Не заскучаешь

Уходить надо вовремя, философствует Антон с бокалом шампанского в руке. Чувствуешь, что отношения теряют смысл, больше не греют, не щекочут воображение — скажи об этом прямо и распахни дверь. Партнёр тебе ещё спасибо скажет — даже если вот прямо сейчас он с тобой категорически не согласен и готов порвать тебя на мелкие кусочки. Переливчатый звон разносится по залу, Светлана одобрительно улыбается Антону, легонько стукая бокалом о его бокал. Именно так они пять лет назад и разошлись: откровенно поговорив, заполнив все белые пятна. Там, у Светиной мамы на даче, они сидели на ступеньках крыльца, и их колени почти соприкасались, и пальцы Светы как-то вдруг хрустнули, сжимаясь в замок, и он потянулся дотронуться, беззвучно охнул — холодные-холодные… Он метнулся на веранду, притащил плед, из головы вылетело то, что они оба Высшие и без труда могут согреться заклинаниями. Он укутывал её, озябшую, обнимал поникшие плечи, и под ложечкой трусливо покалывало: может, не надо? может, стерпится и снова слюбится, а? И Надюшка, опять же, ей-то как сказать… Надюшка, к слову, прямо в офисе Дозора подошла к «дяде Игнату» и спросила, когда же он собирается прийти к ним с мамой домой: это ведь, наверное, ужасно надоедает — всё время играть в прятки… Да, в тот день Надюшка как раз приходила навещать его, Антона, и хитро улыбалась, шептала ему на ухо, чтобы он не расстраивался из-за дяди Игната и мамы, ведь ему Сумрак тоже готовит подарок. Да уж, Сумрак — тот ещё Дед Мороз. Во всяком случае, если судить по Тигру, чувства юмора у него более чем специфическое. Антон делает глоток — во рту, в носу, даже в ушах сразу делается горячо и колко. Что ж за сорт такой. Выпивку, говорят, заказывали Тёмные, Светлых попросили позаботиться о закусках. Юбилей Инквизиции, как-никак. Надо отметить с размахом. Краем уха он прислушивается к разговору, поглядывая за соседний стол, оккупированный Тёмными. Там Шагрон как раз толкает длинную прочувствованную речь, от которой, кажется, готовы прослезиться заслуженные инквизиторские вампиры. Его начальник не спешит высказаться: слушает, слегка откинувшись на высокую спинку стула, в уголках тонких губ угадывается усмешка. Взгляд светлых глаз, рассеянно скользящий по залу, встречается со взглядом Антона, и тот спешно делает ещё глоток. Не поморщиться от щекотки в горле — вершина его самоконтроля на сегодня. Света негромко смеётся, ей вторит густой, мягкий смех Игната. Судя по заинтересованным восклицаниям за столом, кто-то вспомнил давний вечер на даче у Тигрёнка. Антон улыбается, хотя внутри поскрёбывает: тогда Тигрёнок была с ними, смеялась, сердилась, и он сам был всего только магом третьего уровня, самой тяжкой бедой которого оставалась мальчишеская ревность и такой же мальчишеский бунт против начальства… Антон подливает себе шампанского и громогласно рассуждает о преимуществах свободных отношений. Наскучило с одним, не хватает искорки, крохотного импульса, того, что сродни магии — ты идёшь и получаешь его где-то ещё. И не нужно обманывать, вы ведь обо всём договорились, и невозможно ведь Иным прожить свою долгую-долгую жизнь вместе, не заглядываясь на кого-то на стороне?.. Кое-кто оборачивается из-за стола Тёмных, оборотень Гэллемар ухмыляется во весь рот, показывает большой палец. Антон салютует бокалом. Во имя Сумрака, кто из них всё-таки притащил сюда эту сладкую отраву? И зачем он её хлещет, вот же рядом бутылка виски, если уж так надраться хочется. Негромкая музыка плывёт, обволакивает. Антон подавляет усмешку, исподволь наблюдая за вампиром на вид старше стен этого вырубленного в скале зала, бережно ведущим в танце юную Светлую волшебницу. Вот же Кощей… Глава Дневного Дозора поднимается из-за стола, с лёгким кивком подаёт руку черноволосой ведьме в лиловом струящемся платье, и беззвучный смех застывает, вязнет в глотке. Узкая ладонь Завулона с длинными сильными пальцами лежит на талии ведьмы, кажется, в любой момент готовая скользнуть на бедро, но всё ещё обманчиво-целомудренная. Другая рука мягко придерживает округлое плечо, едва прикрытое полупрозрачной тканью. По граням перстней, вспыхивая, рассыпаясь, пробегают огни, матово поблескивает овал амулета в распахнутом вороте чёрной рубашки. Антон с усилием разжимает пальцы, на ладони горит чёткий след впившейся ножки бокала. Хватит пить. Шампанское, коктейли, опять шампанское… Завулон, может, утром и снизойдёт до того, чтобы избавить тебя от похмелья, но перед этим успеет рассмотреть твою опухшую помятую морду во всей красе. И волнующий аромат перегара он точно оценит. Да какая, к Сумраку, разница? В тебе нет власти надо мной, Завулон: хочу напиться и напьюсь. Шампанское, кажется, уже вылакали, а вот виски почти нетронуто. Колебания — добирать или не добирать — прерывает