Гарри Поттер: возвращение ушедших

      Морские воды вокруг Азкабана холодные, тяжелые, а небо никогда не бывает безоблачным. Поэтому, когда в глыбах свинцовых туч вдруг появляются просветы и воздух прочерчивают узкие светящиеся конусы, день считается солнечным. Сегодня он именно такой.       Узник медленно вдыхает соленый воздух, смотрит на бликующие волны и чуть заметно улыбается. Море — величественное, вечное — год за годом, столетие за столетием мерно накатывает на черный утес, возносящийся над ним и вырастающий в крепость-тюрьму.       Том тоже мечтал о вечности, могуществе и абсолютной власти. Но ни первое, ни второе не дают такой власти. Абсолютной власти вообще не существует. Она миф. Запоздало, но он это все-таки понял. Теперь он может радоваться редким солнечным лучам. И секущим каплям дождей, под которые приятно подставлять руку. Можно и лицо, если приблизиться к решетке. И спокойному морю. И взбешенному, яростно, но безуспешно атакующему насмешливо безучастные скалы. И резким скрежещущим крикам чаек. И шагам в длинном коридоре. Особенно, если это шаги того, кого ждешь.       Бывший лорд Волдеморт повернулся к окну спиной. Его камеру от коридора отделяет решетчатая дверь. Апартаменты по азкабанским меркам просторные и благоустроенные, но спрятаться от посторонних глаз в них нельзя. Поначалу он не смог выторговать себе глухое дверное полотно, а потом привык.       Охранник, громко сопя, снимает магические запоры. Чары, столь же бессмысленные, сколь и громоздкие, потому что без антимагических оков Том расправился бы с ними в два счета, а так как есть, хватило бы и простого маггловского замка. Но тюремщики перестраховываются. Они боятся. Том усмехается. Он больше не Волдеморт, но чужой страх все равно ласкает его больную душу.       Решетка с протяжным скрипом отъезжает в сторону, и Снейп из темноты коридора заходит в рассеянный свет камеры.       — Спасибо, что пришел, Северус. Присядем? — жестом Том показывает на два табурета, стоящих у довольно обширного стола, одна сторона которого завалена бумагами (да, не пергамент...), а другая свободна.       — На долгий разговор я не рассчитываю, но почему бы нет, — лицо бывшего сторонника, которое тот всегда прекрасно контролировал, кажется безразличным, но глаза раскрыты чуть больше обычного.       — Ты чем-то удивлен?       — Ты сильно изменился, — после секундной паузы отмечает Северус и чуть покачивает головой, — внешне.       Том понимает, что Снейп имеет в виду. В камере есть небольшое овальное зеркало в углу над раковиной. Оно уже давно не отражает рептилоидного монстра. На смену тому пришел... Нет, вернулся, казалось бы, навеки сгинувший маг-человек с обычными карими глазами, тонким прямым носом и густыми темными волосами. Впрочем, в них теперь намного больше седины, чем тридцать семь лет назад. Снейпа интересует, чем вызваны такие перемены во внешности некогда грозного врага. Том знает ответ на его вопрос, но молчит.       Глядя на него, молчит и Снейп.       — Решаешь, как ко мне обращаться? — это всего лишь догадка, но Снейп вскидывает брови и прежде, чем он успевает заблокировать взгляд, в нем успевает промелькнуть беспокойство.       — Пользуешься легилименцией?       "В каком состоянии антимагические блоки?" — мысленно продолжает за него Том и снова ощущает приятную щекотку за грудиной.       Однако Снейп понимает, что будь в антимагической системе неполадки, а у особо опасного узника желание этим воспользоваться, то их разговор происходил бы при иных обстоятельствах. Поэтому он успокаивается практически сразу. Том же не упускает возможности снисходительно усмехнуться:       — Порой ты меня удивляешь. Ты же сам знаешь, что понять мысли другого можно не только путем легилименции.       — Не знал, что ты другими способами тоже пользуешься, — Снейп слегка хмурится и тут же переводит тему: — Так как предлагаешь к тебе обращаться?       — В твоем случае, — незапланированно возникает короткая пауза, — я бы, пожалуй, предпочел обращение по имени.       — Как скажешь, — смерив его пытливым взглядом, кивает Снейп. — Ты имеешь в виду второе имя?       Самоирония выплескивается однобокой полуулыбкой.       — Нет. Зови меня Том. — Раньше он однозначно предпочел бы Марволо, но почему-то это имя так с ним и не срослось. Возможно, потому, что причин для уважения к деду-волшебнику имелось ничуть не больше, чем для симпатии к ненавистному отцу-магглу.       Снейп обозначает очередной повод для удивления движением брови и переводит на собеседника вопросительный взгляд.       — Так для чего ты меня звал, Том?       — Хотел обратиться с просьбой. Выслушаешь?       — Не вижу причин для обратного, раз уж пришел, — настороженность сквозит в голосе. Снейп не считает нужным ее скрывать.       — Ты мог бы принести мне?.. — "Настороженность твоя напрасна, Северус. А вот удивить тебя я, пожалуй, в очередной раз смогу." — Скрипку.       — Скрипку?       — Да, я когда-то играл на этом инструменте.       — Я помню.       — Но?..       — Но, по правде говоря, ждал, что твоя просьба будет связана с чем-то более прагматичным.       На этот раз Том искренне смеется.       — Знаешь, в чем отличие физической жизни от жизни бестелесного духа, Северус? Конечно, нет. Ты ведь через такое не проходил... В телесных ощущениях, — он невольно смотрит на окно, — и возможности самому творить себе условия существования. И в одном, и в другом я сейчас существенно ограничен, но я могу чувствовать, думать и писать, — выразительный взгляд в сторону вороха бумаг, — пока мне этого достаточно.       — Записи скрыты? — Снейп выглядит озадаченными, глядя на чистые желтоватые листы.       — Да. Несмотря на все эти украшения, магия все еще при мне. Просто она только возле самых пальцев, — будто желая убедиться в сказанном, Том подносит руку к лицу и, внимательно глядя на нее, проводит большим пальцем по подушечкам четырех других, — и дальше, чем на четверть дюйма, распространиться не может. Министерские знают, — сообщает он изумленному Снейпу, — но ничего с этим не делают, поскольку не хотят лишиться возможности получать от меня консультации по чересчур сложным для них вопросам. — Самодовольство мешается с самоиронией. Мелковатый повод для гордости, особенно на фоне вынашиваемых некогда планов. Но все-таки. — А зачаровать я могу разве что собственные записи.       — А скрипка тебе поможет думать?       — Чувствовать, — отвечает Том и отводит взгляд в темный угол комнаты. Снейп хмыкает, и бывший Темный лорд с неожиданной для самого себя горькой улыбкой поворачивается к нему.       — Ты не простил и не простишь, — не вопрос — утверждение. И сорвалось оно невольно, но Том еще не решил, досадовать ему по этому поводу или нет.       Северус некоторое время смотрит на него неверящим взглядом, потом сглатывает и, судя по всему, решает ответить откровенностью на откровенность:       — Незадолго до того, как оказаться здесь, ты сделал немало того, что достойно уважения. Я благодарен тебе за отца, — он снова сглатывает и отводит глаза, будто собираясь с мыслями. — И я, наверное, мог бы все понять и, если нужно, простить... кроме одного.       Снейп замолкает, и Том продолжает за него:       — Лили, — от ее имени в груди просыпается боль, но темный маг умеет это скрывать.       — Тебе же ничего не стоило выполнить мою просьбу, — глядя из-под бровей, тихо, почти шепотом говорит Снейп. — Даже если стояла на пути. Разве это проблема? Ты просто не захотел.       — Значит, даже теперь ты бы предпочел, чтобы в ту ночь умер ребенок?       Вопрос явно неожиданный настолько, что Снейп отшатывается и даже не пытается спрятать растерянность. Сегодня явно не его черед удивлять и ошеломлять.       — Я бы предпочел, чтобы они все тогда остались живы, — наконец, он находит нужные слова и кивает.       Том грустно усмехается своим мыслям.       — По крайней мере, ты сумел простить себя, уже неплохо, — немного прищурившись, говорит он, глядя на Снейпа, и тот вскидывает голову:       — Мне показалось или ты только что намекнул, что сам себе простить не можешь? Того, что не выполнил мою просьбу? — Он саркастично ухмыляется, поскольку не верит в то, что такое возможно. И правильно делает.       — Ты здесь ни при чем, Северус, — еле слышно говорит Том и отходит к зарешеченному окну.       Снейп проницателен, умен и неплохо знает своего бывшего повелителя, но в тот день уходит, так ничего и не поняв. Останавливается в дверях и, обернувшись через плечо, бросает:       — Скрипку принесу.       Том чуть заметно кивает в знак того, что услышал, благодарен.       Все верно. Откуда Снейпу знать, что некогда разорванная душа, пройдя через цикл многократных ревоплощений, начинает срастаться. А срастаясь, она открывается для воспоминаний. И болит. Болит так, что наворачиваются слезы. Темный маг не хочет, чтобы кто-либо видел его слабым не только магически, но и духом. Он надеется, что, выразив боль в музыке, больше не допустит, чтобы она текла по щекам. И незачем Снейпу знать, чего ему в самом деле стоила далекая хэллоуинская ночь в Годриковой впадине(1).

