Когда-нибудь...

— Ну, здравствуй, — насмешливый голос Инка врезался в уши. Я поднял на него глаза и судорожно облизнул губы. Твою мать, вот только его мне сейчас не хватало! Что вообще заставило меня припереться в университет накануне течки?! Прошлые же пересидел дома, да и преподаватели у нас понятливые. Так нет же, взял и приперся! И теперь меня преследует главный кошмар моей несчастной омежьей жизни: Инк, он же Зверь, если выражаться жаргоном переспавших в ним омег. Инка я знаю с самого детства, мы еще в одну школу с ним ходили. Цапались, конечно, а как же без этого, и я не чувствовал к нему ничего особенного… до первой течки. Она-то и расставила все на свои места. И если вы думаете, что во время первой течки я влюбился в него по уши, то вы глубоко ошибаетесь. Наоборот, обострившиеся чувства твердили, что я до мозга костей его ненавижу. Не-на-ви-жу! Инку же, кажется, наоборот снесло крышу. Во всяком случае, с той самой ужасной недели в моей жизни, он все время находится рядом. Поступил в этот университет, хотя планировал в другой, снял себе квартиру рядом с моей, даже рисовальный кружок со мной посещает, хотя таланта ни на грош. И постоянно на меня смотрит, скотина! Меня этот взгляд безумно раздражает, но не могу же я постоянно с ним драться? И так нас уже к ректору вызывали. В общем, сплошные непонятки и глухое раздражение. Я не знал, чего он от меня хочет, но все свои течки старался проводить, запершись в своей квартире и даже закрывая окна. На всякий случай. Но сегодня… — Пошел на хер, — хрипло огрызнулся я, стискивая зубы и отворачивая лицо в сторону. Иррациональная, жгучая ненависть захлестнула с головой, заставляя сжимать кулаки, до крови впиваясь ногтями в кожу — тонкую и нежную, как и положено омегам. Да я в целом будто сошел с картинки учебника по биологии, тип — омега обыкновенный. Тонкокостный, худощавый, низенький, длинные мягкие волосы, которые мне папа настрого запрещал стричь, большущие глаза, пухлые губки. В общем, стандартный, пусть и симпатичный. И запах у меня под стать — сладковатый, свежий. Кажется, клубничный или что-то вроде того. В общем, жуть и ужас. — Это не моя, а твоя прерогатива, — хмыкнул в ответ на посыл Инк, присаживаясь рядом со мной на корточки. Его ноздри раздувались, вдыхая мой аромат. — Какого хрена ты сегодня приперся, идиот? — Тебя позлить, папочка, — съязвил я, впиваясь в губу зубами. Во рту стало горячо и солоно. — Позлил, — серьезно кивнул Инк, наклоняя голову набок. — А теперь марш домой. — А с какого ты мне вообще указываешь? — с губ сорвалось раньше, чем я успел все обдумать и обматерить себя. Вот идиот, ведь мог бы и домой съебаться! — С такого, Эдик, с такого! — я даже возмутиться не успел, как эта падла меня на плечо закинула. Я ему, конечно, по спине кулаком врезал, да только, боюсь, мне же больнее было. И к тому же чертов омежий организм, почувствовав альфу в непосредственной близости, отказался подчиняться мозгу и поплыл. В брюках сразу стало как-то тесновато. Инк слегка усмехнулся и будто бы нечаянно — ага, так я и поверил! — пробежался ладонью по голени. Желание ему врезать сразу же заглушило все остальное, и я, разозлившись, изогнул шею и впился зубами куда дотянулся. Оказалось, в лопатку. Инк встряхнул меня на плече и продолжил идти по направлению к нашему дому, благо, он в двух минутах ходьбы от универа. Когда меня осторожно сгрузили на пушистый ковер в моей собственной квартире, я сразу подскочил на ноги, наплевав на головокружение, и яростно уставился на Инка. — Во-первых, откуда у тебя ключи от моей квартиры, а во-вторых, какого хера ты творишь, ублюдок?! Инк уселся на диван, уставившись на меня внимательными карими глазами, в которых блестели смешинки. Эти искры, которые наверняка нравились всем влюбленным, меня лишь взбесили еще сильнее. — Я сделал дубликат, — наконец ответил Инк. — На всякий случай. Стащил у тебя ключ, пока ты был на паре, а потом вернул. А на твой второй вопрос ты отлично можешь ответить сам, омежка. — Ты что, меня трахнуть собрался? — я прищурился, прикидывая пути отступления. — Да, — спокойно подтвердил альфа. — Имеешь что-то против? Я аж задохнулся от такой наглости. — Да пошел ты