тоненькая фигурка Юли, как по волшебству выросшая возле стола. Разрешите вас пригласить, Антон Сергеевич? Да отчего же нет, Юленька. Согласен, музыка — древнющая древность, но ты подумай, сколько лет прожил тот Инквизитор, на которого взвалили почётные обязанности диджея. Юль, а как ты думаешь, среди этих Инквизиторов есть хоть один, который прожил со своей половинкой многие лета, не бросил её от скуки? Не бери в голову, Юль. Просто так спросил. Да нет, всё нормально. Артефакт? С ним всё в порядке, мы справились. Гесер говорит, ещё несколько недель будет наблюдаться побочное действие, но мне уже легче… надеюсь, и Гесеру легче… ишь как он Ольгу к себе притиснул в танце. Боится, улетит? Проводить Юлю к столу, поцеловать ручку. Добраться до своего места. Ещё пару тостов и домой. Не забыть забрать пальто и шапку. Твёрдая рука на локте, непроницаемый серый взгляд. Тоже домой? Вот и отлично… Хочешь, я портал проложу? Ладно, твой так твой, какая разница, сила ночи, сила дня — одинакова фигня… А в спину бить нехорошо, Завулон. Даже если это протрезвляющее заклятие. И зачем оно сейчас, всё равно — спать, десятью минутами раньше или позже… Подушка какая мягкая. Ох, хорошо. Да не надо, не надо ботинки, брюки оставь, я сам… Затейники эти Инквизиторы, правда? Открыв глаза, Антон встречается со спокойным, всё взвесившим взглядом Завулона. Тёмный сидит в изголовье в костюме, при галстуке, придерживая на колене тонкую чёрную папку. Он уже готов отправляться в офис Дневного Дозора, но вот решил дождаться пробуждения Антона. Зачем решил дождаться? Ну, ты ведь и сам, Антон, без сомнения, догадываешься, что эти отношения изжили себя. Разница вкусов, привычек, взглядов на жизнь — раньше она была не столь важна в сравнении со страстным спонтанным сексом, но согласись, Антон, даже и в сексе твои пристрастия не отличаются ни разнообразием, ни изысканностью. Разумеется, винить тебя нет смысла — у тебя ещё впереди годы и годы взросления, но с высоты двухтысячелетнего опыта всё, что мы делали в постели, выглядит несколько… блекло? Антон шевелит губами: нет же, всё не так, ты же чувствуешь, ведь мы, ведь у нас… Из горла не вырывается ни звука под насмешливо-понимающим взглядом Завулона. И Антон вскрикивает, рывком садится на постели — в темноте. Рубашка липнет к спине — та же, в которой он напивался на Инквизиторском приёме. Голые ноги скользят по простыне. Худощавое угловатое тело рядом издаёт глухой недовольный звук, поворачивается набок. Встрепанная голова отрывается от подушки: — Ну что ты, Городецкий? — Ничего, — шёпотом отвечает Антон. Пульс только-только успокаивается, наконец-то удаётся сглотнуть. Завулон придвигается ближе, тёплые ступни трогают Антонову пятку. Сжимают друг меж друга, потирают, ладонь проходится по коленке Антона: — Ты весь ледяной. Ну-ка… Дверца шкафа распахивается, на кровать падает пижама — плотная, мягкая на ощупь. — Надевай. Антон не спорит, стаскивает рубашку через голову, не сразу попадает в рукава. Безнадёжный вздох над ухом трудно не услышать. — Городецкий, тебе кошмары, что ли, снятся? — С чего ты взял? — буркает Антон, натягивая штаны. Колеблется, надевать ли носки, но нога Завулона ощутимо пихает его под коленку — он решает послушаться ещё раз. — Ты меня во сне хватаешь, — невозмутимо объясняет Завулон, и Антона обдаёт жаром стыда. — Прижимаешься, стискиваешь — аж плечу больно. — Будил бы, — цедит Антон, залезает под одеяло. Рука Завулона обнимает его сверху, ладонь подныривает под край пижамы, медленно ведёт по спине. — Не убегай, Антон, — спокойно, мягко произносит он, губы слегка касаются его влажной шеи под затылком. — Не прячься. Что тебе снится? — Ерунда всякая, — бормочет Антон, тело невольно расслабляется под рукой Завулона. — Это после того, как мы с Гесером Коготь Ночи обезвреживали. Я наткнулся на него в старом хранилище… случайно. Гесер помог справиться, один бы я не вытянул. Завулон негромко усмехается. — Случайно наткнуться на единственный в своём роде артефакт, вытягивающий наружу самые потаенные страхи, — он качает головой. — От кого другого услышал бы — не поверил. С тобой, Антоша, не соскучишься. Антон приподнимается, резко поворачивается к Завулону. Пальцы стискивают запястье Тёмного: — Не соскучишься? Правда? — вырывается само собой. — Разумеется, — роняет Завулон с ноткой удивления. — Полегче, Антош, руку больно. Антон заставляет себя разжать хватку, сползает ниже, прижимается губами к шее Завулона. Несколько секунд тишины — и Завулон негромко смеётся, тёплое дыхание ерошит Антону волосы. — Сразу бы спросил, Городецкий, — ладонь вкрадчиво проходится по его бедру. — Я бы тебе сказал, что ходячее безобразие, баламутящее Сумрак — именно то, что нужно истинному Тёмному магу, чтобы не потерять вкуса к приключениям.