***
В школьной подсобке тесно и жарко. Он не знает, насколько это все правильно, но все равно целует худого темноволосого юношу. А что вообще правильно? Наверное, привести домой знакомиться с родителями девушку. Но от острого взгляда крышу совсем сносит и ни на каких девушек не хочется смотреть. Хочется только касаться острых плеч и выпирающих ключиц.***
С возрастом черты его лица стали резче, острее. Бледное лицо с росчерками тёмных бровей и чёрными каплями глаз обрамляли такие же тёмные волосы. Он был красивым, как и много лет назад, только красота его стала более сухой и терпкой, как вино. Чашка черного кофе в руках. Наверняка, как и много лет назад, без сахара. — Наруто? — обеспокоенно зовёт его Хината, — ты завис на несколько секунд. Все хорошо? — Я… Эм, да, хорошо, — спотыкаясь произнёс он, садясь напротив гостя. А тот наклонил голову, отгораживаясь волосами, усмехается, зараза. Она села за стол рядом и как ни в чем не бывало продолжила: — Саске проездом в городе, зашёл вот к нам… Ой, да что это я… — осеклась девушка, — пусть сам расскажет. — Здравствуй, Наруто, — получив в ответ сухой кивок, он стал чуть холоднее, но ни один мускул на лице не дрогнул. Но у Узумаки от его голоса, который за годы почти не изменился, по спине пробежались мурашки, — Всё так. Бродить по ночным улицам в поисках отеля не горю желанием, поэтому я напросился переночевать. Если ты не против, конечно. Наруто изменился. Почти неуловимо, но ощутимо на каком-то особом уровне, видимом только им, двоим. Тёмные глаза уловили уставший взгляд и потускневшую улыбку. — Не против, — Узумаки попытался улыбнуться. — Ну, я вас оставлю. Уже поздно, — Хината встала из-за стола, бросила взгляд на Саске и нежно прижалась губами к щеке мужа, — спокойной ночи. Девушки уже не было, но повисшее между ними напряжение никуда не делось. Наруто хотелось тоже уйти. Глаза напротив изучающе бродили по нему, прямо как руки их обладателя много лет назад.***
Дома тепло и вкусно пахнет выпечкой. Солнечные лучи проходят сквозь тонкую ткань занавесок и падают на цветной ковёр. Щёлкает дверной замок. Наруто такой красивый лежит перед ним на пушистым покрывале, с солнцем, запутавшимся в волосах. Саске упирается коленом между его ног, берет его руки в свои и уводит их наверх, прямо к спинке кровати. Губы соприкасаются. Его ненадолго хватает чтобы держать руки на одном месте, и они начинают скользить по поджарому загорелому телу. Наруто вздрагивает, но не отстраняется.***
— Зачем ты здесь? — голос чуть хриплый, усталый. — Я уже отвечал на это, — ровно и безразлично. — Уверен, тебе есть, где остаться. Да и не поверю я в то, что ты темноты боишься. В ответ Саске лишь насмешливо посмотрел и пожал плечами. Он ждал этого разговора столько лет. И Учиху он тоже ждал. Когда-то. — Ты ведь сам тогда сбежал, — неожиданно даже для самого себя произнёс Наруто. Учиха хмыкнул. — Помнишь тот наш последний раз?***
Сердце приятно сдавливает. Он тянется к тонким губам, чтобы накрыть их своими. Саске отрывается чтобы посмотреть на него: раскрасневшегося, с искорками в лазурных глазах и солнечными бликами в волосах, безмерно счастливого. Он припадает к шее. Наруто откидывает голову и пальцами закрывается в тёмные волосы. Клетчатая рубашка, пропахшая травами, плавно съезжает вниз. Загорелая кожа пахнет июльским зноем, он медленно касается её губами. Он целует его плечи, а тот задыхается от любви и нежности. Утонув в чёрных глазах, в которых плескалась ночь, он совсем размяк в его холодных руках, как пластилин на жаре. Саске чуть надавливает на плечи и тот послушно ложится. Ему кажется, будто он не в силах вынести этой любви. Светло-желтый в волосах, голубой в глазах, розовый на щеках. Вслед за рубашкой на полу оказываются другие вещи. Зачем им нужен этот лишний барьер, когда они сливаются воедино. Толчок. Наруто с шипением чуть проехался спиной по кровати. Саске