Лань Чжань! Я хочу от тебя ребёнка!!!

Вэй Ин изнывал. Тренироваться в теле девушки, чтобы быть хоть минимально полезным на ночных охотах Лань Чжаню, оказалось не так-то просто. Нежные ручки никак не могли привыкнуть к оружию, хоть Лань Чжань предлагал пробовать супруге всё. Меч, саблю, лук. Меч Вэй Ин выронил через десять минут тренировки, саблю вообще даже поднять не смог, а любимый лук пришлось оставить в покое по совершенно очевидной причине. — Мне чтобы прицелиться как следует, нужно удалить одну грудь… — грустно констатировал Вэй Усянь. Лань Чжань почему-то отнёсся к этой здравой идее резко отрицательно и даже пригрозил Биченем, если Вэй Усянь не выкинет из головы глупости. Зачем ему нужны были обе грудки Вэй Усяня, он и одной-то ни разу даже случайно не потрогал. После пары таких вот, с позволения сказать, тренировок вроде бы сошлись на кинжале. Но... — Лань Чжань! Я ноготь сломала-а!!! — Сломал… — поправил супруга Ванцзи. — Лань Чжань! Если бы шею, то я сломал бы! А вот ноготь я — сло-ма-ла-а-а! — Чем помочь? — спокойно отреагировал Лань Чжань. — Уже ничем, — поджав губы проговорил Вэй Усянь, сунув палец в рот. — Давай залечу, если ты поранился, — продолжил настаивать неопытный в общении с прекрасным полом Лань Чжань. — Уже не надо! — Болит? — Ничего у меня не болит! Ванцзи недоумённо уставился на перекошенное от боли и обиды лицо супруги. — Но тебе больно, я же вижу. — Ах, смотрите-ка кто заговорил! — наконец прорвало Вэй Усяня. — Конечно! Хань Гуан Цзюнь видит всё в подлунном мире, кроме того, что находится у него перед самым носом! — Ты злишься на меня?! Из-за чего?! — искренне недоумевал Лань Чжань. — Ни из-за чего! — В чём дело? — попытался достучаться до сознания Вэй Ина супруг. — Ни в чём! — Что я сделал? — Хань Гуан Цзюнь даже руками развёл. — Ничего ты не сделал! — выкрикнул Вэй Усянь, вскакивая на ноги. — В том-то и дело, что — ни-че-го! Последнее, что увидели удивлённые глаза Лань Чжаня, была спина Вэй Усяня, стремительно покидавшего тренировочную площадку с таким истошным воем, словно только что потерял в бою отца и семерых братьев. Прибежавший на шум Сичень застал брата с лицом, полным такого глубокого недоумения, что даже испугался за его психическое здоровье. — Что у вас случилось? Такие крики! Почему она заплакала? — Он заплакал… — машинально поправил Сиченя Ванцзи. — Нет, — мягко не уступил брат, — мужчины так не плачут. Так плачут только женщины, которых грубо обидели. Ты сказал жене что-то неподобающее? — Он… она сломала ноготь, я предложил залечить ранку и снять боль… — И всё? — удивился Сичень. — И всё, — подтвердил Ванцзи. Некоторое время оба стояли в молчании. — Может быть, спросить дядю? — робко предположил Сичень. Но осёкся. Что сказал бы им на это Цижень, оба знали хорошо. Он сказал бы, что лучшим лекарством от всех придурей является дисциплинарный кнут и предложил бы всыпать Вэй Усяню ударов двести. В глубине души, где-то очень глубоко, Лань Чжань был согласен с дядей. Но он сам этого кнута в своё время отведал, и при одной мысли, как вспухнут кровавые полосы на нежной бархатистой коже любимой жены, или даже не менее любимого мужа, желание как следует Вэй Ина наказать сразу куда-то испарилось. — Может быть, я действительно перед ней… перед ним в чём-то виноват? — пожал плечами Лань Чжань и принялся думать над этой проблемой. Чего делать, конечно же, не следовало категорически, а нужно было сразу бежать следом, просто дуть на пострадавший пальчик, клятвенно обещать новое платьице и поездку в Цайи, вымаливать прощение за несуществующий грех. Но Лань Чжань этого к сожалению не знал. Как и Сичень. — Брат… — вдруг робко шевельнулся Сичень. — Ты прости, что я о таком тебя спрашиваю, но вдруг это важно? Лань Чжань покосился на покрасневшие скулы Цзе У Цзюня. — Ты, прости, свой супружеский долг исполняешь? Я где-то слышал… — тут Лань Хуань покраснел ещё сильней, — что это важно для женщины в браке. Лань Чжань даже поспорил бы с братом и уточнил бы, что это вообще-то чрезвычайно важно и для него как для мужчины и мужа. Но потупился. Он не исполнял своего супружеского долга и это тяжко его мучало. Каждое утро, когда он просыпался в пять часов и потом час ещё не мог себя заставить уйти из цзинши и приняться за