***
Поздний вечер, старый завод едва освещён, как тогда, когда Риз имел честь впервые приехать сюда — полузмей просто вышел из тени, чтобы так нагло вломиться в его жизнь, чтобы заполнить собой все мысли мужчины. Но ведь теперь Катагава для него больше, чем просто подопытный, больше, чем просто друг. И он совершенно точно не собирается заняться с ним этим в своей настоящей форме. Нет, прощальный поцелуй этих двоих опасно затягивается, и Риз хочет отстраниться, но практически сразу ощущает на своих руках и ногах змеиные путы. Катагава утягивает его от выхода, прямо в своё гнездо, хищно сверкая золотыми голодными глазами. Стронгфорк смотрит на него, как пойманный кролик, своими тёмными очами, не в силах двинуться с места. Этот чёртов своенравный полузмей тяжело выдыхает ему в рот, когда они целуются, а после резко вонзает острые клыки в шею. Неглубоко и выверенно точно, вводя ровно такое количество яда, чтобы превратить мужчину в обмякший овощ и не убить его при этом. Слова брани не успевают вырваться, застывая на полуоткрытых устах шатена. И всё сводится к тому, как будто этот наг изначально должен был напасть на него, прижать к себе и целовать так страстно, как только умеет. Риз растерян, раздавлен, испуган и определённо возбуждён, а упругий длинный язык Катагавы чётко ощущается у него во рту. Это такое блядское безумие, не похожее совершенно ни на что, когда его буквально захватывают, как добычу, здесь, в этом забытым богом месте, в практически полной темноте, и Стронгфорк так сдавленно и возмущённо мычит, когда наг сжимает его сильнее. Это пугающе. Это волнительно. Это горячо. Риз совершенно потерял контроль над ситуацией, когтистые пальцы существа проходятся по его голове в забвении, крепко хватаются за воротник рубашки, чуть разрывая его, когда губы полузмея приходятся ниже его лица — прямо на шею, горячо впиваясь и напирая всем телом, мужчина собирает остатки стремительно покидающих его сил и жалобно мычит. — Кат… Катагава, прекрати… — тяжело вздыхает учёный, ощущая непреодолимую тяжесть в штанах. Его уже возбудило это, он уже не может это остановить, но… он пытается, пытается оттянуть от себя этого жадного нага. — Не… н-надо… — Заткнис-с-сь, — шипит Катагава ему в шею, его руки не там, где надо, и Риз весь пылает от того, как они крепко держат его бедра. Шатен предпочёл бы прямо сейчас умереть от яда, лишь бы не возбуждаться от таких невероятно близких объятий и от того, как ему не хочется останавливаться. Катагава, схватившись за место свежего укуса, принимается слизывать кровь, чуть щекоча своим раздвоенным языком смуглую кожу. Наваждение не проходит, а от яда всё перед глазами начинает плыть, Риз шумно и сбито дышит, пытаясь хоть как-то сопротивляться, но максимум на что, он способен в таком состоянии — это зажмурить глаза. Он не может поверить в то, что сейчас происходит, и почему он чувствует себя… так. Укус всё ещё горит, однако чужая слюна притупляет боль, и полузмей смотрит на него внимательным и весьма опасным взглядом. — Ты мой. Я никому не позволю забрать тебя из моей хватки. Глубоким и низким голосом Катагавы это звучит настолько пугающе и сладко, что у учёного пересыхает в горле. Смотреть на него трезво и адекватно под действием токсинов в крови неудобно вдвойне. Эта фраза едва обрывается на том, как наг стягивает с мужчины одежду, обнажая его немного худощавое тело, и тот, не сумев вынести эти наглые действия, сердито отводит взгляд в сторону, весь напрягаясь. Заметив чужое отторжение, полузмей с той же хитрой улыбкой слегка сгибается в спине, чтобы приблизиться к чужому лицу. — Надо же, какой хладнокровный… Это лесть, совершенно хреновая лесть, льющаяся с ядовитых уст, словно сладкий тягучий сироп, потому что