Предрождественское чудо

Накануне Рождества у них внезапно не оказалось серьёзных проблем. Городу не грозила смертельная опасность, никто не умирал, не сражался, не пытался захватить мир. Жизнь текла своим чередом: люди украшали свои дома, лениво ходили на работу в предвкушении праздника, выбирали подарки и разбирались с повседневными неприятностями. С учётом того, что Бейкон-Хиллс был маяком для всякого рода нечисти, это было удивительно: настоящее предрождественское чудо. И пусть это настораживало, радость перекрывала подозрительность. Она почти физически ощущалась — искрила в воздухе и приятно шипела на кончике языка: радость с привкусом шампанского, пахнущая елью и корицей, блестящая красными шарами и переливающимися гирляндами. Радость пьянила и позволяла легкомысленно забыть о проблемах — хотя бы на несколько минут. Им это было нужно, как никому другому. Поэтому Дерек — вечно хмурый, обремененный проблемами Дерек — предложил стае отпраздновать вместе. Всего один беззаботный вечер — они ведь заслужили. И ребята согласились. Абсолютно разные, спаянные общими невзгодами, собранные обстоятельствами, медленно, но верно притирающиеся друг к другу — их слишком многое связывало теперь, чтобы они могли все еще чувствовать себя чужими. Лидия решила, что они пойдут на каток, и они пошли. Потому что Дерек, конечно, был альфой, но Мартин никто кроме Эллисон не мог переспорить. А остальные не особо хотели. Тем более, всех более или менее устраивала эта идея. Кроме Скотта, но его мнение точно никто спрашивать не собирался. И отказаться не получилось: «на свет божий» вытащили даже Питера. И хотя в отличие от него Скотт был рад вечеру с друзьями, с катком у него были куда менее теплые отношения. И это…смущало. Потому что пока о том, что он полный лох на льду знали только Эллисон и Стайлз (Лидия не помнила то их двойное свидание), и ему совсем не хотелось расширять этот узкий круг «посвящённых». Стоило ему представить, как он перед всеми пропашет носом лёд и весь вечер будет лежать на нём звездой — а перспектива была именно такой — Скотту становилось дурно. Но порой унижения неизбежны. Поэтому Скотт немного повздыхал и мужественно смирился с будущими насмешками — беззлобными и не очень (Питер точно злодейски обхохочется). Возможно, где-то глубоко в душе он надеялся, что не один с трудом стоит на коньках так плохо катается. Но, когда они пришли на каток, его надежды рухнули Вавилонской башней. То, что в Лидии и Эллисон умерли олимпийские чемпионки по фигурному катанию он, конечно, знал. Что в Питере тоже — догадывался. Но остальные ребята тоже неплохо катались. Стайлз вился вокруг неспешно кружившего по катку Дерека, что-то ему безостановочно экспрессивно рассказывая-доказывая, хотя Хмуроволк не спорил (он привычно молчал, пусть и немного менее угрюмо, чем обычно). Эрика каталась за руку с Бойдом, и это выглядело…мило. Они были очень контрастной, но гармоничной парой. Большой флегматичный Вернон смотрел на светлую лихорадочно шумную, хрупкую на его фоне Эрику очень нежно и ласково, касался осторожно, словно боясь навредить, и готов был защитить от всего мира. Нарочито эпатажная стервозная Эрика, ежеминутно пытающаяся доказать окружающим всё то, что не могла раньше, рядом с ним была спокойнее и мягче. С Бойдом не надо было защищаться. Глядя на них, Скотт не мог сдержать улыбки. А Айзек… Айзек притормозил у бортика и смотрел на него, приподняв бровь. — Ты решил весь вечер на скамейке просидеть? — спросил он, ухмыльнувшись. — Что? Нет, конечно, нет. Я просто… — Уже полчаса завязываешь шнурки. — …да. Трудно отрицать очевидное. Айзек улыбнулся шире, и Скотт опустил глаза на уже три раза перешнурованные коньки, потому что это был запрещенный приём. Нельзя так смотреть, так улыбаться, так выглядеть… — Помочь? — Нет! Я уже всё, — торопливо сказал Скотт и встал, держась за скамейку как утопающий за соломинку. Перед смертью всё равно не надышишься. Вот бы ему сейчас хоть чуточку той самоуверенности, с которой он ступил на каток в первый раз. Айзек внимательно смотрел на его отраженную на лице внутреннюю борьбу и всё ещё улыбался, но совсем не насмешливо. — Твоё сердце стучит, как бешеное, — констатировал факт, когда Скотт встал на лёд, до побелевших костяшек вцепившись в бортик. — Разве? — Ага. — Айзек, почему ты тут стоишь? Иди катайся со всеми. — А может, я не хочу со всеми, — ответил он, спокойно и немного с вызовом глядя в