на хер, уебок! Чтобы я тебе свою задницу подставил?! Да даже если бы ты был единственным альфой во всем мире, хрен бы я тебе поддался! Да ты… Я разорялся, пылая праведным гневом, а Инк просто смотрел на меня, слегка улыбаясь. Когда мне надоело, я просто оборвал свою речь на середине фразы и развернулся в сторону кухни, ибо в горле ужасно першило, но не успел сделать и шага, как мою талию обвили руки. — Ты от меня с 15 лет бегаешь, Эдик. Сегодня я не дам тебе уйти. Я развернулся к нему лицом, и уже открыл рот, чтобы снова возмутиться, но меня заткнули. Губами. У меня глаза сами собой распахнулись, язык шевельнулся, реагируя на чужеродное присутствие. Лицо Инка оказалось настолько близко, что я мог разглядеть каждую деталь. Родинку над правым глазом, например. Или спадающую прядку челки, немного более светлую, чем остальные. Или подрагивающие ресницы. В сами глаза я старался не смотреть. Первый ступор прошел, и ярость вернулась горячей волной. Я прищурился и укусил чужой язык, хозяйничающий у меня во рту. Инк отстранился, облизнул губы. Он все еще улыбался, немного ехидно и немного нежно. Стоп, что? Нежно?! — У тебя крышак поехал, или что? — прошипел я, скалясь. — Да, — спокойно кивнул Инк. — Абсолютно поехал. Его руки продолжали сжимать меня в объятиях, и альфа наклонился к моему уху, шепча в него: — С того самого дня, с самой первой твоей течки, у меня поехала крыша. Ты очарователен, ты знаешь об этом? В тебе прекрасно все: лицо, тело, душа… Я слушал, и не мог поверить, что Инк все это говорит. Да он однозначно поехавший! Именно эту фразу я ему и выдал, но альфа только усмехнулся, слегка печально, и снова накрыл мои губы своими, на сей раз крепко прижав меня к себе, без шанса вырваться. Его рука проехалась по ребрам, вырвав глухой стон и резкое обострение течки. В штанах сразу стало влажно, член встал, как по команде. И это из-за простого поцелуя! Гребаная течка… Инк пробежался пальцами по моим груди и животу, расстегивая пуговицы рубашки, не прерывая поцелуя. Его руки, которые на поверку оказались ужасно горячими, огладили бока, живот, поднялись на грудь. Я дернулся, когда они зажали соски, и отстранился от его губ. Возбуждение не заслонило собой ненависть. Я все еще его ненавидел, до одури, до такой степени, что хотелось выцарапать ему глаза и выкинуть к херам из своей квартиры, оставшись пережидать течку с мороженым и сериалами, на пару с небольшим анальным вибратором — моим лучшим другом и спасителем. Но настойчивые руки, горячие губы и усилившаяся течка не давали мне вырваться. Я ненавидел Инка, за то, что он принуждает меня, и ненавидел себя, за то, что не в силах ему противостоять. Я закрыл глаза, скрывая от мира невольно вырвавшиеся слезы, и обвис в надежно удерживающих меня руках. Инк воспринял это как капитуляцию, коей мое действие, собственно, и являлось, и подхватил меня, прижимая к груди. Я отвернул голову, закусил начавший рубцеваться шрам на губе, чтобы не всхлипнуть. Возбуждение, чертово возбуждение течного омеги, действовало мне на нервы и не позволяло сию же минуту вырваться и сбежать. Да и куда бежать-то, со стояком и льющейся из задницы смазкой? До ближайшего прохожего альфы, который уж точно церемониться не станет? Удушающая ненависть к себе и осознание полной безвыходности сложившейся ситуации долили масла в огонь начинающейся истерики. Но я мужественно сжал зубы и не позволил себе разреветься. Только сильнее зажмурил глаза. Инк бережно уложил меня на мою же кровать, избавил от остатков рубашки и брюк, подцепил пальцем резинку трусов. Я продолжал жмуриться, хотя тело уже бесстыдно выгибалось навстречу прикосновениям сильных рук. Кстати, он невероятно осторожен, — подумалось мне. Даже слишком. Нежен, аккуратен. Ласков?.. Что за… Додумать мысль я не успел, поскольку мой член освободился от ткани, и обжигающие пальцы скользнули по всей длине, от основания до головки, чуть погладив последнюю. Я выгнулся и простонал, ненавидя себя за этот пошлый звук, но не в силах сдержать его в себе. Инк, наверняка усмехнувшись, склонился и лизнул кожу на животе. Длинно, мокро. Так приятно и так противно! Когда же его язык добрался до ануса, мягко облизывая его