даже сейчас пытается отгородиться, хотя бы занавесом волос. Но все равно видно его плотно сжатые губы и лёгкий румянец. Узумаки обвивает ногами его бледную с редкой россыпью родинок спину. Тишину нарушает лишь шумное дыхание. Наруто зажмуривается и прикусывает кожу на руке, подавляя рвущийся наружу стон Саске усмехается и наклоняется, чтобы шепнуть ему на ухо: — Не сдерживайся, дома никого нет. Он перехватывает его руки и уводит их за голову, держа за запястья и вжимая в подушку. Темп ускоряется, а одна рука скользит от рук по телу ниже, сначала останавливаясь в районе паха, а затем начиная там же движение. И очередной выдох Наруто неожиданно превращается в стон. Он задыхается от нахлынувших ощущений и любви, любви, любви. Они засыпают, спокойные и юные, а подступающий вечер обнимает их своими большими бархатистыми руками.***
У Наруто во рту пересохло. Он помнил, все помнил. И тот их «последний раз», и то, как было горько, когда тот сказал, что все это было юношеским интересом, подростковым протестом, и что пора двигаться дальше. И то, как он, сухо кивнув, поблагодарил за дружбу, пожал руку, развернулся и ушёл куда-то. Саске ответ не требовался, он знал, что тот помнит, поэтому он продолжил: — Итачи тогда видел нас. Видимо, мы не одни были дома. Да и дверь я тогда, кажется, не закрыл. В любом случае, он убедительно попросил не ломать жизнь тебе и себе. Говорил, мол, это же все ненормально, настаивал обратиться к психиатру, — он усмехнулся. Узумаки был уверен, что много лет назад на этих словах брата он тоже усмехнулся, — но как это вылечить? Это же не болезнь. Хотя я тогда долго думал после, насколько же это правильно. Это сейчас терпимость, толерантность. А тогда… сам знаешь. Но мы сошлись на том, что это желание экспериментировать. В больницу я не хотел, знал, что пойдут сплетни, а это приведёт к травле нас обоих. Поэтому я согласился закончить с этим, несмотря на почти физическую боль в груди. Наруто молчал, переваривая все это. Он встал, достал из верхнего шкафчика коньяк и немного налил себе в кружку из-под чая. Опершись на тумбу, он встал в полуметре от Учихи. — И дня не прошло чтобы я не подумал о тебе, — совсем тихо сказал Учиха, признаваясь в первую очередь себе. Наруто, смотревший до этого в жидкость на дне кружки, бросил взгляд на гостя. Он сидел, слегка ссутулившись, и на его сухом, как бумага, лице отражались все эти дни: складка возле губ, синяки под глазами, морщинка меж бровей. Точеный профиль, да острый взгляд угольных глаз — то, что осталось от его молодости. Саске повернулся и посмотрел в ответ. А потом заключил его руку в свои и прижался к ней лбом. Движение, не несущее в себе никакого эротического и едва ли романтического подтекста. Но сердце у Наруто готово было выпрыгнуть наружу. Одновременно хотелось отдернуть руку и стоять так вечно. Кружка с тихим стуком опустилась на поверхность стола. Он опустился на колени перед ним и положил руку поверх его, как всегда холодных. Провел большим пальцем по чуть розовым костяшкам. Они сидели так какое-то время, а потом Саске сел рядом на пол и заговорил о чем-то бесполезном, о чем обычно говорят старые друзья, которые давно не виделись. Он рассказывал о том, где был, о том, как часто хотел сделать так, как сегодня, о том, как любил. — Я думал, что все уходит, все пройдёт. Внутри было так пусто, что я подумал, что ты мне безразличен. Вспоминая тебя, я думал, мол, неужели я его действительно знаю? Неужели я его любил? Или это все сон, ошибка, глупая выдумка? Или, может быть, влюблённость в само чувство любви, а не человека? Но каждый раз, когда мне казалось, что я слышу твой голос в толпе, я оборачивался. А Наруто не мог вдохнуть из-за сдавившей грудь нежности и слушал. Ему казалось, что все это сон и, если он сейчас слишком шумно вздохнет или что-то скажет, то спугнет это видение. Но потом, поверив в происходящее, он сам