Прощание

Утро. В доме № 8 на улице Коронации оно началось часов с 7, двухкомнатная квартирка семейства Грантов уже вовсю суетилась. Катрина Грант, старушка 65 лет, чрезмерно чувствительная и чрезмерно внимательная, ходила по квартире за дочкой и помогала ей собирать вещи. Она поминутно охала и причитала, стараясь угодить девушке, но невольно мешала ей своей суетой. Отец семейства, Томас Грант, которому было около 70-ти, восседал в старом вольтеровском кресле, его острые и угловатые черты морщинистого лица, высокая худая фигура, сохранившая военную выправку, - все это выражало напряженность, что царила в ранний час в квартире. Дочь его, Элизабет Грант, Лиззи, неуловимо похожая на родителей, старалась не поддаваться маминой суете, спокойно собиралась, ловя то взволнованный взгляд матери, то обиженно-холодный взгляд отца. В комнате стояла звенящая тишина, изредка прерываемая причитаниями старушки. Казалось, что этим утром семья не разговаривала друг с другом. Лишь Катрина снова произнесла вполголоса что-то явно жалобное, и, наконец, нервы её мужа не выдержали: - Прекрати, - чуть громче и отчетливо произнес старик, Катрина сразу замолчала и пошла с дочерью в её комнатку. Там снова повисшая пауза продлилась еще пару минут. Больше старая женщина выдержать не могла. Она со страхом, словно боясь, что муж её услышит, почти прошептала: - Лиззи, как же ты там будешь жить?.. - А как другие живут, мам. Ты понимаешь, я не могу вечно жить у вас с папой на шее, мне не 18 и даже не 23… Мне гораздо легче будет жить там, где я работаю, понимаешь?.. Мам?.. Мама… Старушка не отвечала, она сидела на кровати Лиз, отвернувшись от дочери. Девушка обошла кровать, чтобы видеть лицо женщины, та плакала. Лиза со вздохом успокоительно обняла мать, правда в этом жесте было нечто раздраженно-снисходительное.… Нет, она обожала мать и отца, но всей душой не любила ни проводов, ни нервов, этим она пошла в своего отца. Когда Катрина, наконец, чуточку успокоилась, а Лиз закрыла замки на чемодане, дверь вдруг раскрылась. Отец девушки вошел, с недовольством взглянул на заплаканную жену, и произнес: - Решила нас бросить? - Папа, не говори глупостей, я не уезжаю в другую страну, как Сэм, я просто переезжаю на улицу в 10 кварталах отсюда, - попыталась выдать заранее заготовленный ответ девушка, но отец перебил её: - Ты думаешь, что если мы стоим одной ногой в могиле, нас можно оставить одних? - Пап… Я же не ухожу навсегда… - пробормотала девушка. Отец продолжал укоризненно смотреть ей в глаза, а мать с благоговейным страхом погладила его по плечу, стараясь его успокоить. Тут Лиза встала, подошла к нему и обняла за шею. Мать тут же прижалась к ней, гладя старческой рукой девушку по голове. «Ну вот, ударилась в сантименты…» - подумала девушка, но в следующую секунду эта мысль стала ей так противна, что она зажмурилась и одной рукой привлекла мать к себе: - Мама… Папа… - проговорила Лиза. И эти слова были такими по-детски пылкими, такими простыми и такими важными, что никто не мог сдержать эмоций, что были сжаты до этого момента, как пружина… Вот все вещи собраны, Лиза сидела на диване с мамой и папой. Она не могла никак поглядеть на них, словно совесть грызла её за то, что она просто переезжает… Конечно, она обещала заходить, конечно, она уверила, что все будет хорошо… Но как же было тяжело оборачиваться вслед на мамины окрики, видеть, как она машет рукой из открытого окна… Как отец стоит сзади и продолжает глядеть на дочь своим всегда холодным взглядом…