дела, потому что стоял и смотрел на то, как спит, горячо разметавшись во сне, Усянь. Каждый день, когда Усянь мельтешил рядом, всячески добиваясь внимания, и не давало покою желание обнять его, зацеловать, задушить в объятиях, показать, что вся ласка, вся отпущенная небесами нежность, всё внимание Лань Чжаня принадлежит ему, единственному и нужному Усяню. Каждый вечер, когда на Облачные Глубины опускался мягкий полумрак и всё постепенно затихало и когда они с супругом садились за вечерний чай и неспешно обсуждали все события небогатого на происшествия дня. И конечно же, каждую ночь, когда Лань Чжань с ума сходил в своей холодной одинокой постели от невозможности горячо притиснуть к себе Усяня, неважно, женщину или мужчину, доказать ему ласками и поцелуями свою невыносимую, безнадёжную, острую, как лезвие Биченя, любовь… — Нет… — уронил Лань Чжань. И прозвучало это так горько и безнадёжно, что Сичень передумал что-либо уточнять. Вэй Усянь не звал его к себе в постель… И от этого Лань Чжаню было так горько, что хоть вешайся. Ни дела, ни заботы, ни регулярные ночные охоты не помогали избавиться от осознания своей непричастности к интимной жизни супруга. Его не хотели. И это было ужасно. Даже сам себе он теперь помочь не мог. Как он отважился бы бесплодно сбросить семя в ночной тишине, если он был больше не одиноким, женатым человеком? — Наверное, тебе стоило бы настоять… — не очень уверенно пробормотал Сичень. — Конечно, господину Вэю непривычно выступать в такой роли. Быть может, он сам не знает, как быть и опасается просить помощи? Чтоб Вэй Усянь чего-нибудь опасался?! Но слова брата запали в душу глубоко. Он всё размышлял об этом по пути в цзинши. «Ты ничего не сделал! Ни-че-го!» Почему Вэй Усянь сказал такое? Чего Лань Чжань не сделал? Вдруг и правда, ему следовало быть более настойчивым в осуществлении своих супружеских прав? Но ведь речь шла о Вэй Усяне, который всего ничего провёл не в своём теле! Принуждать его принимать супружеские ласки как женщине? Ничего более ужасного Лань Чжань и вообразить себе не мог. Принуждать к любви было самым отвратительным преступлением, на взгляд Ванцзи, да и смог ли бы он чувствовать себя счастливым, заставляя тело и душу Вэй Усяня подчиняться своим желаниям? Вэй Усянь гордый, свободолюбивый… Тем он Лань Чжаню и дорог был. Единственное, что он мог в этой ситуации, это поговорить с мужем откровенно. Хоть с разговорами у Ванцзи традиционно было не очень. Но иного выхода он не видел. Надо — значит, надо! — Вэй Ин! — позвал он супруга, взойдя в цзинши. Ответа не было, хотя накидка Вэй Усяня красноречиво валялась на полу. Лань Чжань поднял её, отряхнул и увидел вдруг, что под тканью скрывалось. Он сморгнул. На выскобленном добела полу темнели крупные пятна засыхающей крови! Неужто жена так сильно поранила палец? Да быть того не может! — Вэй Ин!!! — снова позвал он и услышал сдавленный стон из дальних помещений! Вихрем метнулся туда. — Вэй Ин! Что с тобой?! Голос Вэй Усяня, слабый и испуганный, донёсся из-за двери в туалетную комнату. — Я умираю, Лань Чжань… Уж наверное, умираю… — Ты можешь выйти? — Не могу! Я истекаю кровью! — Открой! — рявкнул Лань Чжань. — Нет, не надо… — Не заставляй меня выбивать дверь! — Лань Чжань! — Немедленно! Что-то новое в голосе мужа убедило Вэй Ина, что сейчас лучше было не кобениться. Возникший в проёме двери Вэй Усянь был смертельно бледен, а глаза, казалось, сделались на пол-лица. — Где ты ранен? — схватил его за плечи Лань Чжань. — Я не ранен! Это… Это что-то странное! — Откуда кровь? Губы Вэй Усяня затряслись и он со стоном показал пальцем вниз. Опустив глаза, Ванцзи и сам увидел, что босые ступни супруга были все в потёках крови. Не теряя ни секунды, он подхватил Вэй Ина и понёс на постель. От густого железного запаха кружилась голова. От ужаса Лань Чжаня аж затошнило. Вэй Усянь не мог снова умереть! Только не так! Только не снова! — Больно! — стонал Усянь, — голова кругом идёт… Забыв от волнения все запреты и приличия, Лань Чжань рывком задрал на жене юбку и обомлел… Белые бёдра были измазаны кровью, но главное… Главным, что открылось взору, было то, чего Лань Чжань ещё никогда в жизни не видел, даже на картинках. Ванцзи так и замер, не в силах отвести жадно вспыхнувший взгляд. Очень