глаза хмурому Скотту. Тот тяжело вздохнул и отвернулся. — В чём проблема, Скотт? — В том, что кто-то боится, — насмешливо протянул проехавший мимо Питер. Маккол попытался испепелить его взглядом, но Хейл только фыркнул, нарочно показав какую-то особенно сложную комбинацию, хвастаясь. Айзек внимательно посмотрел на Скотта и сказал: — Давай я помогу? Это не сложно. Скотт посмотрел на него одновременно удивлённо и скептично. — Ещё как сложно. — Чувак, мы справились с охотниками и безумной ящерицей-оборотнем. А это всего лишь лёд. — Да сражаться с Джексоном было в сто раз проще! Айзек улыбнулся и, цепко взяв его за локоть, потянул за собой. — Стой! — закричал Скотт, до последнего цепляясь за бортик. — Всё хорошо, — мягко улыбнулся Айзек. — Главное не стоять на месте. — Я падаю! — Ты не падаешь, Скотт. — Падаю! Айзек до боли закусил губу, чтобы не засмеяться. У Скотта правда было очень смешное беспомощно-напуганное лицо. Но, потеряв опору в бортике, тот намертво вцепился в него обеими руками, и ради этого Айзек готов был немного помучиться. Они медленно, но верно проехали несколько метров, и это уже было неплохо. Но потом Питер «случайно» задел Скотта, и тот потерял равновесие, утягивая за собой Айзека. — Твой дядя — мудак, — сказал видевший это Стайлз Дереку, и тот согласился, игнорируя возмущенный возглас старшего Хейла, который, конечно, всё слышал. — Подумываю убить его, — поделился с Айзеком Скотт, пока они поднимались. — Ну, сначала тебе придется его догнать, — рассудительно заметил тот. — Продолжим? — Продолжим, — вздохнул Маккол, смирившись. Айзек галантно подставил локоть, улыбаясь, и Скотт даже не стал на него рычать, только сверкнул пожелтевшими глазами для профилактики. На Айзека невозможно было злиться. И обаятельный кудрявый чертенок без зазрения совести этим пользовался. — У тебя определенно есть потенциал. — Врёшь, — буркнул Скотт. — Ладно, — рассмеялся Айзек. — Ты безнадёжен. Но я верю в чудеса. Он поехал быстрее, и Скотт, начав понимать схему и уловив ритм, смог подстроиться под его темп. Айзек смотрел на его сосредоточенное лицо, не сдерживая улыбки и думая, что надо найти где-нибудь фальшивую омелу: и традицию соблюдут и без последствий обойдется. Через какое-то время Скотт почувствовал себя немного увереннее и смог оторвать взгляд ото льда. — Что? — спросил, заметив взгляд Айзека. Тот пожал плечами, улыбаясь, и Скотт невольно засмотрелся на его губы: Айзеку действительно шла улыбка. Поломанный голубоглазый мальчик, жертва, у которой выросли клыки — его безумно хотелось видеть счастливым. Скотт посмотрел ему в глаза, как всегда, немного растерянно (он и сам не знал, почему так реагирует), приоткрыл рот, но так ничего и не сказал, только крепче сжал его локоть. «Да хоть бы и настоящая омела, — подумал Айзек. — Сегодня же попрошу у Дитона веточку, у него должна быть…». Они со Скоттом так и ехали, молча глядя друг на друга и не замечая ничего вокруг. Ребята их тактично объезжали, изредка понимающе переглядываясь, но не отпуская комментариев. Все, кроме Питера, конечно, он не мог промолчать. — Да поцелуйтесь уже, — ворчливо бросил старший Хейл, проезжая мимо. — А то у меня сердце кровью обливается от этой недосказанности. — У тебя нет сердца, — флегматично заметил Дерек. Питер закатил глаза, но скорее для проформы — репутация отъявленного злодея всегда ему льстила. Скотт скрежетнул зубами. «Может, к черту омелу? — подумал Айзек. — Свалю вину на Питера, если что, он идеальный козёл отпущения». — Не бери в голову, он же шутит, — сказал Скотт, по-своему растолковав напряженную задумчивость Айзека. — А я нет. Посмотрел на Скотта как перед прыжком с обрыва, и через миг тот почувствовал его теплые губы на своих. От неожиданности потерял равновесие и упал на спину, на автомате крепче хватаясь за Айзека, повалившегося сверху. — Айзек…? — спросил, когда тот отстранился. — Мне примерещилась омела, — улыбнулся он, но за его шутливым тоном проглядывал страх. Страх, что Скотт не поймет, оттолкнет, ударит. Скотт слышал биение его сердца: оно набатом стучало в ушах. Или это было его собственное? Хотелось, чтобы Айзек снова улыбнулся по-настоящему и остаться вдвоем. Хотелось ни о чём не думать. Скотт обнял Айзека и ободряюще улыбнулся. — Вот бы сейчас на кровати лежать, да? Я себе уже всю задницу отморозил. — Да ты романтик, Маккол, — рассмеялся Айзек. Скотт поцеловал его и показал фак присвистнувшему Питеру.