со своим горящим лицом Риз не ощущает никакого хладнокровия, и именно это он хочет озлобленно гаркнуть в лицо нагу, но просто-напросто не может и давится своей сгущающейся слюной, а тот вновь требовательно целует его. Знакомым настойчивым движением, словно затыкает собственным ртом, раздражая кожу грубой чешуёй и проскользнув между его губ юрким языком, захватывает его собственный в плен. Это пошло, невыносимо, это заставляет Стронгфорка снова прикрыть глаза и беспомощно трепыхаться. Сейчас ладони нага натужно упираются в чужую обнажённую грудь, слегка царапая её тёмными когтями. Риз до последнего не хотел позволить этому произойти, а сейчас он даёт, позволяет, они с Катагавой целуются в грёбаной заброшке под крики ночных птиц и эхо капающей где-то воды, и это создание жадно обволакивает его тело своим же, и мужчину окончательно покидают силы. Ему непривычна такая пассивность. Ему непривычно и то, что прямо сейчас он млеет от того, как наг плотно располагается между его ног. Он крепко сжимает его таз змеиной хваткой, чтобы притереться сильнее, чтобы оставить свой запах на каждом миллиметре чужой кожи, и судорожно ловит на себе затуманенный взгляд своей жертвы. И без того не светлые глаза Риза чернеют от возбуждения. Он видит каждую мелкую чешуйку на шее и плечах Катагавы и хочет подпустить его к себе гораздо ближе. Но у него ещё остался голос разума. Костлявая холодная ладонь нага проходится по его бедру, бесцеремонно опускаясь ниже: Катагава точно знает, чего хочет, и уже достаточно распалён, он делает это, раздвигая ноги мужчины шире и давая ясно это понять. Стронгфорк пытается закричать, громко, отчаянно и жалобно, но его язык почти что вываливается из собственного рта, так как всё тело уже давно онемело. Катагава не собирается останавливаться — он затыкает этого упрямого учёного поцелуем, вторгаясь в его рот с новой силой, они словно пытаются отрезвить друг друга, укусить или ударить, но Риз невольно издаёт беспомощное мычание, в котором нет ни ноты сопротивления, когда ловкий полузмей оглаживает его между ног. Этому демону невозможно противиться. Шатен полностью обнажён в змеиных тисках, он чувствует себя уязвимым и обезоруженным. Риз не знает, в какой момент буквально задыхается не от лихорадки, а от нетерпения. Он расслабляется, такая инициативность окончательно срывает нага с цепи, сбивает собственным порывом похоти. Тонкие пальцы сжимаются сильнее на разгорячённой плоти, Риз беспомощно открывает рот в немом стоне. Да, так хорошо, и он хочет ещё, хочет с силой притянуть Катагаву к себе, чтобы поцеловать его так же раскованно, с тем же напором и просяще податься бёдрами ему в кулак. Он хочет сильнее. Его естественная смазка обильно сочится сквозь пальцы, и тот не упускает возможности сообщить об этом в самой извращённой форме: — Ты такой мокрый: интерес-с-сно, все человеческие самцы ведут себя так при мастурбации или это такая ос-с-собенная реакция на меня? Стронгфорк лишь хрипит в чужой рот, не в силах сказать что-либо в ответ, зато в силах слегка прикусить его нижнюю губу. Катагава прекращает надрачивать мужчине и немного примыкает своим туловищем плотнее, и Ризу приходится нервно сглотнуть, когда он видит, как анальный щиток уже давно приподнялся, выпуская наружу два крупных гемипениса. Чёрт, они действительно делают это. Риз выглядит ещё более растерянным, когда наг напирает сильнее, попутно раздвигая его ноги шире. Катагава больше него, гораздо сильнее, и если он захочет сделать то, чего делать нельзя… Их члены ощутимо трутся друг о друга, полузмей кусает собственные губы от приливших ощущений, а Стронгфорк в скованном смущении прикрывает глаза. Наг подаётся вперёд, усиливая движение, и Риз тяжело вздыхает, бросая на