красивое женское местечко. Лань Чжань от волнения даже правильное слово забыл. Миниатюрный треугольник тёмных шелковистых волос между прелестных округлых белоснежных ляжек… От этого было просто невозможно отвести восхищённый взгляд. Лань Чжань чувствовал, как вспыхнули огнём кончики ушных раковин. Вэй Усянь истолковал длительный и неспокойный взгляд супруга вкривь и вкось. — Что там? Всё плохо, да, Лань Чжань? Мне конец? Я так и знал, что всё это добром не кончится! — Что именно «это»? — поинтересовался наконец Ванцзи, с усилием переводя взгляд на бледное лицо Усяня. — Ох, Лань-гэгэ, мне уже третий день так плохо! Всё тело ломает, потливость ужасная, поясница будто отваливается, и так больно внизу! Ох, Лань-гэгэ, Лань-гэгэ, если я сейчас умру, то позволь мне сказать, что хоть и недолго, но я так счастлив, что хоть немного ещё времени провёл с тобой. Прости, из меня получилась такая дурная жена! Я никак тебя не развлекал, не рисовал тебе, не играл для тебя на флейте, но ты бы сам вперёд меня умер, если б услышал мою игру… То есть, я не об этом… Мне так жаль, что я не воплотился вновь в мужском теле и не дал тебе того, что тебе хотелось! Но если б я мог, я бы конечно дал! — Я схожу за лекарем, — пошатнувшись, с трудом поднялся на ноги Лань Чжань. — Ой, не уходи, Лань-гэгэ! — взвыл Усянь. — Прими мой последний вздох! — Вэй Ин! Ты не умираешь… — проговорил Лань Чжань, сдирая с себя и торопливо сворачивая в плотный валик свой кушак. — Зажми между ног! Вэй Усянь послушно свёл ноги вместе и тихо застонал. Всё внизу сейчас было необыкновенно чувствительным и от плотного продолговатого предмета внизу живота, между ног, его вдруг едва не выгнуло дугой от неведомого, тёмного и властного желания… Что это было за желание, Вэй Усянь не знал, но легче ему от незнания не делалось. Тонкий отзвук этого неведомого чувства рождался в нём уже не единожды. Обычно — при виде Лань Чжаня, если заставал супруга на тренировочной площадке в одних тонких шёлковых штанах и любовался его хищной грацией, литыми мышцами, широкой спиной и тонкой длинной идеальной талией… И ещё это чувство пристигало Вэй Усяня по ночам, в самый глухой полночный час, когда ночь казалась особенно холодной тёмной, а постель — особенно просторной и пустой. Лань Чжань отчаянно скользнул взглядом по Усяню, вытянувшемуся на постели, и выскочил поскорее вон. Пока не потерял над собой контроль окончательно.

***

— Хм… — сказал целитель Облачных Глубин, к которому обращались обычно в самых крайних и экстренных случаях, когда вообще, то есть вообще никто не знал, что делать. — А в чём проблема? И взглянул печальными мудрыми глазами на эту чумовую парочку, в которой одна лежала, готовясь к предсмертным судорогам из-за самой обыкновенной менструации, а второй — даже дышать вслух боялся, ожидая приговора эскулапа. — То есть как это — в чём! — забыв, что он без пяти минут покойник, Вэй Усянь вскинулся и сел, а вслед за тем скрючился и медленно сполз обратно на постель. — А-а-а! Я умира-аю-у! — Вэй Ин, лежи, слышишь, не двигайся, — лицо Ванцзи приняло мертвенно-синюшный оттенок. Лекарь потёр нос, искоса поглядывая на девицу, что на вид была вроде бы вполне половозрелой и развитой. Только звал её супруг почему-то мужским именем. Потом достал из рукава мешочек с травами и протянул Хань Гуан Цзюню. — Вот, досточтимый Лань Ванцзи, возьмите. Из этих трав приготовьте напиток. — Спасибо, целитель Сянь Су, — поклонился Ванцзи так глубоко, что чуть в поясе не переломился. — Сколько дней больная должна его пить? — Да Небеса с вами, Хань Гуан Цзюнь, — чуть не прыснул со смеху лекарь, — напиток выпейте сами, он от нервов. А с молодой госпожой мы сейчас потолкуем наедине. Ступайте. На негнущихся ногах Ванцзи покинул цзинши. За дверьми его принял под белы рученьки встревоженный Сичень, за чьим плечом стоял недовольный всем миром вообще дядя Цижень. — Ну? — всем видом Сичень демонстрировал брату, что вполне разделяет его скорбь и готов приступить к оплакиванию молодой госпожи А-Ин прямо сию же секунду. А дядя так и вовсе, казалось, морально был готов даже самолично её похоронить. — Целитель Сянь Су сейчас с ней. Кажется, у него есть надежда, — кратко отчеканил Ванцзи. Дядя Цижень возвёл очи горе и шумно вздохнул.

