Семь

      Двухуровневый пентхаус в престижном районе Сеула. Прямо перед окном в центре огромной комнаты стоит стол, накрытый на семерых человек. Семеро состоятельных и близких между собой молодых людей только что собирались поужинать. Но планы резко изменились, когда в их тела неожиданно вторглись совершенно беспардонно и без приглашения.       Теперь ужинать будут вовсе не они.       Один из них, тот, что с широкими плечами и розовыми, как пастила, волосами радостно хлопает в ладоши, как только видит накрытый стол.       - Ой, прелесть какая, тут у них вино и курочка, все как я люблю, - после произнесенного парень голодно облизывается, и призывает остальных присоединиться, - все к столу!       - Похуй мне, я прилягу, - говорит низкорослый парень с волосами цвета неба, заваливаясь на диван.       - Ты себе не изменяешь, - восклицает с улыбкой желтоволосый.       - Пошел ты, Алчность, - и в улыбчивого парня летит подушка.       - Обязательно называть друг друга именно так? – зеленоволосый красавчик обиженно дует губы, пока все, кроме Уныния, рассаживаются за столом.       - Это наши имена, придурок, - говорит с усмешкой хмурый парень с бордовыми волосами.       - Как скажешь, Ira. – Зависть улыбается, всегда радуясь возможности выбесить Гнев.       - Не называй меня так! – Парень вскакивает и бьет кулаками по столу, от чего Чревоугодие давится вином, Уныние кривится из-за шума, а Гордыня закатывает глаза и кладет на лоб руку.       - Святой Сатана, остынь. – Гордыня – лидер семерки, кому как не ему решать все конфликты. – У этих чуваков есть имена. Просто чекните воспоминания. Вечно все нужно объяснять.       Тяжела ноша лидера, но что поделать, если он лучше всех остальных?       - Кстати, азиаты – это что-то новенькое. – Говорит Алчность, оглядывая всех остальных. – И в кои-то веки все одного пола.       - Похуй вообще. Все люди одинаково ужасны. – Подает голос Уныние. – Ну и ты знаешь правила.       - Да-да, семеро, обязательно духовно близкие, но не родственники и бла-бла-бла… - Алчность крутит рукой и высовывает язык, показывая, что все это дерьмо ему давно известно, и это вообще прописная истина.       - Давно у нас не было семейной встречи… - начинает было Чимин, но его грубо перебивают, впрочем, ничего нового.       - А я все так же хочу засадить тебе в глотку что-нибудь острое. – Чонгук говорит сквозь зубы, сжимая в руке вилку, а в его глазах буквально полыхает огонь, отражаясь красными всполохами от стеклянных бокалов.       Чимин закатывает глаза.       - Тэхен, угомони его. Сделай нам всем одолжение. – Юнги все еще мешают шумные придурки.       - И почему это всегда должен быть я? – Спрашивает нараспев красноволосый красавчик, что до сих пор молча потягивал из бокала красное сухое.       - Потому что ты Похоть, идиот. – Юнги буквально взвывает. Как же они его достали. Веками не виделись, так бы и продолжалось, все были бы счастливы, вот надо же было их вытащить.       - Ну может мне и Гордыне тогда пыл поумерить?       - Нет! – И снова стук кулаком по столу, снова красные глаза.       Все за столом закатывают глаза, включая Сокджина, что упорно ест все, что видит. Юнги же просто ударяет себя по лбу, воздерживаясь от прочих комментариев.       - Детка, успокойся, – говорит Тэхен, ведя успокаивающе рукой по упругому бедру. – Ты самый лучший, – томным шепотом на ухо. Чужой язык успокаивает, а от покусываний хочется мурчать.       Как можно удержаться, когда тебя соблазняет сама Похоть?       - Идем наверх, мне безумно хочется трахнуть это тело. Оно великолепно.       - Что-то не меняется. – Хосок усмехается и лицо Чонгука приобретает цвет его же глаз минутой ранее.       - Это потому что, в прошлый раз я был в женском теле? – Нижняя губа Чонгука немного выпячивается вперед, и сейчас он совсем не похож на Гнев во плоти.       - Нет, малыш, это потому что сейчас твое тело чертовски милое и горячее, – Тэхен встает из-за стола и тянет Чонгука за собой, но тот поддается неохотно, – и если мы не пойдем сейчас наверх, то я съем твои бедра прямо на этом столе. – Тэхен облизывается, подталкивая вредную тушку к лестнице, но тот все еще в сомнениях.       - О. только не это, избави нас Святой Сатана. – Чимин возводит очи горе, потому что они вместе пять минут, а он уже хочет обратно в Ад.       - Идем, Ira, я сделаю тебе очень хорошо. – В глазах Тэхена тоже загорается огонь, но не злости, а страсти.       Работает ли упоминание настоящего имени сладким шепотом или нападки Похоти на шею и поглаживания по груди с нарочитым вниманием к соскам (вау, а это тело чувствительное), но Чонгук сдается, закрывая глаза от удовольствия.       - Умгх, с тобой всегда хорошо. – Голос начинает подводить, а будить скрытую сущность сейчас не хочется. Хочется просто, чтобы это блаженство никогда не кончалось.       Тэхен поворачивает Чонгука спиной к себе, продолжая бродить руками от спины до бедер и целуя его в шею. Медленно, тягуче, только слегка касаясь языком. Это не предварительная ласка и не жест нежности. Это ловушка. Жестокая и беспощадная ловушка удовольствия. И Гнев ведется на нее всегда.       Похоть – это желание обладать. Тэхен выбрал Гнев очень давно, когда тот был еще диким, необузданным, никто не мог усмирить его, и мир полыхал в огне.Он выбрал его тогда и уже не отпустит. Никогда.       Он обрек их на вечность друг с другом.       Они наконец-то уходят, срываясь на поцелуи на лестнице, из-за чего слышится грохот, но все продолжают сидеть (лежать) как ни в чем не бывало. Чимин провожает их взглядом, в котором мелькают зеленые блики, но молчит. Если он распалит Гнев еще сильнее, то миру грозит Третья мировая, как минимум.       - Наконец-то они съебались. – Облегченно выдыхает Юнги, но Сокджин портит все его планы на мирный отдых и спускает с небес на землю.       - Ты особо не радуйся. Мы их еще услышим.       - Пока этого не случилось, – Намджун, что в середине всей этой сцены обольщения ушел к окну и задумчиво смотрел на город, повернулся и развел вопросительно руки, – есть идеи, какого хера мы забыли на земле в этот раз?