О маленьких людях

      Наш мир зациклен на больших величинах. Все говорят о гигантских небоскрёбах, великих героях и могучих богах. Но под небоскрёбами, в тени героев и под стрелами богов живут незаметные люди, маленькие человеки, о которых помнит только горстка друзей и потомков. О таких людях не поют легенды, их не рисуют на широких полотнах. Но иногда они тоже достойны внимания.       Всё началось на маленькой планете Земля. Всё всегда начинается здесь. Смотрите, вот маленький домик с пятью этажами, вот девочка Китиара, которая рисует драконов и мечтает стать рыцарем. Мама девочки улыбается, глядя на неё, и расчёсывает длинные (тогда ещё длинные) волосы.       Вот маленькая планета Земля, вот маленький город (вспомнить бы, как называется), вот два маленьких мальчика, один из которых, кажется, родился мёртвым. Китиара не верит в смерть. Она кричит, она плачет, она требует, чтобы братик выжил. Она сама подаёт повитухе пелёнки, бегает по больнице, разыскивая того, кто поможет. Мальчик выживет, девочка станет хирургом.       Вот маленький концертный зал, а в нём — маленький человек со скрипкой. Карамону скучно, он ёрзает на своём месте, разглядывая потолок. Рейстлин сидит, затаив дыхание. А смычок танцует по корпусу скрипки, вычерчивает странные па — сам себе балетмейстер, сам себе музыкант. И мелодия льётся — не грустная, не печальная, но задевающая что-то в сердце, будто на голых нервах танцует смычок, по струнам души летит рука музыканта. Китиара утром пойдёт в музыкальную школу. Рейстлину подарят скрипку.       Вот два маленьких гроба, в которых лежат родители мальчиков и Китиары. Дети остались одни. Ей только исполнилось восемнадцать — гулять да гулять, а она сидит с младшими братьями.       – Ты не должна тратить время на нас,– говорит Карамон.       Китиара смеётся. Никому она ничего не должна, кроме собственной совести.       Наступает зима, в доме становится холоднее. Китиара учится в университете, подрабатывает тренером фехтования и проводит время с любовниками. Карамон стоит у плиты, Рейстлин — наводит порядок в доме. Старый Отик из маленького кафе под домом соглашается нанять старшего близнеца в качестве повара. Карамон готов на всё, если это поможет семье.       За ужином они все молчат. Близнецы с детства стараются отойти друг от друга подальше, будто знают, что если сблизятся слишком — случится что-то непоправимое. А Китиара не любит говорить. Да и о чём с детьми разговаривать? Об учёбе, разве что...       Китиара привыкла орудовать скальпелем, она знает, что в теле человека 207 костей, но понятия не имеет, как воспитывать двух мальчишек. Они воспитываются сами, как могут. Порою жестоко, порою неправильно, но что уж поделать? Карамон слишком добрый, Рейстлин — слишком умный. Говорить из всей их семьи любит только один человек. Китиара предпочитает молчать, Рейстлин выражает мысли смычком. И когда всё пошло не так?       В этой семье всегда исполняют свои обязанности, у всех есть любимое дело и личное пространство, но они не помнят, когда у кого из них Дни рождения. Это неправильно?       Китиара встречает Рейстлина поздно ночью в двух кварталах от дома. Ей уже двадцать два, она может позволить себе шататься, а вот что здесь делает мальчишка? Она ловит его, заглядывает в покрасневшие глаза. Плакал, что ли? Китиара обнимает его за плечи — без слов, как всегда — приглаживает волосы и позволяет уткнуться носом в плечо.       – Мальчики не плачут,– шепчет он.       – Глупости всё,– отвечает она. Если бы у Рейстлина была с собой скрипка! Он бы положил её себе на плечо, взмахнул широким рукавом и отгородился ото всех Вивальди, Моцартом, или кто там сочинял музыку? Но сейчас у него её нет, и он чувствует себя слабым и безоружным. Только и остаётся, что обнимать сестру, закусывая губу, чувствовать её грубую ладонь в своих волосах и щекотное дыхание в районе макушки.       «Я не позволила тебе умереть тогда, я не позволю тебе сдаться сейчас, мой маленький братик.»       Они с Рейстлином всё-таки сближаются. Сидят вместе долгими вечерами, пока Карамон пропадает у Отика и его симпатичной дочурки. Китиара считает старшего близнеца недалёким, Рейстлин — всего лишь добрым. «Иногда мне кажется, что я могу читать его мысли. И он мои — тоже. Но, знаешь, если мы будем пользоваться этим часто или позволим себе подружиться друг с другом, случится что-то страшное. Я просто знаю.»       – Добрый вечер.       Вот маленький парк, в котором Рейстлин репетирует. Вот перед ним стоит юноша с мольбертом и красками. Чёрные волосы собраны в хвост, тёмные глаза смеются. Рейстлин кивает и продолжает играть. Юноша стоит рядышком и рисует солнечный свет, играющий в ветках, белый снег (намного белее, чем он есть в жизни) и тонкий силуэт со скрипкой. Они видятся здесь не в первый раз. На самом деле, Рейстлин не знает его имени и понятия не имеет, почему они приходит сюда в одно время, но ждёт этих встреч, как чего-то важного. Они не разговаривают в привычном для всех понимании. Рейстлин выражает всё через музыку (он говорит обычным языком только с Китиарой), юноша — через краски. Сейчас Рейстлин играет «Весну» Вивальди, назло природе. Юноша улыбается и, подумав, добавляет на картину подснежники. Протестовать — так вместе.       Карамону тесно в тишине. Он ненавидит молчаливые стены своей квартиры и громкий визгливый смычок Рейстлина. Он не видит ничего красивого в завываниях скрипки, но, конечно, не говорит об этом. У Отика по-другому. У Отика в кафе запах чая и свежего хлеба, шоколада, глазури и молока. А ещё там есть рыженькая Тика, которая хорошеет с каждым годом и очень нравится Карамону. (Он ей тоже, но они пока об этом молчат). И Карамон не то, чтобы не пытался принести лето в родную семью! Но Китиаре нравится зима, Рейстлин за окно смотрит раз в пол года (он так думает), и Карамону проще уйти в кафе, чем продолжать что-то делать для них.       Китиара приходит домой где-то раз в месяц, Карамон всё больше времени проводит у Отика, а Рейстлин возвращается в квартиру только поспать. И не то, чтобы им было плохо, и не то, чтобы кто-то хотел изменить это, но... Но именно так.       – Даламар.        Рейстлин вопросительно поднимает бровь.       – Меня зовут Даламар Арджент.       Он кивает:       – Рейстлин.       В этот раз они встретились в консерватории. Тут проходит первое серьёзное выступление Рейстлина, и тот честно не знает, как про концерт узнал этот художник, но с благодарностью принимает на сцене букет васильков. Китиара, сидящая в первом ряду, одобрительно улыбается и хитро щурится, глядя на них.       Когда брат с сестрой возвращаются, то застают дома Карамона и Тику. Парочка мирно пьёт чай в кухне, но по красным щекам девушки и шальному блеску глаз брата и Китиара, и Рейстлин понимают, что пропустили самое интересное. Китиара хмыкает, Рейстлин делает вид, что ничего не заметил. Тика спешно заваривает ещё чаю.       – Васильки? Что за девушка вручила тебе этот странный букет?       Карамон спрашивает больше в шутку, чем всерьёз. Цветы неожиданно уместно смотрятся в бледных руках, хотя сам Карамон предпочитает яркие тона. Китиара снова хмыкает, а Рейстлин, вот чудо, улыбается.       – Это страшная тайна, брат. И если ты узнаешь её, мне придётся скормить тебя дракону.       