Лицо процессии

I Период между двумя часами ночи и четырьмя утра – самое страшное время. Я часто возвращаюсь домой с работы поздно. На предприятии вечно завал, сверхурочные оплачиваются – да и если бы за них не платили, процесс всё равно затягивает. Упоение авралом, когда люди не мешают друг другу, а вместе пытаются решить проблемы. Даже как-то забываешь о том, что такси не может заехать ни в твой двор, ни в соседний, и тебе придется блуждать по запущенным, грязным дворам. Зимой же путешествие и вовсе становится пугающим. Уродливые голые деревья, покрытые снегом, сгорбленные фигуры под сугробами на детской площадке – горки? скамейки? статуи? груды мусора? – и нависающие над дорогой ободранные дома с десятками черных глазниц. И каждый раз, как видишь или слышишь людей, хочется не решать проблемы, а вовсе их избегать. Подождать, пока они пройдут, притворяясь, что звонишь по телефону в сторонке, или выбрать обходной путь. Той ночью, впрочем, я не видел вообще никого. Даже на относительно широких улицах, не во дворах. Не горели и предновогодние декорации, которые обычно забывают отключить. Меня не покидало смутное ощущение тревоги, я даже думал разбудить кого-то из живших неподалеку друзей или коллег, но решил, что не стоит подкармливать разрастающуюся от переработок паранойю, и свернул во дворы. Некоторые окна всё же горели. Хорошо. Значит, город не вымер. Иррациональный страх усталого сознания немного утих. Начался снегопад. Такой сильный, что я с трудом видел даже прямо перед собой, но продолжал идти. Из-за крупных, пушистых снежинок мне вдруг стало как-то уютно – возможно, потому что они скрывали зловещие дворы. Или воспоминания о детстве, ощущении праздника? Я брел дальше, погруженный в свои мысли, пока чуть не врезался в вынырнувшую из снежной пелены фигуру. В последний момент я отступил в сторону, не успев толком разглядеть незнакомца. Кажется, ничего особенного, джинсы и пуховик. Когда я обернулся, силуэт уже исчез в завесе из снега и темноты. Хорошо, что он не начал цепляться. Я же чуть в него не врезался. Тогда, помнится, мне подумалось: сегодня удачная ночь. Наверное, в какой-то степени так и было. Я продолжил идти. До конца двора должно было оставаться совсем чуть-чуть, но теперь я продвигался более медленно, более осторожно. И не зря – вскоре сквозь вуаль из снега стали видны другие силуэты. Много силуэтов. У меня появилась мысль скорее бежать, уносить ноги отсюда, но в такой снегопад это тяжело. Да и бегство может их спровоцировать преследовать меня. Лучше как обычно, отойти в сторону и прикинуться, что ищу что-то в карманах или звоню. Я думал даже зайти в сугроб на детской площадке, но решил, что это будет выглядеть слишком неестественно. Силуэты приближались, пока я судорожно искал по карманам телефон, стараясь не смотреть по сторонам. Я уже слышал хруст снега под ботинками. Под множеством ботинок. Они уже шли где-то рядом, боковое зрение улавливало какие-то медленно плывущие мимо тени в снегу. Я всё копался и копался, а тени продолжали двигаться мимо, и их будто становилось всё больше. В один момент мне показалось, что они застилают всё пространство вокруг меня. Я знал, что за спиной находится детская площадка – но теней стало слишком много. Хруст снега доносился словно со всех сторон. Меня окутал не столько страх, сколько ощущение транса. Меня завораживало происходящее, ужас уже покинул мою душу. Не отдавая себе в этом отчета, я поднял голову. Мимо шли десятки крепких людей в одинаковых неприметных пуховиках как с вьетнамского рынка и одинаковых неприметных джинсах, где даже потертые пятна располагались в одних и тех же местах. Их головы были замотаны бинтами, которые сзади собирались в причудливые грозди, их я никак не мог разглядеть. Будто клубки черной жижи… С десяток человек несли над головами длинные деревянные носилки. Судя по всему, на них что-то лежало, но я не мог увидеть, что именно – слишком высоко. Люди были немного выше меня. Я попятился назад, споткнулся о низенький заборчик у детской площадки и свалился в сугроб. Процессия продолжалась, не обращая на меня никакого внимания, под невидящим взглядом скрытых во тьме домов. Постепенно силуэтов за завесой снега становилось меньше, и через несколько минут, которые казались вечностью, одинаковой походкой прошел последний ее участник. Так, по крайней мере, я думал. Когда собрался подняться на ноги, я, медленно стряхивая с себя снег и ощущение транса, на всякий случай еще раз глянул на дорогу. Вдалеке маячила еще одна едва различимая фигура. Она казалась более хрупкой и худой, чем остальные – и одежда отличалась, но то, как именно она выглядела, будто сразу стиралось у меня из памяти. Когда фигура