью на парочку из них ты откажешь, я считаю, что этот день ты должен провести с близкими. Не убегай от них.       И если вначале он думал, что Александр просто шутит, придумывая для них нелепый, но в тоже время привлекательный, трогательный сценарий их будущих взаимоотношений, то, встав перед ним на колени, чтобы посмотреть прямо ему в глаза, тот выглядел предельно серьёзно. Пугающе серьёзно для столь молодого человека.       — Сколько тебе лет? — бездумно спросил он, любуясь зелёными глазами, которые вблизи практически спугнули к самой радужке весь коричневый цвет. Он мог себе это позволить. Хоть на минуту, но они были одного роста. — Ты ведь младше, просто интересно, насколько.       — Достиг возраста согласия, — пошутил Лайтвуд, так и оставшись на месте, лишь скрестив руки на груди, разрешая серой, тонкой фуфайке плотно обхватить каждый мускул натренированного тела. Но, увидев, как Бейн закатил на его слова глаза, всё-таки признался. Всё равно в этом не было большого секрета. — Двадцать четыре.       — Ебать, — снова нарушил свои собственные правила Магнус, мысленно сравнивая бывшего с этим двухметровым, уверенным в себе мужчиной и, в конце концов, заключая, что дело совсем не в количестве лет. Нет, тут всё намного сложнее. — Я практически на десять лет тебя старше.       — Я снова спрашиваю, причём тут возраст? Разве мы не обсуждали уже это? Ты сказал, что готов довериться, а теперь…       — Александр, я не собираюсь брать свои слова обратно. Просто немного удивился, что кто-то может быть настолько мудр, будучи намного младше меня, — признался он, чтобы между ними не было недопониманий. — Просто ты не знаешь… — он не мог подобрать слова, чтобы объяснить всю обиду, страхи и, наконец, вину, которую чувствовал за своё прошлое. — Я был таким упрямцем. Они тоже виноваты, но я должен был быть внимательнее. Не таким эгоистичным.       — Ты не эгоист. Так не говорят люди, которые любят только себя, — положив руку ему на щеку, пытался убедить Александр. И ему хотелось в это верить. Даже если тот не понимает и половину того, в чём он признался. — В тебе нет ничего эгоистичного.       И выхода не было. Он поверил. Не мог по-другому. Не тогда, когда большие, грубые пальцы с нежностью вытирали мокрою дорожку слёз с его щёк, а потом притянули к себе, крепко обнимая в коконе сильных рук. Идеально. Ни его свитер, ни он. И даже не кафе-бар его родителей.       Идеальными были эти объятия. Этот мужчина, стоящий перед ним на коленях. И этот момент, который он никогда не забудет. Просто-напросто не сможет.

***

      Магнус всё-таки пошёл на вечеринку, устроенную в честь него тётей. Для этого ему понадобилось пару бокалов мартини, которое он сам себе смешал в квартире Лайтвуда и сам Александр, настойчиво подталкивающий его вперёд. Ну как — вперёд, скорее таща его за руку за собой.       Катарина не могла поверить своим глазам. Она отбросила все стеснения и крепко обняла его, благодаря за то, что он дал ей шанс и именно в тот момент он понял, какую бы ошибку допустил, если бы уехал так и не попрощавшись с ней. Конечно, она заметила, что он пришёл не один, и понимающе ухмыльнулась, одобряя его выбор. Вот бы Магнусу такую уверенность, что он поступает правильно.       — Это всё так не вовремя — поделился он с женщиной, когда любовник отошёл от него, чтобы сыграть в бильярд с кем-то, кто не был так же искусен, как Бейн. Гордость Александра была задета. Ещё никогда тот не проигрывал у всех на глазах, к тому же три раза подряд. Причём своему парню. Именно так мужчина представлял его своим друзьям.       — Что не вовремя? — спросила Катарина, вместе с ним наблюдая за Лайтвудом, которого было видно с любой точки бара. Слишком яркий экземпляр для провинциального городка, по мнению самой женщины.       — Любовь? — словно не веря в то, что произнёс эти слова вслух, пояснил Магнус. Он и сам не мог объяснить свои чувства к человеку, которого знал всего несколько дней и уже успел не только в него вляпаться по самое не могу, но и переспать.       — Для любви нет неправильного времени — мудро отметила Катарина, вспоминая свою молодость и возможную любовь, для которой не нашла времени или вовсе прошла мимо, уверенная, что ей это не нужно. Это был её выбор, но она не хотела, чтобы племянник следовал её пути. Они были похожи, но она так и не смогла научиться любить, в отличие от него — Запомни это, дорогой.       И он обещал запомнить. Дать шанс тому, что сейчас так пугало. Они ещё долго потом разговаривал с тётей, вспоминали подростковые годы, а потом решили, что пора оставить всё позади. Принять тот факт, что мать никогда его не ненавидела и наутро, перед самим отъездом сходить к ней на могилу, попросить прощение. Конечно же, его чувство вины не нашло утешения ни в надгробной плите, ни в пробирающей до нутра надписи «Свети, пока есть, для кого. Не прячься в тени, чтобы иметь возможность когда-нибудь попасть на свет». Скорее, он понял, принял последнее решение матери. И собирался сделать всё возможное, чтобы её жертва не была напрасной.       Больше не было глупой обиды, желания отомстить или вернуть самую главную женщину его жизни лишь для того, чтобы показать, каким успешным он стал без неё. Теперь всё, каждый шаг Магнуса делался ради неё. Чтобы она видела сверху, как он счастлив. Чтобы быть на свету, когда она на него посмотрит. И у него получилось.       — Держи, это тебе — протянул ему Александр маленький подарочный пакетик, а потом смущённо отошёл в сторону, словно боялся его реакции.        Магнуса уже это не удивляло. Его двухметровый дикарь оказался милым, домашним парнем, который долгие годы сдерживал своё желание всё контролировать, поэтому так и набросился на него, уступая своим природным инстинктам.       Да, он провёл свою последнюю ночь в Питсбурге с Александром, принял его подарок, который тот купил несколько лет назад, путешествуя в Токио. Как позже выяснилось, покупал Лайтвуд его для себя, но так и не вытащил из коробки, желая оставить для человека, которому этот сувенир будет нужнее.       Точнее, амулет Омамори, увидев который, Бейн долго смеялся и, кажется, впервые по-настоящему поверил в судьбу. Так же, как когда-то и его мать. После такого подарка он уже не мог отрицать, что чувствует что-то особенное к Александру. Не хочет уезжать и, если бы была возможность разорвать контракт с Эрондейлом без последствий, пошёл бы на этот шаг без раздумий. Но у него было обещание, данное матери перед её могилой. Он дал слово защитить себя и свою свободу. Делиться этим грузом с теми людьми, с которыми разделит жизнь. Магнус устал быть слишком взрослым для здоровых отношений. Не иметь возможности капризничать или требовать внимания к себе, потому что у него за плечами много опыта. И вообще — разве он не понимает, что это первый раз для каждого, кто хотел быть его парой. Но не для него. Никто ему не верил.       Александр отличался от них всех. Он был первым, с кем Бейн позволил себе расслабиться, побыть под чужим контролем. Первый, кто не обвинял его ни в чём, когда провожал в аэропорт. Лайтвуд был особенным, и Магнус собирался вернуться к нему, даже если тот найдёт себе партнёра в ближайшем будущем. Он не собирался отдавать никому этого мужчину, но и себя терять больше не хотел. В глупом, верящим в чудеса сердце тридцати трёхлетнего Бейна всё ещё тлела надежда, что кто-то ради него сможет отказаться от удобств и сам приедет к нему в Нью-Йорк. Кто-то очень похожий на Александра.       Ведь тот поехал в аэропорт. Провожал его и Клэри. Крепко держал за руку, словно это был не последний раз, когда они видели друг друга. А, потом, долго и чувственно целовал прямо у стойки с регистрацией, наплевав на глазеющих на них людей и смущённого бисквитика, так и не понявшую когда её друг успел влюбиться. По-крайней мере со стороны это всё выглядело, как любовь.       Магнус тоже так думал, но проходили дни и даже недели. Уже наступил канун Рождества, когда он отправился в свой пентхаус в центре Бруклина и собирался напиться в хлам, празднуя свой первый выходной после возвращения. Роберт ещё долго на него злился. На всё. Но, несмотря на наставления отца, Алек держал с ним дистанцию. Кажется, парень понял, что он уже занят. И это не просто увлечение, раз он ни разу за последние недели не был замечен в клубе, если этого не требовала работа. Да и в эти дни, он при первой же возможности уезжал домой. Словно тяготил своей свободой и считал, что она ему больше не принадлежит.       