Вот маленькая кухня, где четверо людей пьют чай, шутят и смеются, впервые, кажется, за долгое время. А на следующий день Рейстлин с Даламаром идут в кафе.       Даламар похож на Китиару. В чёрных ли волосах дело, или в точных, резких движениях, или в широкой размашистой походке — она не знает, но видит в том, что Рейстлин сошёлся именно с ним, своеобразный реверанс в свою сторону. Она смотрит на обоих мальчишек — одного — за скрипкой, другого — за мольбертом, и думает, что, пожалуй, всё идёт хорошо.       Но потом Рейстлина выгоняют из консерватории. Причина глупа и банальна — нагрубил не тому человеку. Китиара пытается как-то помочь, но не помогает. А Карамон приходит вечером от Отика, смотрит пристально, и говорит в своей обычной манере:       – Ты больше не сможешь туда вернуться.       – Ты потерял многое.       – Я понимаю.       Рейстлин злится и кричит:       – Как можешь ты понимать!       Он ругается долго, со страстью и вкусом, а старший братец сидит тихо и упрямо молчит. Ну что, спрашивается, за дело — браниться, когда тебе не отвечают?       – Ты можешь пойти в мьюзик-холл.       Рейстлин замирает на секунду, и медленно садится на стул. Карамон замечает, что там наверняка нужны молодые таланты, но если нет, всегда можно начать поиски в интернете, а в крайнем случае — играть у метро. Его уверенный тон успокаивает много лучше, чем все сожаления сестры. Рейстлин устало садится рядышком, они пьют чай. В молчании, как всегда, но теперь оно какое-то не такое, как обычно. Карамон улыбается и обнимает близнеца, Рейстлин неуверенно обнимает в ответ.       – Спасибо, брат.       С Даламаром они встречаются вечером, и художник уже, по непонятным причинам, в курсе событий. Рейстлин не хочет говорить об этом, и Даламар покорно молчит, касается тонких пальцев, ни на чём, в общем, не настаивая, и просит сыграть. Он понимает скрипку Рейстлина, иногда лучше, чем Рейстлин сам понимает себя.       Вот маленький зрительный зал, вот премьера спектакля, в котором Рейстлин играет в оркестре. Китиара, Карамон с Тикой и Даламар тут же, сидят и ждут начала. Занавес открывается, входит дирижёр, начинается музыка. Потом на сцене появляется некто в чёрном (подсказка: это главный герой), и заводит первую арию. Китиара отмечает, что для такого голоса нужно иметь очень хороший пресс, Тика думает, что певец не доедает, Карамон тихо дремлет (ну не любит он музыку!), а Даламар слушает скрипичное соло и улыбается. Он всё ещё понимает игру Рейстлина лучше его самого.       Потом они все вместе идут домой. В гости к Рейстлину, если точнее. Карамон и Тика живут в бывшей квартире Отика над кафе, а Китиара снимает квартиру. Не потому, что не может себе позволить купить, а потому, что не хочет привязывать себя к одному месту. Через неделю начинается выставка, в которой есть работы Даламара, и она, конечно, идёт туда. Прямо к трём картинам, одна из которых — её портрет.       Смотрите, вот маленькая галерея, в которой висят три маленькие картины. Красивая женщина с короткими (уже короткими) чёрными кудрями смотрит на них. Она знает, с кого писались работы, но не может узнать. Вот, на первой, могучий воин в золоте. Рядом с ним стоит девушка с огненными волосами, тоже в доспехах, тоже с мечом. Позади них — крепость с темнеющим флагом и серебряные драконы под облаками. И не скажешь, взглянув, что воин позировал в фартуке, а девушка — со сковородкой.       На центральном полотне (оно висит чуть выше двух других) — комната в полумраке да маг, сжимающий посох костлявыми пальцами. У него золотистая кожа, седые волосы и зрачки в форме песочных часов. (Даламар по-своему представляет красоту и любовь). Китиара помнит, как художник рисовал этот портрет. Оригинал мага никогда не любил свою бледную кожу, тощее тело и прозрачные серые глаза, эта картина пришлась ему по вкусу.       – Если я сейчас загадаю желание чтобы портрет старел вместо меня, оно исполнится?– спросил тогда Рейстлин.       Даламар сначала непонимающе пожал плечами, а потом улыбнулся:       – Конечно.       Китиара всматривается внимательнее. Кажется, на лбу мага с портрета появилась морщинка... Она делает шаг назад и фыркает. Привидится же такое!       На третьей картине изображена она сама. В синих доспехах, на синем драконе, с мечом в руке (она позировала с настоящим мечом, в отличие от Карамона). Китиаре очень нравится её хищный взгляд на портрете. Но женщина переводит глаза на девушку рядом — златовласую, остроухую, в золотой броне. Эта эльфийка выглядит так ванильно-пресно, что сводит зубы. Типичная принцесска из галимого фэнтези. Китиара в жизни бы не клюнула на подобное чудо. Но Даламар художник, и он так видит. Спорить с художниками — дело гиблое. Особенно, если у художника есть группа поддержки в лице двух её братьев. Она отворачивается и тихо выходит из залы.       Её братья выросли достаточно, чтобы она могла не волноваться о них. Она путешествует по миру, работает во всех странах. Хороший хирург всегда найдёт место для себя. Иногда звонит близнецам, чтобы увидеть широкую улыбку Карамона и счастливые глаза Рейстлина, услышать звонкий смех Тики и тихие смешки Даламара. Они собираются вместе где-то раз в месяц, по воскресеньям, Китиара специально звонит именно в такие дни. Они рады ей, как ни странно. А она, она тоже рада за своих младших братьев. Это правильно?       В одном из многих городов она вступает в клуб фехтования, чтобы вспомнить старые навыки. Китиара всё ещё обожает холодное оружие и ведёт коллекцию. В этот день она заходит в тренировочный зал и сразу видит нового человека. Девушку, если точнее, но лица под маской не разглядеть. Китиара улыбается:       – Дружеская дуэль?       – С удовольствием.       Они борются долго, почти на равных. Выпад-блок-удар-удар-блок, смена позиций, повторить ещё раз. Рапиры целуются в воздухе, девушки ходят легко, если не знаешь, на что смотреть, и не поймёшь, как тяжело идёт битва. Китиара всё-таки побеждает, её противник выпускает оружие и почти падает на пол, но Кит благородно подхватывает её, ставит на ноги. Девушка снимает защитный шлем, и Китиара не может сдержать вздоха: лицо под маской — точь-в-точь портрет в галерее. И глаза, безжизненные на холсте, оказываются яркими, живыми, с пляшущими искрами внутри. Они смотрят друг на друга много дольше, чем позволяют приличия, но сейчас это кажется правильным.       Китиара первой называет имя. Лорана первой предлагает встретиться ещё раз. Она не эльфийская принцесса и не рыцарь, она не носит золотые доспехи. Обычная девушка, учитель английского, фехтовальщик. Немного незрелая, немного красивая и немного влюблённая.       – Ты выглядишь счастливее, чем раньше,– говорит Рейстлин при новом разговоре, а Даламар хитро щурится, всё понимая без слов.       «И всё-таки я был прав.»       Вот маленькая планета Земля. Вот маленькая квартира, где собираются в Новый год три очень разных семьи. Китиара знакомит братьев с Лораной, та, оказывается, когда-то училась с Даламаром в одной школе. Тика и Карамон угощают сладостями по их особому рецепту, Рейстлин играет вальс. Они видят друг друга не так часто, чтобы прятаться за скрипками и работами, они искренне рады встрече. Эти шестеро не живут в небоскрёбах, и они, уж точно, не герои, о которых будут слагать легенды. Наверное, потому они и счастливы.