* * *

      Выйдя из стен тюрьмы, Северус глубоко вдыхает влажный морской воздух и несколько раз переводит дыхание. Странный разговор с Реддлом разбередил давно, казалось бы, зарубцевавшуюся рану.       Северус не тоскует по Лили, тем более не думает, что мог бы быть с ней. Иногда его даже посещают мысли о том, что первая, при любом раскладе несчастная любовь была в руках провидения лишь средством, помогшим ему, ни с кем себя не связав, дождаться встречи с любовью настоящей. С Кирой. С ней он действительно счастлив. Но это вовсе не означает, что он может теперь вспоминать о смерти лучшей подруги детства, как о событии незначительном, проходящем, которое легко забыть. И простить ее убийцу. Нет, этого он просто не в праве себе позволить.       "Но что хотел сказать Реддл? Затевал какую-то игру? Не похоже. И зачем? Хочет показать, что встал на путь исправления и надеется... на что? Амнистию? Нет, впечатление выживающего из ума он не производит, скорее наоборот".       В раздумьях Северус доходит до каминной будки — недавнее нововведение, делающее свидания с узниками более доступными — и сталкивается там с Полом.       — Здравствуйте, сэр, — паренек улыбается и кажется самым обычным жизнерадостным подростком. Только на дне серых глаз затаенная тревога — неизгладимый след детских потрясений.       Встреча неожиданная, по вполне вероятная.       — А я пришел навестить мистера Реддла, — бодро сообщает Пол, после того как Снейп ответил на его приветствие.       — Я догадываюсь.       Известие о том, что бывшему обскуром ребенку разрешили свидания с Волдемортом, поначалу шокировало Снейпа. Да, он сам мог подтвердить, что помощь Темного лорда способствовала восстановлению способностей мальчика. Высокого магического потенциала Пол не обнаруживал, но учиться волшебству мог. Однако первой мыслью было: "Мало ли какие идеи захочет заронить Волдеморт в глубоко травмированную душу ребенка, который имел несчастье в полной мере познать жестокость невежественных и фанатичных магглов".       Риск казался неоправданным. Но чем больше Снейп смотрел на Пола в школе, тем больше убеждался, что очередного Темного лорда из него не выйдет. Слишком честный, открытый, несмотря на все пережитое, и добрый. И способности, опять-таки, даже не выше среднего. Хотя в зельях неплох.       Размышления о школьных успехах Пола закономерно напоминают о приближении нового учебного года, и Северус награждает самого себя ехидной усмешкой, не обращая внимания на непонимающие взгляды каминного сторожа, который долго и нудно проверяет его палочку, а потом заполняет журнал.       Все-таки угодил он в сети Минервы. А самое смешное, что с помощью кого? Джеймса Поттера-младшего. "Наверное, встретить парня с таким именем и фамилией в Хогвартсе — это персональная плохая примета для Северуса Снейпа", — издевался тогда сам над собой снова-профессор-зелий.       Случилось это немногим больше года назад, когда его понесло к Минерве в прекрасном и потому непозволительно благодушном настроении. Там он и наткнулся на группку старшекурсников с Поттером во главе. Гарри был крестным их с Кирой первенца Эрика, потому с Поттерами они общались, как говорится, семьями. С их детьми Снейп тоже иногда общался и не отказывался отвечать на вопросы из области естественных наук. Поэтому он не слишком удивился, когда Джеймс обратился к нему в коридоре, хотя в былые времена на такое вряд ли бы кто-то осмелился.       — Здравствуйте, профессор! Извините, вы позволите задать вам вопрос?       — Попробуйте, — изогнув бровь, разрешил Снейп.       — Что вы думаете об обязательности второго закона термодинамики? И верно ли, что его следствием является необратимость времени?       Стоявшие с двух сторон от него Хьюго и Роза Уизли тоже с горящими глазами приготовились слушать.       