***

Облачные Глубины погрузились во мрак. Никакие наказания и уроки Циженя не могли достичь такого эффекта — всё то время, что у постели больной находился целитель, а Ванцзи ни живой ни мёртвый сидел в покоях брата и отпивался «чаем» (который Сичень самолично со скорбным видом подливал из хорошенького керамического чайничка братцу в чашку, и который весь до последней капли был чистейшей «Улыбкой императора»), в Облачных Глубинах было… тихо. Как на кладбище утром, когда все лютые мертвецы приличнейшим образом лежали по своим могилам. Даже Цижень из уважения к горю племянника удалился к себе. И отплясывал там на циновках безмолвный танец смерти. Замерло всё. Только ветер в вершинах сосен привычно завывал свою вековечную песню, нагоняя душевную скорбь и демонстрируя полнейшее непонимание задач момента. Лань Чжань совсем уж было собрался пасть духом окончательно, как вдруг словно горы содрогнулись от вопля Вэй Усяня: — ЛАНЬ ЧЖА-А-А-АНЬ!!! Пара лавин, по крайней мере, точно где-нибудь сошла. Сичень от неожиданности грязно выругался и Ванцзи вдруг вспомнил то самое слово, что слышал лишь однажды, в далёком детстве от грузчиков на пристани. Дядя тогда закрыл ему тут же уши и утащил подальше, но это сочное и яркое словечко Лань Чжань запомнил навсегда. И сейчас странным образом был уверен — вот этот обворожительный тёмный треугольник между женских бёдер Вэй Усяня именно так и назывался, этим самым словом. Додумывая эту сложную мысль, Ванцзи одновременно, как был босой, выскочил на улицу и понёсся навстречу Вэй Усяню. Вэй Усянь, живой, здоровый, с лихо задранным по самое то самое платьем летел к нему навстречу. — Лань Чжань! — Вэй Ин! — Лань Чжань! — Вэй Ин! — Лань Чжань! — Вэй Ин! — Мамочка… — прошептал себе тихо Сичень и запер покрепче двери в свои покои. Вэй Усянь очутился в объятиях Ванцзи так неожиданно и крепко, что у него дух занялся. Лань Чжань подхватил его на руки и молча закружился с ним на руках, видя лишь свободное и радостное небо над собой и с наслаждением слушая сбивчивую трескотню Вэй Усяня. — Лань Чжань, гэгэ! Это оказывается не кровь была, ну то есть кровь, но не та, то есть та, но не потому, то есть потому, но не поэтому… Ты меня понял? — Мгм. — Ох, как же я перепугался! Ну и засада это женское тело! Ещё один такой сюрприз — и я склею ласты второй раз. Ты тоже за меня испугался, Лань Чжань? — Мгм. — Короче… Да хватит меня теребить, гэгэ! Послушай! Я теперь знаю, что надо сделать, чтоб такое не повторилось! Лань Чжань поставил мужа на землю и навострил уши. Он готов был на всё, на любое безумство, лишь бы больше не видеть, как Усянь истекает кровью и лежит бледный. Слишком часто и мучительно эта картина преследовала Хань Гуан Цзюня в ночных кошмарах, чтоб видеть это ещё и наяву. — Лань Чжань! Ты должен сделать мне ребёнка! — воскликнул Вэй Ин с таким энтузиазмом, что выглянувший было из своих покоев Сичень тут же сунул нос обратно. — Пошли! — Куда?! — как ни был привычен к выходкам Усяня Ванцзи, но тут он впал в окончательный ступор. — Ты не расслышал? — вытаращился на него Усянь. — Я хочу от тебя ребёнка, Лань Чжань! Лань Чжань! Я хочу от тебя ребёнка!!! Казалось, эти самые чудесные в мире слова подхватили и сосны, и ветер, и каждая травинка, они эхом отразились в горных вершинах от каждого, даже самого крохотного камешка! Лань Чжань! Я хочу от тебя ребёнка!!!