***
"...Мастер," - голова лежит на ногах, бабочка-заколка отложена в сторону, локоны волос пропускаются через пальцы. "М?" - кое-кто уже устал и дремлет в спокойствии недолговечном. "Что такое эстетика?" - инородное слово. Узнала от Канроджи-сан наверняка. "Философское изучение..." - листает подтянутый за страницу словарик, тоже любезно одолженный у Столпа Любви. - "...о понятии и форме прекрасного в искусстве, природе, человеческой жизни. Если проще". "А," - кивок. Реакция - приподнятые брови. Зачем ей это знание? Канао качает головой, мол, нет, ничего, пока в мыслях пробует новый концепт. Мастер пока не понимает, что сама является эстетикой.Часть 1
9 января 2020 г. в 00:18
Руки смыкаются, пальцы переплетаются, костяшки бледные, щеки холодные, а смех искристо-звонкий, словно солнечный, улыбаться от него хочется широко-широко, до боли.
Почему?
Потому что Канао любит эстетику. Чертов эстет в высшем его понимании, но цель ее взгляда всегда одна, а дополнения к цели различны и по-своему оттенки ей дают; солнечные зайчики опускаются на скулы, золотят воду текущей рядом речушки и пробивают насквозь, кажется, кроны деревьев - и это прекрасно, и это - изумительный аккомпанемент для такого творения искусства, как Столп Насекомого.
И это наверняка запретно - дарить всю себя такому чарующему человеку.
Тсуюри прилежно выводит на листе буквы; чернила ведут линии четкие, бумага беззвучно-покорно стелется под ладонью, и все идет гладко да ладно, потому что за спиной, контролируя каждое действие, стоит Старшая, и шепот её указаний ушко щекочет едва ли ощутимо. Наслаждение изумительным каждым момент преисполняет зажатую в стенках ребер душонку, сердце маятником на короткой нити качает туда-сюда - и спой, и улыбнись, и пропусти волну мурашек по позвонку от контакта.
К слову, таким уж ярым собственником Канао никогда не была, но.
Существовало такое огромное "но", которое предпочитало держаться отдалённо до некоторых пор, а потом своим появлением сбивать с курсов все бумажные самолетики, которые так упорно-ментально тсугуко запускает - почему? Потому что в обрамлении их хаори бабочки приобретает небывалую легкость и элегантность. Потому что представлять такое только - уже трепыхание каждой эмоции.
Так что Тсуюри все-таки собственник, эх.
Даже сама подмечает, когда не хочет отдавать даже крупицу времени прочь, когда руки, аккуратные и немного холодные,смыкаются в объятиях, а пунцовое от мороза зимнего лицо Мастера прячется в складках шарфа, носом зарывается. Ей не холодно, Канао знает точно, обнимая в ответ, и ладошками в перчатках гладит выступившие лопатки, чувствуя искрящийся в собственной груди огонёк.
Ученица возводит в ранг божества особу рядом с собой.
Когда она успела оказаться там - неведомо; однако что еще ждать от самого быстрого столпа, хах... Усмешка выходит неловкая и замятая, однако внезапную спутницу не тревожит эта деталь. Канао буквально задерживает дыхание, наблюдая, как аккуратные ножки на цыпочках скачут с камня на камень, а от зари на хаори появляются розовые отсветы. Это гармонирует, это - особая симфония, и острый взгляд пытается уловить каждый оттенок, каждое движение мышц, чтобы в неосторожности момент не стоять истуканом, а подхватить и удержать от падения. Что случилось? Всего-то камень, что держался не слишком крепко и покачнулся. Мастер смеётся - излишняя бдительность, говорит она, так свойственна тсугуко.
А еще ей свойственно желание касаний.
Тсуюри тактильна едва ли не максимально, и эстет её души задыхается блаженно, исходит паром, когда палец касается шейного позвонка при застёгивании подаренной собственноручно цепочки - Учитель знает о этой слабости, но успешно таит это знание в себе, посмеиваясь, давая еще и еще возможности прикосновений, чтобы собственный поклонник задерживала дыхание и неверяще хлопала глазами. "Можно?" - читается на лице робко-тихо, и в ответ лишь звонкий смешок. "Конечно, если тебе" - а другим ни-ни.
Правда, какие-то касания остаются чудной сказкой.
...до поры до времени, потому что после очередной тяжелой миссии, когда под дождем Канао колотит дрожь, Шинобу оставляет на бледной щёчке губ невесомый отпечаток. И пока первая становится багровой до ушек, вторая тянет за рукав в тепло, олицетворяя его сама.
Эстетика Старшей складывалась из нюансов.
Тсуюри составляет этот пазл с усердием, невероятным усердием, и преподносит его на жертвенный алтарь вместе с собственным трепыханием сердечным.
Эстет внутри падает на колени и придерживается за пробитую грудь.
А тсугуко наконец понимает, почему искусство нельзя звать бессмертным, и вытаскивает катану.