него испуганный взгляд. — Ты вес-с-сь трясёшься… — хрипло произносит он сверху, — взгляни на меня. Это — последнее, что хочет делать Риз, но он открывает глаза и видит его над собой, и сжимает зубы, чтобы не простонать в голос от того, как тот тесно и уверенно двигается, потираясь и вызывая волны жара. Наг смотрит безотрывно, словно гипнотизируя его. Мужчине страшно: его задница не выдержит вторжения двух змеиных членов. До этого, когда он занимался подобным с Катагавой в человеческом облике, то его гениталии так же принимали человеческую форму, по крайней мере, пенис точно был один и выглядел в точности как у обычного человека. Сейчас же имелось два органа совершенно иного вида: головки слабо выражены и вывернуты наружу мешкообразно, от них отходит несколько отростков, и Риз очень надеется, что эти отростки утратили свою изначальную функцию закрепления на теле самки, как у настоящих змей, иначе ему точно не поздоровится. Риз весь горит. Кусает губы почти до крови, чувствуя давление длинного языка, неожиданно проникающего в тугое кольцо мышц. После Катагава вновь изучает мужчину взглядом: он понимающе прищуривается, заметив медленно выступающие слёзы из чужих глаз и слизывает и их. Наг с пылом целует в губы своего человека и с лёгкостью проскальзывает внутрь него одним членом. Риз вздрагивает всем телом, и тихо мычит ему на ухо, стоит тому слегка подвигаться внутри. Этот холоднокровный ублюдок приучил его к этому, как щенка, принося столько удовольствия, что теперь Стронгфорку мало, что теперь ему хочется ещё, и когда Катагава трахает его, он полностью расслаблен, ему хочется трогать себя, и он поднимает такой умоляющий взгляд, что полузмей сильнее сжимает зубы, напрягая челюсть. Это не скрывается от внимания учёного. Катагава низко стонет, толкаясь в его тело несколькими рваными движениями — сильно, с напором, именно так, как нужно, и Риз тут же сбивается в дыхании, жмурясь и истекая слюной. Наг съезжает с катушек от их близости, от этого манящего беспомощного человека, ритмично двигается внутри, выбивая из него первые провокационные звуки, а затем вводит второй член, который неестественно сильно, в отличие от человеческого, деформируется под напором и, к удивлению мужчины, почти безболезненно проникает. Катагава повсюду, его слишком много, он распирает его изнутри, он двигается слишком хорошо и плавно, что Риз просто сгорает под ним, плавится в этих чешуйчатых объятиях. Его имя проносится в голове как мантра, наг пыхтит своим затхлым дыханием ему в шею, стремится поглотить его, уже едва контролируя себя и своё тело, наслаждаясь тем, как Риз полностью отдаётся ему сейчас. Он блаженно вздыхает, его голос звучит столь пробирающе, что Стронгфорку приходится закусить губы, чтобы не кончить в тот же момент. Их секс не слаженный, в какой-то момент он переходит в некую охоту, тогда, когда Катагава начинает трахать его с особой силой, и мужчина смотрит в горящие глаза уверенно, с тяжёлым придыханием, где-то в глубине души думая о том, что если бы не действие яда, то он бы самостоятельно оседлал его. На лице Риза проносится тень улыбки, после чего он снова заходится в громких стонах. Чувствует себя таким же животным, зверем, не может остановиться, это слишком приятно и слишком грязно, чтобы придерживаться людской этики. После оргазма, осквернив всё змеиное ложе потом и спермой, Катагава спокойно держит человека в своей хватке, уютно обвившись вокруг него, и терпеливо выжидает, когда эффект от яда пройдёт. Риз думает, что ему это не нужно, он недовольно мычит, когда в полудрёме наг обнимает его руками и укладывает свою голову к нему на грудь. Мычит, но не вырывается, даже когда токсины полностью уничтожаются антителами его организма. У него