Снейп одобрительно хмыкнул. Любознательность юного поколения Поттеров и новых близнецов Уизли ему импонировала.       — Во-первых, второй закон термодинамики так же непреложен и обязателен, как и первый. Чтобы создать порядок из хаоса, нужно затратить энергию. Следовательно, в изолированной системе — лишенной притока энергии — могут протекать только те процессы, которые ведут к увеличению суммарной энтропии. Во-вторых, его следствием, действительно, является необратимость времени. Вижу, мисс Уизли, у вас уже созрел следующий вопрос?       — Да! Как это можно увязать с существованием маховиков времени? — тут же выпалила Роза. — Ведь их существование — это факт.       — Правило роста энтропии означает именно необратимость времени, а не невозможность перемещений между временами. И по времени нельзя двигаться поступательно взад-вперед, как в пространстве, потому что на такой прогулке нам пришлось бы вместо всех светящихся и теплых объектов наблюдать втягивающие тепло и свет черные дыры. Кроме того, в силу того же закона любое превращение энергии сопровождается тепловыми потерями, поэтому восстановление, к примеру, сгоревшей свечи потребовало бы больших затрат энергии, чем выделилось при ее сгорании. Это означало бы нарушение также и первого закона термодинамики, а, соответственно, невозможно. Однако маховик не ведет путешественника назад вдоль аллеи времени, — для наглядности Северус материализовал из воздуха небольшую черную ленту, — а делает вот так, — лента изогнулась в петлю. — В итоге тот, кто им воспользовался, оказывается в другой временной точке, просто миновав пропущенный интервал. — Снейп развел руками. Лента исчезла. — Полагаю, я ответил на ваш вопрос?       — Да, спасибо, но можно еще один? — дочка Гермионы только что не подпрыгивала. — Пожалуйста!       — Хорошо, но только один.       — Как можно, перемещаясь с помощью маховика времени, менять прошлое? Разве это не противоречит термодинамическим законам?       — Хороший вопрос. Только замените первые два слова. Не "как можно", а "возможно ли". И советую вам для начала все-таки поразмышлять над ним самостоятельно. Потом можете прислать мне сову с выводами, а в ответном письме я напишу, насколько мое мнение совпадет с вашим.       На том он с молодежью распрощался, но было поздно. Минерва застукала его за той беседой.       — Северус, да признай же ты наконец, что сам соскучился. Тебе же самому нравится нести разумное, доброе, вечное!.. — и прочая ерунда в том же духе. Он вроде бы стандартно отнекивался, морщился и язвил, а потом ни с того ни с сего взял и согласился. Вот, теперь страдай, Северус, по собственной глупости.       Охранник наконец отдал ему палочку, убрал журнал и занялся снятием блоков с камина. А мысли Северуса потекли в прежнем направлении.       Вообще, если быть честным, не так уж сильно он страдал из-за возвращения к преподаванию. Во-первых, он не вел обязательных курсов, а только факультативы по зельеварению и по естествознанию (все-таки физики и химии выпускникам Хогвартса не хватало). Естественно, посещали его занятия только по-настоящему заинтересованные и способные школьники. Как ни странно, таких набралось немало. Во-вторых, было похоже, что он реально соскучился и — кто бы мог подумать! — получал от общения с учениками удовольствие. Это вовсе не означало, что он спускал им с рук нерадивость или оставлял без колкостей бестолковость. Его побаивались, но одновременно к нему тянулись. А язвительные замечания разбирали на цитаты. Так что, в принципе, его все устраивало, как бы он ни изображал при Минерве обратное. Хватка у нее, конечно, не Дамблдоровская, но политика та же. Теперь она его окучивала по поводу деканства. Ну уж нет! На это он не поведется даже под Империо.       "Но бдительность терять не стоит", — напоминает он себе в неизвестно какой раз, выходя из камина в холл собственного дома.       — Папа, папа! — звучит сверху звонкий детский голос. Эрик весело скачет к лестнице, и Северус спешит ему навстречу. — Смотри, как я научился! — восторженно выдает сынок, сбежав чуть больше, чем на треть пролета, и, прыгнув, обращается в довольно крупного волчонка.       Следующий акт представления проносится с молниеносной скоростью. В плечи и грудь Северуса с лету врезаются четыре мягкие упругие лапы. Он, не успев ни увернуться, ни сгруппироваться, теряет равновесие. На мгновение обзор закрывает черная шерсть. А после того, как сын по инерции перемахивает через его голову, Северус уже имеет удовольствие созерцать высокие потолки холла.       Сорванный мыслью: "Что с Эриком?.." — он быстро садится. Но, увидев, что тот уже в человеческом обличье с обескураженным видом, но без слез и видимых повреждений поднимается с четверенек, хмурится.       — Эрик! Ты, конечно, молодец, что научился, — тоже вставая с пола и потирая ушибленное бедро, со сдержанным раздражением строго говорит Северус, — но больше так не делай. Сначала думай.       — Прости, пап.       Искреннее огорчение в больших темных глазах сына в момент развеивает отцовский гнев.       — Ладно, не расстраивайся. Ты, наверное, просто не учел, что стал уже совсем большой. И тяжелый, — многозначительно добавляет он.       — Да, об этом я не подумал, — смущенно улыбаясь, Эрик опускает глаза, а в следующую секунду радостно заверяет: — Но теперь буду этот фактор учитывать!       Северус треплет черные чуть волнистые волосы сына.       — А обратился классно. В прыжке!       — Ага!       — А где мама и бабушка?       — Бабушка в саду, а мама поехала в университет.       В груди появляется привычное копошение тревоги. Он так и не научился оставаться полностью спокойным, когда кто-то из его родных оказывается вне защиты дома и без него. Но свою паранойю Северус держит под контролем, поэтому он не дергает Киру звонками на мобильник, и не посылает патронуса. Просто проверяет индикаторы, встроенные в браслет его наручных часов. Все звенья спокойного серебристого цвета. Можно вздохнуть.       Мать он находит в саду — та возится с розовыми кустами. Северус перебрасывается с ней несколькими фразами и отправляется в свой кабинет. Со слов Эйлин, Кира уехала около двух часов назад и скоро уже должна вернуться. Время до ее возвращения он решает посвятить разбору почты. Для удобства сбора корреспонденции используется нехитрая конструкция: три раструба над углом стола, под ними три лотка — для птичьей почты, для каминной и для маггловской.       Лоток для обычных писем традиционно пуст, переписка с маггловскими партнерами практически полностью перешла в интернет. В лотке для писем, доставленных каминной сетью, пакет из Хогвартса. Минерва шлет примерную нагрузку и предварительный вариант расписания, напоминает об учебных планах. В третьем — письмо из России. На свадьбе Северуса русские друзья быть не смогли из-за занятости Михаила на службе, но потом приезжали. Кира сдружилась с Мирой и Березкой. Родилась традиция хоть раз в год бывать друг у друга в гостях. Вот и теперь Миша приглашает их... на рыбалку. Рыбалка на Кубани — хорошее дело, но в ближайшие полгода-год Северус принять такое предложение не сможет.       Интуитивно он выглядывает в окно и видит въезжающий во двор темно-бордовый седан. Кира паркуется у парадного входа. С чувством терпкой нежности Северус наблюдает, как она выходит из автомобиля и что-то достает с заднего сиденья — бумажный пакет из супермаркета. Надетая навыпуск рубашка топорщится на аккуратном, но уже заметном животике.       Коленкой закрыв дверцу, Кира смотрит на окна дома, замечает Северуса и машет ему рукой. Поприветствовав супругу в ответном жесте, он спешит встретить ее у дверей. Вот, теперь можно быть полностью спокойным.