Не хочу быть другом!

      «Не хочу быть другом! Это слово звучит из твоих уст, как оскорбление. Друг, что для тебя значит друг, Энакин? Просто гуманоид, с которым можно общаться, когда вздумаешь, и бросать, когда есть дела поинтереснее? Просто гуманоид, которого можно истязать и предавать, как тебе захочется в делах и чувствах? Просто гуманоид, который, по сути, ничего не значит и находится на последнем месте после разных развлечений и любви? Нет, понятие друг для тебя и понятие друг на самом деле явно разняться и очень сильно, не только в моих глазах, но и в глазах всего мира. Ты отводишь мне место друга, но на самом деле под этим словом подразумевается питомец, который постоянно должен преданно тянуться к тебе, помогать тебе, быть озабоченным лишь твоими делами, и который должен бояться сказать тебе и слово поперёк, иначе может потерять навсегда, а ты в ответ можешь говорить, когда и что угодно, и ничего не страшиться. Если ты занят или просто не в настроении, на такого друга ты можешь запросто сорваться и оскорбить, если ты счастлив с Падме и промениваешь меня на неё, ты можешь прийти и часами рассказывать, как тебе было с ней хорошо…       А знаешь, Энакин, знаешь ли ты как больно мне слушать, что у вас с ней всё хорошо? Как больно мне вообще слышать о ней, когда я не знаю, кто я для тебя? Да, я не знаю, кто я, не могу разобраться, что я чувствую, казалось бы, ты должен быть мне просто другом, но почему же тогда меня так сильно оскорбляет, когда её ты зовёшь женой, а меня просто другом? Почему я чувствую досаду, негодование, боль, когда называешь её женщиной своей жизни, а меня… Просто другом. Нет, я не претендую на тебя, как на мужчину, а может быть и претендую, но я определённо не хочу быть «просто другом». Я хочу быть ценной для тебя, значимой, любимой. Такой же важной, как Падме, а, может, даже и больше. Нет, это вовсе не означает, что ты должен непременно жениться на мне, после её объятий, ласк и поцелуев, мне противно было бы целовать тебя в эти же губы, противно потому, что ими ты прикасался к омерзительной ней, но одновременно с тем я бы и хотела, чтобы ты с ней расстался. Хочу, чтобы ты бросил её ради меня, и одновременно не могу простить тебя за то, что ты вообще был с ней, любил её, занимался с ней сексом, предпочитал её мне.       Да, так не должен поступать друг, но, я в тайне радуюсь каждой вашей ссоре, каждой невзгоде, каждой неудаче… Я так ревную к тебя к Падме, столь ненавижу её, что уже кажется начинаю ненавидеть за это «предательство» и тебя, начинаю злорадствовать твоим бедам в отношениях с ней, чувствуя, как Сила справедливо отливается твоими слезами за моё горе. Я не хочу ненавидеть, я не хочу ревновать, я не хочу злорадствовать, я не такая, это не я! Но не могу остановиться, не могу контролировать поток чувств, который льётся из меня, и не всегда чувств позитивных.       Ты называешь меня другом, но что для тебя значит это слово друг? Оно — пустой звук на самом деле. Друг в реальности, совсем не то, что друг для тебя. Друга для тебя ты держишь на коротком поводке, но при этом не позволяешь ни ему любить тебя, ни сам не любишь его достаточно сильно, чтобы дружба была взаимной. Однажды ты рассказывал мне о девушке-джедае, которая влюбилась в тебя и хотела быть рядом, но ты желал видеть её только другом. Ты не давал ей шанса быть любимой, потому что не хотел, потому, что сильно возгордился. Ты сказал ей, что она может быть тебе лишь другом, другом твоей семьи. Тогда я не предала этому особого значения, хотя и пожалела её, но сейчас, я очень хорошо понимаю её, потому, что точно так же ты поступаешь со мной.       Я тянусь к тебе, Энакин, всем сердцем и душой тянусь, но ты отводишь мне роль лишь только друга, друга твоей избранницы, твоей семьи. Но я не хочу быть другом твоей семьи, я хочу любить тебя, и чтобы ты любил меня так же сильно, как я тебя. Я хочу, чтобы ты не жаловался, что я душу тебя своим присутствием, когда я просто хочу быть рядом… Я люблю тебя так, как на самом деле любят друга, и хочу, чтобы в ответ ты так же любил меня. Но для тебя друг — это лишь собачонка, верный приспешник твоей семьи, который никогда не встанет на одну позицию с твоей возлюбленной, а значит, никогда и не заслужит твоей искренней любви.       