рассказывал о своем. — Я все ждал, когда ты вот так вот придёшь. А потом как-то…перестал. Я думал, что ты не вернёшься. Внутри у Саске будто снова распускалось что-то трепетное и бесконечно нежное, оплетая, как виноградная лоза, ребра, сердце. Этого ощущения он не знал уже много лет и сейчас оно теплом разливалось в груди, доставляя ему и огромное счастье, и страдание. Он повернулся к хозяину дома и чёрные глаза вновь скользнули по нему, оставляя сочащиеся рубцы. Замечая лёгкие морщинки возле уголков глаз, кожу, которая теперь по цвету была почти как у него самого. А когда-то летом он загорал так сильно, что белые брови были хорошо видны на смуглой коже и глаза казались совсем-совсем чистыми, хрустальными, как вода в роднике в лесу, где они любили бывать. Боже, как же они оба изменились. Он накрыл покрытые паутинкой трещинок губы своими. Наруто прикрыл глаза, его веки трепетали будто крылья бабочек, которые снова оживали у него внутри. Было в этом поцелуе что-то спасительное и целительное для них обоих. Ночь медленно закатывалось за горизонт и за окном уже серели предрассветные сумерки. Они оба видели это небо, на котором ещё осталась пара звёзд. Оба знали, что это означает, но все равно то держались за руки, то хватались друг за друга в последнем (как каждый из них обещал себе) поцелуе. Но, когда на часах уже совсем утро, они встали, не разрывая рук и каждый из них понимал, что разорвать руки равноценно тому, чтобы разорвать сердце каждого из них в клочья. — Серый город, — зачем-то вслух говорит Саске, когда они ждут такси на улице. Слова приходится из себя выдавливать. Небо затянуто тяжёлыми серыми тучами. Но, когда он смотрит на Наруто, то другое солнце уже не нужно. Он не говорит ничего, когда Наруто накидывает куртку и выходит с ним, не говорил ничего, когда он сел с ним в такси, но у аэропорта, когда такси ещё не уехало и вокруг было совсем пусто и по-осеннему холодно, он никуда не уходит и только смотрит в серо-голубые глаза. Он проводит тыльной стороной руки по щеке, и лёгкая улыбка трогает его губы. Каждый из них был готов отдать все, лишь бы оказаться в том далёком августе, посреди высокой горько пахнущей жёлтой травы. — Я дальше сам. До свидания? — последнее, несмотря на все усилия, выходит болезненным. Узумаки не возражает, не пытается проводить к самолёту, потому что не хочет знать, куда тот летит, чтобы не сорваться зимой среди ночи и не прилететь к нему, чтобы снова всю ночь так сидеть. Потому что так будет ещё больнее. Потому что у каждого своя жизнь, в которой другому не место. — До свидания, — они пожимают руки и обнимаются, как старые друзья. Оказавшись в объятиях, Учиха зажмуривается и слышит стрекот кузнечиков, ощущает колющий лодыжки сухой ковыль, вдыхает горячий запах закатного солнца. И вокруг никого нет, кроме них двоих. Они ложатся поверх джинсовок и смотрят на большие пушистые облака. Саске с трудом открывает глаза и смотрит на Узумаки, уставшего, тронутого ладонью времени. Наруто садится в такси и оттуда, через грязное стекло, видит изможденный взгляд, в котором читаются мысли, идентичные его собственным: мы уже никогда не встретимся. Просто никто не может сказать это вслух, проще вот так, через стекло, глазами, все равно другой поймёт. Автомобиль умчался, оставив после себя мерзкий запах выхлопных газов. Но Саске плевать. Он закрывает глаза в попытке перенестись туда, где пахнет полевой травой, где солнце нежно ласкает все вокруг в своей закатной агонии, где его дом. Учиха открывает глаза и смотрит наверх: зыбкое серое небо. Забавно. Ещё каких-то несколько минут назад он мог буквально почувствовать то тепло, то ощущение дома, но было совсем пусто, прямо как в последние годы. Ноябрьский холод пронизывает насквозь. Развернувшись, он зашагал в сторону аэропорта, стараясь не оборачиваться туда, где ещё недавно стоял автомобиль с голубыми глазами за стеклом.