нет сил на то, чтобы двигаться и уж тем более на то, чтобы противостоять этому истязателю. — Кат, — сонно зовёт его Стронгфорк, не шевелясь. Наг, едва приоткрыв глаза, рассматривает его усталое лицо. — Что такое, мой любимый человек? В его голосе слышна такая нескрываемая нежность, что учёному хочется улыбнуться, не открывая глаз. — Мне завтра на работу. Катагава неопределённо шипит ему в плечо, потому что он точно не планировал отпускать мужчину. — Мне с-с-снова сожрать всё твоё начальс-с-ство, чтобы у тебя появилос-с-сь свободное время? — Эм… Н-нет. Пожалуй, мне не прилетит за один прогул. — Вот и хорошо. А теперь с-с-спи.Часть 1
8 января 2020 г. в 23:04
За всё время Риз ни разу не осознавал, что привык к одиночеству. Одна зубная щётка в стакане, пустующие комнаты в квартире, слишком большая кровать для одного человека, встречи с друзьями из колледжа отменены или отложены на неопределённый срок. Пожалуй, единственным настоящим другом для Стронгфорка был лишь Вон. Только он знал всю правду о событиях в секретной лаборатории правительственной организации и о его непосредственной близости с объектом её изучения. Хоть поначалу он и воспринял всё это с весьма неоднозначной реакцией, сопровождающейся красочными скверными словами и тремя бутылками пива… Но он не осуждал друга и бережно хранил эту тайну, за что Риз был бесконечно благодарен ему.
Бухгалтер регулярно звонил, чтобы поинтересоваться двумя вещами — не заезжал ли Риз к своему чешуйчатому приятелю и как дела у него самого, и Стронгфорк откровенно забавлялся этими вопросами, потому что в последнее время дела шли лучше некуда, однако непонятно куда.
Наг принёс с собой в дом новый незнакомый запах: так пахла земля после дождя, скошенная трава и ещё что-то, что трудно как-то охарактеризовать. Им пропитался весь диван, а потом в какой-то момент учёный обнаружил, что даже в отсутствие Катагавы он всё равно проходит через гостиную совершенно бесшумно, не собираясь будить своего спящего на диване гостя. Безусловно, полузмей был лишь гостем, едва ли он мог остаться у него дольше, чем на час, но в эти редкие моменты они любили вместе читать книги, делиться мыслями, обсуждать интересующие их вопросы, бесцельно болтать и… заниматься сексом. Вот только, видимо, Катагаву не совсем устраивало то, что ему приходилось принимать непривычный человеческий облик во время таких действий, и Риз мог заметить, что терпение нага уже на исходе.
Однако Стронгфорк достаточно смел и безрассуден, чтобы чисто из своего научного любопытства интересоваться половой жизнью этих существ.
Полузмей прозрачно улыбается, словно что-то утаивая, когда речь поднимается о физической близости. Он тихо шипит и говорит, что в былые времена наги устраивали огромные оргии, в ходе которых настолько теряется чувство времени, что, проведя в них несколько часов, ты ощущаешь, что прошло уже несколько суток или же наоборот, пара минут. И молча слушая это, Риз вовсе не ощущал себя хомяком в гнезде орла, он словно постигал некие тайны человечества, доступные далеко не всем. Он представлял себе этого нага, обвивающего несколько других таких же, звонко шипящего, скалящегося и переплетающего своё тело в самых безумных изгибах, и после пары таких рассказов этот образ буквально вызывал мурашки по телу и заставлял кровь приливать к паху.
А сам Риз такой бесцеремонный расхаживает не только по квартире, но иногда и в логове нага от жары в одних штанах. В его размеренном голосе есть какая-то неуловимая притягательность, и Катагава не знает, как ему объяснить, что именно возбуждает его в этой ситуации, ведь это точно не то, что этот изнурённый болван спит в его гнезде без футболки, пропитывая змеиное ложе своим запахом. Абсолютно невыносимо.