дошла до меня, она остановилась. И повернула голову. Первый… человек? Существо? Первое создание из процессии, которое обратило на меня внимание. Фигура медленно повернулась ко мне и наклонилась вперед, не сходя с дороги. Ко мне потянулась рука, которая, кажется, вытягивалась, становилась длиннее. Я завороженно смотрел на бинты, плотно оборачивающие голову, вновь погружаясь в оцепенение, которое уже почти спало. В следующий момент я увидел, как какой-то мужчина без бинтов и в шапке стоит за фигурой, положив ей руку на спину. Она выпрямилась, и они продолжили свой путь, больше ни разу не посмотрев на меня. Вскоре две фигуры растворились в снегопаде, который и не думал прекращаться. Больше я не видел их… вплоть до того выпуска новостей. II В бессоннице есть свои плюсы. Просто для этого надо быть на пенсии. Торопиться некуда, жена на конференции в другом городе, дети уже давно живут отдельно. Мне не спится, но раз утром меня никто нигде не ждёт, то можно попытаться расслабиться и получить хоть какое-то удовольствие. И вот я сижу в кресле на балконе с несколькими банками пива в три часа ночи и смотрю на снегопад за окном. Квартира пустая, все двери закрыты. Тишина и спокойствие. А ночь сегодня чудесная. Снежок пушистый, его много, а людей вообще нет — благодать. Всё прямо сверкает. Как продал машину, полюбил зиму. Холод можно и потерпеть ради такой красоты. И больше не надо думать, сколько снега придется счищать с автомобиля. О. Первые прохожие за несколько часов, чуть друг в друга не врезались. Конечно, при таком-снегопаде-то и чёрт ногу сломит. Еще люди. Нежданно-негаданно. Да еще и целой толпой. Только со второго этажа не разберу, что у них за головные уборы… Праздник какой-то, что ли? Да, наверное, религиозная служба у сектантов каких-нибудь. Опять развелось, дьявол бы их всех… Понимаю бедного мужика, который им навстречу шел. Не знает, куда себя деть. А эти даже что-то несут, носилки какие-то. Ну-ка, что на них… Лицо. Там лицо. Жирное такое, мерзкое, от него еще по сторонам переливающиеся ленты-блестяшки расходятся. Точно сектанты. Божок, наверно, ихний. Твою ж… На меня посмотрел. И глаза не отводит, следит. Нет, надо прекращать пить и лечь спать. Уже глюки пошли. Вот прямо сейчас встану… Так. Я не могу встать. И пошевелиться. Могу только смотреть, как процессия уходит, а мужик тот лежит в сугробе, пока к нему идет какая-то худосочная женщина… Кто-то отпер дверь. - Катя? Это ведь ты? Я на балконе, мне плохо… Нет ответа. Только открылась дверь в зал. Зачем я заговорил… Вот дверь открывается прямо за мной. Мне страшно. Страшно. Кто-то положил руку мне на плечо. Я теперь могу двинуть головой… Это человек из процессии, у него руки из бинтов сзади, и маленькие ручонки разматывают бинты, долго, неловко, как же мне страшно-то, хреново пиво, что в нем такое, когда же ты уже наконец эти хреновы бинты размотаешь-то, нелюдь, глюк… Под бинтами было мое лицо. Перед глазами всё потухло. Я очнулся в процессии, с бинтами на голове, через которые я почему-то отчетливо видел, как несу носилки с лицом. Я отчего-то знал, что оно улыбается. III Я должен всё контролировать, я же смотритель. Зачем она пыталась взять его, они уже поменялись с каким-то пенсионером. Я делаю всё ради нее, ради той, чьего лица я не видел, но с которой был когда меня меняли местами, ради стирающей память надзирательницы… Нет, я тут, потому что должен, потому что мне надо бросать два раза в год всё и идти с ними, с процессией, которая почему-то ходит здесь, которая почему-то показывает жизнь своим участникам только на время забирая жизнь у каких-то случайных людей. Они хоть так видят мир, но ему это не нравится, он ненавидит людей, потому что лицо должно быть только у него. Мы опять водрузим его на стальную елку на центральной площади, никто не заметит подмены, ведь звезда такая красивая, стальное дерево и земля, на которой он стоит, станут его телом, его сосудами, в которых будет набухать кровь, и если он в этом году решит сделать то, что давно хочет, то что будет, если он введет всех тут в транс, что он сделает с памятью, с жизнями, станут ли они как эти бедные, которых он использует как слуг то немногое время, что они не спят во тьме, надо что-то делать, делать, разнести его тело, где в стальных сосудах будет пульсировать невидимая скверна, что-то надо делать… IV …грузовик, водитель которого по всей видимости потерял управление, врезался в городскую елку, что привело к ее падению и взрывам, причина которых не ясна. Точное количество пострадавших неизвестно, но по улицам бродит много людей с перебинтованными головами. Вот тут один такой пострадавший стоит напротив пожилого мужчины, давайте с ними поговорим…