А знаешь, Энакин, как больно быть таким другом для тебя, как больно, когда ты косвенно даёшь надежду на взаимность и одновременно заставляешь любить и уважать твой выбор — Падме. Я прикидываюсь её другом, я пытаюсь быть её другом ради тебя, я терплю и общаюсь с ней, но на самом деле мне хочется повыдёргивать ей все патлы и набить морду. Мне хочется сделать ей так же больно, как больно делаешь мне ты. Я люблю тебя и ненавижу её, я люблю тебя и одновременно ненавижу и тебя же. Я стискиваю зубы и с болью в сердце и с огромным отчаянием слушаю, как вам хорошо вместе, как ты любишь её, и понимаю, что я никогда не буду любима. Не буду любима тобой, даже как настоящий друг.       Ты говоришь, что нашёл свою судьбу, что никогда не откажешься от Падме, как бы сильно она тебя ни задевала из-за сената или Кловиса, ты желаешь, искренне желаешь мне счастья с Лаксом или Рексом, с любым другим человеком, который станет для меня «моей Падме», моей любовью, но я не могу быть счастлива потому, что меня не любишь ты. Иногда в такие моменты мне кажется, что я никогда не найду тебе достойную замену, и мне действительно хочется найти себе какого-нибудь Лакса или Рекса, какого-нибудь мужика, которого я смогла бы показывать тебе и говорить, что люблю его сильнее, чем тебя. Но я понимаю, что это всё не из желания любви к нему, это из желания мести тебе. И каким бы прекрасным ни был мой избранник, он всё равно никогда не компенсирует то, что ты не любишь меня, никогда. Он никогда не будет достаточно хорош, чтобы ты начал завидовать мне, чтобы ты начал ревновать его ко мне, чтобы ты понял, что чувствую сейчас я. Тебе всегда будет всё равно, ты лишь просто пожелаешь мне счастья с ним, совершенно не осознавая, что это самое счастье отнимаешь у меня именно ты.       Ты любишь Падме, любишь не меня, и мне очень больно от этого. Я тысячу раз собиралась бросить тебя, я тысячу раз клялась, что откажусь от тебя, попрошу совет назначить мне другого мастера, лишь бы только не видеть тебя, как бы тяжело мне ни было, уйду, уйду навсегда, покинув вас двоих наедине со своим счастьем… Но я всё равно продолжаю и продолжаю оставаться подле тебя. Это разрушает моё здоровье, мою хрупкую подростковую психику, мою будущую жизнь, но я не могу, никак не могу отказаться от тебя… Я люблю тебя, всем сердцем, искренне люблю, как друга, настоящего друга, а не то, что понимаешь под этим словом ты. И потому я всеми правдами и не правдами не хочу быть твоим другом… Ведь быть другом для тебя — это значит всегда быть рядом и одновременно быть тем, кого ты никогда не сможешь полюбить… Это больно, Энакин, очень больно… И нет ничего хуже в мире, нет ничего оскорбительнее в мире, чем играть роль такого друга… Мне унизительно и больно!..»       Тонкие оранжевые пальцы Асоки выключили запись на голо проекторе, на который Тано всё это время надиктовывала откровенные слова. Она хотела бы показать это сообщение Энакину, хотела бы больше не мучиться, хотела бы, чтобы он всё узнал и понял, хотела бы развязаться с сией мазохистской дружбой, очень хотела бы, но…       Внезапно в помещение её небольшой комнатёнки, после долгого, почти четырёхдневного отсутствия в храме, быстро вошёл Скайуокер.       — Шпилька… Ты здесь, а я тебя повсюду ищу. Идём, нас вызывают на очередную миссию, а я по дороге тебе такое расскажу… Представляешь, я и Падме…       Дальнейших слов мастера Асока уже не слышала, просто не слушала и не хотела слушать, она тысячу раз говорила Энакину, что не будет обсуждать с ним Падме, потому, что обсуждать её и одновременно не иметь возможность сказать о ней что-то гадкое, при всей ненависти и ревности Тано, было слишком больно, слишком жестоко по отношению с его стороны к ней. Но Скайуокер, вопреки всем чувствам падавана, продолжал и продолжал рассказывать тогруте об Амидале, как будто ничего не замечая и как будто специально издеваясь над ней.       Хрупкие кисти Асоки под ощущение так и рвущихся из глаз слёз задрожали, замерев на кнопках воспроизведения и удаления одновременно. Тано думала, что решиться, что на этот раз покажет и выскажет Энакину всё, что на этот раз навсегда разорвёт сей порочный круг мучений и страданий, но…       Её тонкие пальцы вновь нажали на кнопку удаления, Асока медленно, на ватных ногах, практически ничего не соображая, встала с кровати и, бросив голо проектор на неё, изображая неподдельную улыбку на измученном лице, направилась вслед за Скайуокером. А в голове её звучали привычные до тошноты слова:

«Мне унизительно и больно!.. Но я по-прежнему продолжаю оставаться твоим другом…»