Фетиш

Даже в самое раннее утро Эйдану могло быть скучно. Не то чтобы ему прямо вот так, спросонья и в одних трусах хотелось развлекаться, но иногда случалось, что сон уходил сам собой и заснуть больше не удавалось. Что мешало ему просто встать с кровати, неспешно принять душ или включить громкую для столь раннего часа кофеварку? Возможно, этим чем-то был спящий в этой самой кровати Дин, смешно раскинувший руки по обе стороны от себя и абсолютно точно спящий, в отличие от неугомонного Тёрнера. А может, думалось в такие моменты последнему, всё дело было именно в О’Гормане – разве можно просто так упускать шанс вдоволь полюбоваться им? Поначалу Эйдан всегда бесшумно ворочался с боку на бок, пытался не думать о том, что это время можно провести уж куда как интереснее, и честно старался не пялиться слишком пристально. И, в конце концов, самообладание рассыпалось в пух и прах, стоило Дину смешно пробормотать что-то себе под нос, тихонько вздохнуть или даже просто сощуриться. Вот и сейчас тот едва слышно пролепетал что-то о съёмках – Эйдан смог разобрать имена Фили и Кили – и поскрёб пальцами заросшую волосами щёку. Тёрнер мгновенно подобрался, забыл о своих благих намерениях и подтянулся поближе, всматриваясь в дорогое лицо. Густые светлые ресницы отбрасывают на гладкую светлую кожу неясные тени, губы ото сна кажутся ещё более пухлыми и соблазнительными, но Эйдана сейчас интересует другое. Он проводит носом по тёплой шее, вдыхая ставший совсем привычным запах новозеландского солнца, останавливается у самой мочки уха, специально задержав дыхание, и мягко прижимается губами к ямке за ухом. Дин что-то ворчит во сне, но это больше похоже на мурлыканье, чем на требование прекратить, и Тёрнер довольно лыбится. Ему чертовски нравится играть в такие вот игры, он знает, чем потом это закончится – и заводит себя предвкушением. Едва касаясь, Эйдан кончиком языка обводит контуры ушной раковины, медленно переходит на висок и мягко целует, стараясь не прикладывать лишних усилий. Ещё не время – нужно успеть завести Дина так, чтобы опоздание на съёмки не казалось чем-то ужасным и непрофессиональным. Он легонько прикусывает кожу чуть левее подбородка – жесткие волоски не колются, отросшие гораздо сильнее обычного, и необычное ощущение на губах дико нравится. Не сдержавшись, он прижимается щекой к щеке О’Гормана и с чувством трется о бороду, вызывающую в нём просто нездоровый энтузиазм. Эйдан не признавался, но борода совсем неожиданно даже для него самого стала самым настоящим фетишем, наравне с острыми ключицами и восхитительными ямочками на щеках. - Ээйд, - протяжно вздыхает ещё спящий Дин, явно не желающий просыпаться, но уже не сомневающийся в личности нарушителя спокойствия. Тёрнер тихонько хихикает и целует подрагивающие веки – ресницы смешно щекочут губы, а от него всё ещё пытаются отмахнуться. Ага, как же. От такого О’Горман окончательно выходит из сна и на ощупь пытается поймать чужую руку, уже откинувшую в сторону лёгкое одеяло и скользящую по впалому животу. - Ну прекрати, а? – почти жалобно просит тот, с трудом подавляя желание потянуться и хорошенько зевнуть. - Не-а, - отказывается Тёрнер, уже почти навалившийся сверху, и вновь прижимается щекой к щеке, ластится совсем как кот, о чём не ленится заявить Дин. Рука, так и не захваченная на месте преступления, мягко проводит по бедру, дразняще оттягивает резинку трусов – и отпускает, вновь поглаживая часто вздымающийся живот. Дин тихо рычит, вместе со сном теряя и самообладание, и вцепляется пальцами в и без того торчащие во все стороны кучерявые волосы, настойчиво накрывает его рот своим – возможно, чтобы не слышать глупых и ещё больше заводящих смешков. Эйдан деланно недовольно мычит и чувствует, как скользит по голени чужая