и чуть надавливая, я чуть не свихнулся от противоречивых ощущений. Но глаз так и не открыл, хотя собравшиеся под веками слезы нещадно жгли. Я упустил момент, когда меня перевернули на живот, подныривая под него рукой и медленно надрачивая. Я плыл, теряясь в приятнейших ощущениях и остром чувстве презрения к омежьей природе. Однако стоило твердому члену Инка упереться в мою задницу, как последнее перехлестнуло через край. Слезы полились из-под век, хотя больно не было. Ощущение наполненности было приятным, медленные толчки и хаотичные поглаживания всего тела послылали горячие волны, расходящиеся мурашками по коже. И все эти ощущения отнюдь не помогали успокоиться. Сейчас я ненавидел Инка еще сильнее и острее, чем когда-либо. — Тише, Эдик, не плачь… — Инк, похоже, принял мои слезы за знак боли. — Потерпи, станет легче. — Пошел ты, — огрызнулся я срывающимся голосом. — Без твоих мудрых советов обойдусь, скотина! Хотелось вырваться, убежать, невзирая на неудовлетворенное желание, забиться куда-нибудь подальше и просто разреветься, первый и единственный раз в жизни. Но тело наотрез отказывалось подчиняться сознанию. Тело выгибалось, стонало, подставлялось под ласки и укусы. Я даже не заметил, когда на моей шее расцвела метка, а внутри разбух узел. Оргазм был просто оглушающим, до звезд в глазах, мышцы расслабились, нервы лопнули, и я, распластавшись на кровати, дал себе волю. Уткнувшись лицом в простынь, я позорно ревел, содрогаясь от отвращения. — Эдик? — испуганный голос Инка раздался прямо над ухом, а затем он сгреб меня в охапку, прижав к своей груди. — Ну что, хороший мой, что случилось? — Что случилось?! — я дернулся, и если бы не сцепка, развернулся и врезал бы ему. — Ты меня только что формально изнасиловал, гад! Еще и метку поставил! Ты вообще задумывался о том, что я, может, не хочу с тобой жизнь связывать?! Ах, прости, о чем я, ты же у нас не способен о чувствах других задумываться! Лишь бы тебе было хорошо, а остальное побоку, да?! Ублюдок, как же я тебя ненавижу! Моя истерика набирала обороты. Я кричал на него, захлебываясь словами и слезами, утопая в презрении к себе. Инк молчал, на на этот раз не улыбался. Его лицо выражало растерянность. — Эдик, подожди… — он попытался что-то сказать, но я не был намерен его выслушивать. — Как только узел спадет, проваливай из моей квартиры! — рявкнул я, снова утыкаясь лицом в простынь. Мне хотелось уснуть, забыть обо всем, что произошло. Когда сознание померкло, я воспринял это с благодарностью. Проснулся я уже в одиночестве. Инк выполнил мою просьбу и ушел, забрав с собой вещи и даже приведя постель в порядок. Течка продолжалась, так что я поднялся и, шатаясь, направился на кухню. Мне ужасно хотелоь пить и чего-то сладкого. На столе обнаружилась записка. Выкинув ее в мусорку, даже не читая, я подошел к холодильнику. Когда я вернулся в университет, первое, на что я наткнулся, был взгляд Инка. Несмотря на солнечную погоду, пришлось надеть высокий свитер, дабы скрыть метку. Мой отец говорил, что есть способы от нее избавиться. Закончу с сессией — обращусь к врачу. Ходить с ней до конца жизни я не собирался. Инк смотрел на меня как-то непонятно, но этот взгляд раздражал больше обычного. — Ты в порядке? Выглядишь как-то угрюмо… — мой друг из числа омег, Лик, заботливо заглянул мне в глаза. — Все нормально, — пробурчал я, демонстративно отворачиваясь от Инка. — Так, течка не задалась. — Бывает, — сочувственно кивнул Лик и испарился. Ему надо было на пары в другой конец универа. Под конец дня, когда я почти успокоился, занятый учебой, Инк вдруг подошел ко мне. — Привет… — Пошел на хер, что тебе еще от меня надо? — я вовсе не был настроен на поболтать. — Я извиниться хотел. Ты ведь не читал мою записку, верно? — Очень надо ее читать, — фыркнул я. — И ты серьезно считаешь, что такое можно простить? Ты меня пометил, сволочь, знаешь, как трудно потом жить с меткой?! А скольких трудов стоит ее свести? А, впрочем, какое тебе дело! Я поднялся из-за парты, скинул тетради в сумку и направился к выходу. Внутри было очень горячо, глаза снова начинало щипать. Когда-нибудь я научусь жить с этой ненавистью к себе. Когда-нибудь, но не сейчас.