Магнус стоял у большого, панорамного окна своей квартиры и вертел в руках подаренный Александром амулет. Омамори уже был весь потрёпанным, но шершавая поверхность приятно ощущалась под кожей. Она напоминала о грубых руках мужчины, по которому он так сильно скучал. Теперь уже обманывать себя не было смысла. Он был влюблён. Опять же, впервые в жизни. Его сердце отсчитывало дни перед тем, как он сможет завершить свой контракт и, послав всё к черту, вернётся в Портлэнд. Даже если к тому времени его уже никто не будет ждать. Он верил. Он знал.       Но он оказался не прав.       Потому что, стоило ему услышать звонок и пойти открывать дверь, как потребность куда-то ехать отпала сама по себе. На его пороге, в Нью-Йорке, стоял Александр Лайтвуд и уже через секунду прижимал его к стене, обхватив лицо своими большими руками.       — Что? Что ты здесь делаешь? — неверяще спросил Магнус, шокировано улыбаясь Александру.       — Не видишь? — показал тот на свои чемоданы с вещами, которые закатил вперёд себя, чтобы наверняка не оказаться на улице, когда будет рассказывать свой наглый план. — Переезжаю к тебе на то время, пока ты будешь закрывать свой грёбанный контракт.       — Не матерись, — всё ещё не веря в происходящее, попросил он, после чего потрогал широкую грудь Лайтвуда, проверяя реален ли тот. — Ты и вправду здесь?       — Малыш, я на второй день нашего знакомства сделал тебе предложение, а тебя удивляет, что через две недели я решил переехать к тебе? — Магнус определённо не собирался соглашаться на это милое прозвище. Ни в одной из вселенных. Ни за что. — И это, если учесть, что мне понадобилось время поднатаскать помощников и найти замену Джейсу, чтобы он мог поехать со мной. Если бы не это, я бы был тут уже на следующее утро, после твоего отъезда. Или нет. Просто поехал бы с тобой.       — А причём тут Джейс? — чтобы хоть как-то привести чувства в порядок, спросил он, вновь целуя того в губы. Он так скучал. — Разве он имеет к тебе какое-то отношение?       — Этот проблемный ребёнок - мой сводный брат, и на этот раз он заявил, что с первого взгляда влюбился в твою рыжую помощницу Клэри. Пришлось брать с собой, — раздражённо закатил глаза Александр, хмуря брови, словно пытался что-то вспомнить. — Слушай, малыш, я из-за этой любви к тебе совсем уж рассеянным стал. Вот и сейчас, такое чувство, что я что-то забыл.       — Ну, и что ты мог забыть, любимый? — как бы вскользь ответил он на чувства мужчины. Кажется, новое прозвище даже начинает ему нравиться. Открывает множество возможностей поиграться с партнёром. — Разве что Люси. Но ты же не мог быть таким сумасшедшим, чтобы взять её с собой… В мою квартиру… В пентхаус. Александр, ты взял свою свинью с собой?!       — Не говори так, она может услышать, — шикнул на него Лайтвуд, открывая дверь и виновато присаживаясь на колени перед домашним питомцем. — Прости, Люси, я больше так не буду.       — Тебе не кажется, что это символично? Оставлять свинью позади, как и год, который она олицетворяет? Может лучше белую крыску заведём? — не мог не спросить Бейн, которому понадобилось долгие две минуты, чтобы смириться с новым гостем в его квартире. Точнее, с подозрительно сообразительным поросёнком этого гостя. — Хорошо, хорошо, она может остаться. Но убирать за ней будешь ты!       — Правда? — кажется, Магнус прогадал, и это из него будут вить верёвки, как бы мило его партнёр не называл. — Спасибо, малыш. С Рождеством! Я люблю тебя.       — И тебя с Рождеством, — он прошёл в комнату, приглашая Александра последовать за ним, после чего смешал два коктейля и протянул любимому один из них. — Я тоже тебя люблю.       — За нас? — вспомнив, что когда-то точно так же поднял бокал за собственную свободу, он улыбнулся партнёру и понимающе кивнул ему головой.       — За нас.       Ведь Магнусу не нужно было быть одному, чтобы быть свободным. Он мог разделить это чувство с тем, кто мог поддержать его и оценить по достоинству. С Александром Гидеоном Лайтвудом, первым человеком за многие годы, кто смог открыть что-то в нём. Например, способность любить и верить. Верить в свободу, которую способна подарить только любовь.