стопа – знает, что Дину чертовски нравится ощущение приминающихся к тёплой коже волос, и он вполне согласен перетерпеть щекочущееся мягкое чувство ради одного только восторженного вида любовника. Чтобы отвлечься и предательски не захихикать, он в шутку кусается, сжимая пальцы на мгновенно напрягшемся бедре – и чувствует, как стремительно перекатывается на спину, а Дин оказывается сверху. Эйдан всегда удивлялся умению О’Гормана с лёгкостью укладывать его на обе лопатки, но удивление неизменно оказывалось приятным. Как и сейчас. Дин забирается на него сверху, усаживаясь на напряжённые бёдра, отчего у Тёрнера едва не вырывается просьба: «Выше». Но он закусывает губу и смотрит лукаво из-под полуопущенных ресниц, намеренно накаляя атмосферу. О’Горман растягивает губы в ответной улыбке и, несильно обхватывая пальцами его запястья, закидывает обе руки Эйдана вверх, за голову, мягко прижимая их к подушке. Тёрнера окутывает утренняя ленца и размеренное желание – и он не сопротивляется, только вздыхает довольно, вытягиваясь в струнку, и с нетерпеливым ожиданием смотрит в затуманенные светлые глаза. Дин перехватывает оба запястья одной рукой и наклоняется, чтобы легко укусить острое смуглое плечо и услышать резкий сорвавшийся выдох. Свободной – правой – рукой, он оглаживает чуть выпирающие рёбра, мягкие бока и самую малость пушистый живот. Начинает медленно, как он любит, выводить кончиками пальцев витиеватые узоры на груди, путая мягкие тёмные волосы и намеренно не задевая соски. Уже капитулировавшим сознанием Тёрнер пытается понять что же именно выписывает О’Горман, раз за разом повторяясь в движениях, но не может увериться в собственных догадках – может быть, ему одному хочется, чтобы на его теле осталось имя «Дин»?.. И без того прерывистое дыхание окончательно сбивается, когда Дин всё-таки задевает пальцами сосок и, будто опомнившись, отрывается от покрытой поцелуями шеи и накрывает его губами. Он прижимается ближе, будто растекаясь по худощавому телу, и спускается ниже, наконец-то отпуская запястья. Тёрнер немедленно вцепляется в чужие плечи и рефлексивно подаётся вперёд, когда О’Горман трётся бородой о живот и прикусывает выпирающую тазовую кость. Виновник смешливо фыркает и намеренно повторяет пытку, одновременно оглаживая узкие и не менее волосатые бёдра и пытаясь сменить положение. Эйдан чувствует, как по требовательному низкому «Эйд!» раздвигаются ноги – между них одним коленом Дин опирается о кровать, прекращая всем весом вжимать его в поверхность. Но Тёрнеру совсем не становится свободнее дышать – вдохи и выдохи давно уже ему не подконтрольны, а из горла вырываются разве что полузадушенные стоны. Дин заглушает один из таких, наконец-то подтягиваясь повыше и целуя искусанные от нетерпения и незанятости губы, а Эйдан будто оголившимися нервами чувствует, как подхватывают сильные пальцы под колени и заставляют ноги согнуть – так удобнее, оба знают, и предвкушающее стонут. Избавиться от белья – минутное дело, но и этот процесс они растягивают с такой изощрённостью и мазохизмом, что под конец едва ли не набрасываются друг на друга, исчерпав весь лимит терпения. - Ты в курсе, что законченный фетишист? – насмешливо шепчет Тёрнер, удобно устроившийся на плече любимого и кайфующий от того, как умиротворённо и мерно Дин перебирает пальцами спутанные кудрявые пряди на его затылке. Тот лукаво улыбается, чуть поворачивает голову в сторону, чтобы мягко поцеловать узкую горячую ладонь, уложенную на нижнюю часть его лица, и предлагает: - Я могу сбрить бороду, и тогда одним фетишистом станет меньше. Тёрнер смеётся, приподнимается на локтях, смазывая нежный поцелуй, и наклоняется к самому лицу Дина: - Не станет, я же смогу смотреть на очаровательные ямочки на щеках мистера О’Гормана…