***
Попытки выйти на таинственного эспера, способного менять пол других, успехом не увечались. А пока велись его поиски Гоголь радовалась жизни: примеряла различные наряды, бегала по магазинам, часами крутилась у зеркала. Постепенно все свыклись с мыслью, что вместо Николая теперь Николь. Это имя она сама себе придумала. Пушкин теперь стал к ней более чуток и был готов помочь в любое время. Гончаров относился к Николь точно так же, как и к прежнему Гоголю. Может, он и вовсе не заметил разницу. Достоевский убеждал себя, что и его отношение не изменилось. Но каждый раз, когда он видел Николь, что-то новое рождалось в его душе. Однажды Достоевский, придя утром в кабинет, обнаружил в нём что-то наподобие низкой сцены с ярко-алым задником. Не успел Фёдор как следует разлядеть это сооружение, как его толкнула, появившаяся из неоткуда рука. В следующее мгновение Достоевский оказался сидящим на массивном стуле с красной обивкой. А еще через секунду заиграла музыка и на сцену, виляя бёдрами, вышла Гоголь, одетая в ярко-красный, в тон заднику сцены и обивке стула, кожаный корсет; юбку, настолько короткую, что её можно было бы и не упоминать; длинные чулки в чёрно-белую полоску. На ногах у нее красовались красные узкие туфли на высоких шпильках. Волосы Гоголь были распущены, а голову украшал миниатюрный белый цилиндр с чёрной вуалью, закрывающей правый глаз. В руках в изящных чёрных перчатках Гоголь вертела массивную трость. Впрочем, как следует разглядеть наряд Достоевскому не удалось: Гоголь звучно ударила тростью о сцену и неожиданно запела: Давным-давно решила я Жизнь на мужчин не тратить зря… Пела она на удивление красиво и чисто, при этом одновременно с пением то и дело по-разному грациозно выгибалась, опираясь на трость. То демонстрируя длинную белую шею, то подчёркивая красоту изящных ног. Дойдя до припева: Подать мужчин сюда, чтоб началась игра, Пусть капелька греха приправит наши чувства. Шаг, другой, и мы в игре с тобой — Вдруг ночь не повторится никогда? Чего мы ждем? Подать мужчин сюда! Гоголь неожиданно спрыгнула со своей сцены и направилась к Достоевскому, помахивая тростью. Николь походкой кошки обошла вокруг стула, на котором сидел Фёдор, при этом, как бы невзначай, потёрлась бедром об его плечо. А завершив круг, резко подалась вперед, сцепив руки за шеей Достоевского и поставив колено между его ног на край стула. Фёдор был поражён, но такой наглости он допустить не мог. Достоевский осторожно, но уверенно сжал руки Гоголь и попытался оттолкнуть женщину. Та убрала ногу со стула, но тут же извернулась и села на колени к Достоевскому, который всё еще держал её руки перед собой. Он крепче перехватил запястья Николь и, серьёзно посмотрев ей в глаза, сказал: — Ну и чего ты добиваешься? Чтобы я на тебе способность применил? — при этом Фёдор крепче сжал руки Гоголь. Только сам Достоевский знал, что это была лишь пустая угроза: он бы никогда не причинил Гоголь вреда. Впрочем, Николь, кажется, вовсе не испугалась. — Ты прекрасно знаешь, чего я добиваюсь, — прошептала она, приблизившись к уху Фёдора. — А я знаю, что ты хочешь того же. Достоевский действительно желал этого, и горячий шёпот Николь обострял это желание. Наконец, сдавшись почти без боя, Фёдор отпустил руки женщины и острожно обнял её за талию. Едва получив свободу, Гоголь тут же потянулась к рубашке Достоевского и стала быстро и ловко расстёгивать пуговицы. Фёдор не останавливал её, он лишь нежно придерживал Николь, легко поглаживая её спину. Гоголь, наконец расправившись с пуговицами, ловко выпуталась из объятий и соскочила на пол, одновременно окончательно избавляя Достоевского от рубашки. Впрочем и тот в долгу не остался: так же поднявшись, Фёдор нащупал шнуровку корсета и принялся как можно быстрее её развязывать. Много времени это не заняло: корсет был только украшением, сильно затягивать его не было необходимости - Гоголь и так отличалась стройной фигурой. Минута, и алый корсет уже лежит на полу рядом с белоснежной