Смеешь ли..?

Он ждал этот день с каким-то странным предвкушением. Такое чувство появляется, когда тебе объявляют о неизбежности ужасного происшествия, и ты в тревоге считаешь дни — только бы поскорей оно настало. День будет долгим, и, возможно худшим в его жизни. Они толпились в Главном штабе — десяток генералов, переживших четверть века славных сражений, победивших финнов, турок и французов: кто они теперь, перед лицом опасности, исходящей изнутри, из самых низов? Век девятнадцатый — век безумцев. — Что я пропустил? — горячо прошептал на ухо Чернышёв, и Бенкендорф поморщился. До чего же неприятен в общении, корыстен и эгоистичен был боевой товарищ, но сколько всего они пережили вместе и сколько всего прошли... Бок о бок, из сражения в сражение, от Парижа и до Парижа, от поручиков гвардии до генералов её штаба. С Чернышёвым никто не желал иметь дело, но никто и не мог отрицать степень его полезности для армии. Пока ты незаменим — тебя будут терпеть. Терпел и Бенкендорф, ведь по нелепой случайности они были друг у друга в самые трудные моменты жизни. — Особо ничего. Ждём команды для присяги. Он продолжал стоять лицом к окну, не глядя на собеседника, но чувствуя его усталый голос. Хоть кто-то спал в эту ночь? — Почему так поздно? Уже светло. — Я не проспал, если ты об этом, — усмехнулся Чернышёв: для гениального разведчика это было бы слишком банально. Наверняка, какое-то распоряжение сверху с утра пораньше. Не сознается. Секунды длились вечность. Если бы... если бы можно было прекратить их жалкое ожидание беды, если бы можно было повернуть время вспять, и ещё много «если бы» — но они были лишь узниками своего положения и должны были нести свой долг с честью. — Ты в своих уверен? — произнёс Бенкендорф медленно и негромко — их взгляды пересеклись. Два Александра, два командующих гвардейскими кавалерийскими дивизиями. — А ты? Они оба оставили свои вопросы без ответов. Сейчас никто ни в ком не был уверен, даже в себе. Тишину разбил грохот открывшейся двери. Вошёл Дибич с выражением безмолвного беспокойства, и все воззрились на него в ожидании указаний. — Его Императорское Величество повелел привести войска к присяге. Нельзя исключать вероятность некоторых... волнений. Поручаю вам действовать с осторожностью и при необходимости применить силу. Они бросились к своим формированиям. Хлопнув Чернышёва по плечу — на удачу — Бенкендорф поспешил к кавалергардам, полностью уверенный в Конной гвардии Орлова, для одной лишь осторожности отправивший к ним своего адъютанта. Ровный строй — юные мальчишки, так рано познавшие тяжёлый долг службы в элитном полку — лучшие из лучших. Были ли заговорщики среди них? Бенкендорф жадно вглядывался в лица, стремясь распознать хоть тень смущения — и видел в них самого себя двумя десятилетиями раннее. Беззаботный смех, искренняя улыбка, горящие глаза, жадное желание чинов и сражений. Они легко ведомы, и стоит лишь одному из офицеров воспротивиться, они пойдут за ним из духа авантюризма. Уже на выходе он столкнулся с запыхавшимся адъютантом. — Ну? — Конная гвардия присягнула, — выпалил Павел, и Бенкендорф облегчённо вздохнул. — Ещё кто? — Никак не знаю, Ваше Высокопревосходительство. Кутузов смущённо потупил взор, и Александр Христофорович направился к выходу из кавалергардского манежа, увлекая адъютанта за собой. Мысленно он просчитывал, какие полки в теории должны точно присягнуть, а в каких могут засомневаться в законности присяге Николаю. Армия держалась на гвардии — кавалерии в особенности. «Ну, Чернышёв, не подведи» — подумалось ему в момент, когда они уже ехали к Дворцу. Саша был человеком трудно выносимым, но все поручения выполнял на редкость точно, и перед лицом опасности надо было зарыть топор войны — а скорее, дружеской неприязни — куда поглубже. Императора он нашёл в покоях жены. Высокая фигура в мундире Измайловского полка — молчаливое изваяние, застывшее у окна. Фигура хрупкой жены по сравнению с его величием казалась особенно хрупкой. Бенкендорф застыл в проходе, не решаясь нарушить хрупкую тишину, и в этот момент на него налетел Чернышёв. — Присягнули? Все? — Присягнули, — выпалил темноглазый кудрявый демон. — Драгуны, уланы, гусары... казаки, конные егеря... все. Бенкендорф вздохнул с облегчением — второй раз за день — и рискнул предстать перед глазами Государя. Он обернулся, стоило Бенкендорфу зайти: без объявления, без соблюдения всяких приличий. «Здравствуйте, вот он я». — Ваше Императорское Величество, разрешите обратиться. — Разрешаю, — еле слышно пробормотал Николай. — Присяга Кавалергардов и Конной гвардии состоялась. Император наконец посмотрел на него — с безмолвной благодарностью. И кивнул. Они шли по Дворцовой площади к арке Главного штаба, каждый думая о своём. Было удивительно спокойно — словно затишье перед бурей. Кавалерия гвардии присягнула, и что на этом? Есть ещё пехота... — Трубецкой! — вдруг выкрикнул Чернышёв, и Бенкендорф, обернувшись, увидел одинокую фигуру гвардейского полковника. — Вам холодно? Идите в Штаб, там натоплено. Было около десяти часов. Смеешь ли ты выйти на площадь?