рубашкой. Следом пришла очередь перчаток: их Достоевский медленно стянул с тонких пальчиков Гоголь, при этом нежно целуя ее запястья. Дальше обувь. Фёдор встал на колено перед Николь и почти трепетно снял с неё красные туфельки. Как только Достоевский распрямился, Гоголь проделала то же самое с его сапогами. На Николь остались кружевное бельё да полосатые чулки, а Фёдор стоял в одних только штанах. Еще на обоих были головные уборы. Гоголь первая шагнула к Достоевскому, нежно прижимаясь к нему, и осторожно сняла с возлюбленного его неизменную белую ушанку. Одной рукой она положила шапку на стоящий неподалёку стул, другой зарылась в густые чёрные волосы Фёдора. Достоевский же не менее аккуратно открепил от волос Гоголь шляпку, не глядя положил её на тот же стул и нежно взял в ладони лицо Николь, почти невесомо поглаживая большими пальцами её щёки. Он наслаждался, смотря в её глаза. Раньше один из них всегда был прикрыт картой, сегодня — вуалью. А сейчас Фёдор мог как следует рассмотреть эти прекрасные глаза. Левый был карим, а правый — небесно-голубым. Удивительно противоречивая внешность. Такая же, как и Гоголь. Оторвавшись от рассматривания столь любимых глаз любимой женщины, Достоевский припал к её губам, вовлекая в долгий страстный, но нежный поцелуй. Разорвал его Фёдор лишь когда почувствовал, что больше не может сдерживаться, что хочет большего. Он, тяжело дыша, отстранился и жадно посмотрел на Гоголь. Та коротко кивнула: она давно хотела того же. Избавившись от остатков одежды, оба повалились прямо на пол, благо тот был тёплым. Сладкие стоны и вскрики, вначале тихие, а потом набиравшие силу долго звучали из запертого кабинета, в котором, обычно, решались судьбы сотен людей.***
Проснулись возлюбленные только под вечер. Первым открыл глаза Достоевский. Николь спала на его плече. Сейчас она выглядела особенно хрупкой и беззащитной, кожа казалась бледнее обычного и на ней отчётливо были видны следы его пальцев. Фёдор даже почуствовал укол совести: он не хотел причинять боль Николь, но оставшиеся синяки явно свидетельствовали о том, что он был слишком несдержан и напорист. Достоевский максимально осторожно, чтобы не разбудить Гоголь переложил её голову со своего плеча на пол и встал. Первым делом он достал из одного из своих личных ящиков тёплый плед. Этот плед с розовыми сердечками Фёдору подарил Гоголь, когда был ещё Николаем. Достоевский тогда только назвал подарок глупым и заявил, что выбросит его, а сам хранил всё это время в своём кабинете. А сейчас Фёдор бережно укрыл им спящую Николь. Затем он оглянулся в поисках того, что можно использовать как подушку. Не придумав ничего лучше, он подложил под голову Гоголь свою мягкую шапку. Сделав это, Достоевский легонько поцеловал Николь в кончик маленького носика, оделся и бесшумно вышел за дверь. Проснулась Гоголь спустя два часа. Первое, что она заметила, был плед. Она слишком хорошо его помнила. И помнила реакцию Достоевского на такой подарок. От этого еще более удивительным казался тот факт, что Фёдор его сохранил. И тут Гоголь поняла, что находилась в кабинете Достоевского одна. Оглядевшись по сторонам, она не обнаружила ни какой-нибудь записки, ни одежды Фёдора, кроме шапки. Николь вдруг почувствовала себя одиноко. Было понятно, что её не бросили, иначе зачем было накрывать пледом и подкладывать шапку. Но от осознания того, что Фёдор ушёл, пока она спала, на Гоголь напала тоска. Не утруждая себя поисками одежды, Николь завернулась в плед и направилась к выходу из кабинета. Но только она открыла дверь, как столкнулась с Достоевским. Выглядел он немного растерянно, но, увидев Николь, принял серьёзный вид. Фёдор протянул ей большой букет алых роз, который держал в руках. Затем Достоевский опустился на одно колено перед Гоголь и торжественно сделал ей предложение руки и сердца.***
Спустя месяц Николь Гоголь стала Николь Достоевской. А буквально через неделю молодая семья узнала радостную новость: скоро на свет появится ещё один Достоевский.