The Long Walk (Долгая Прогулка)

Он шел по проклятой безликой дороге шесть бесконечных часов. Подошва далеко не новых ботинок уже окончательно стерта, в плечо до боли впивается ремень от лютни, и мужчина беспокоится о том, что последних остатков воды надолго не хватит — особенно, если он, блядь, продолжит плакать. Лютик хотел бы хоть раз в жизни отключить свои мысли и спрятаться от разлома, зияющего прямо в сердце. Но с этим всегда были проблемы; в детстве мать постоянно говорила, что он слишком ранимый. И сейчас он ненавидит, что может буквально чувствовать, как, поддавшись лирике момента, новая баллада складывается в его сознании — еще одна песня о Геральте из гребаной Ривии. Палач, присяжные и… - Я буду петь об этом ублюдке до тех пор, пока не упаду замертво, не так ли?- говорит он, утирая руками слезы, злится, что уже знает ответ на этот вопрос. Примерно через милю он слышит топот копыт, приближающийся к нему, и прячет лицо, надеясь, что на него не обратят внимания. Но вместо этого лошадь начинает замедляться, и путник останавливается рядом. - Лютик. - Меня не нужно подвозить, Геральт, - не оглядываясь, говорит он сквозь стиснутые зубы. - Мне очень нравится прогулка, и мои ноги нисколько не болят, спасибо. Доброго дня. Вздох. - Лютик, это... Он перебивает его, надеясь, что непрекращающейся болтовни будет достаточно, чтобы прогнать Ведьмака, что ему не придется лицезреть Геральта, сидящего верхом на своей лошади, и жалеть его. - В любом случае, прогулка на природе - катарсис для творческого ума. Я работаю над новой балладой под названием "Белый засранец". Или тебе больше нравится "Белая Задница"? Или, может быть, ... Он слышит, как Геральт спешивается, прежде чем твердая рука хватает его за плечо. - Лютик, остановись. Прошу тебя. Бард, не подумав, резко оборачивается, и лютня, издав печальный звук, ударяет Ведьмака в грудь. - Чего ты от меня хочешь, Геральт? - хрипит он, срываясь на крик. - Ты сказал мне, что хотел бы, чтобы меня не было рядом, так что я ухожу. Я делаю то, что ты просил, не так ли? Взгляд янтарных глаз, направленных на него, как всегда непостижим, и Лютик чувствует чистое безумие, поднимающееся в груди. Он пытается остановиться, но слова так и просятся выйти наружу. У него никогда не получалось сдерживаться, но сейчас рушатся последние остатки его самообладания. - Ты держал меня рядом так долго только для того, чтобы сказать, что никогда меня не хотел. Тогда почему я здесь, Геральт? Почему ты поцеловал меня той ночью? И почему, черт возьми, ты просыпался рядом со мной столько раз? Я знаю, что ты весь такой независимый, Геральт, но я думал, что ты, по крайней мере, хотел видеть меня рядом. Мне все равно, любишь ли ты кого-то еще, трахаешь ли ты кого-то еще... Видит Бог, я сам влюбляюсь в половину людей, которых встречаю, и еще половину из них укладываю в постель... Но я годами следовал за тобой, пел баллады твоей храбрости, потому что верил, что под всей этой нарочитой грубостью, ты на самом деле хочешь, чтобы я был рядом. Но теперь мне ясно, что я всегда был лишь обузой, поэтому, пожалуйста... Просто оставь меня в покое. Гнетущая пауза начинает затягиваться, когда Геральт, наконец, опускает взгляд. - То, что я сказал тебе, было жестоко, Лютик. Я злился из-за Йен, а ты был легкой мишенью. Пожалуйста, прости меня. Мозолистые кончики пальцев мягко вдавливаются в предплечье барда, и он чувствует, как ярость мгновенно покидает его, проскальзывает сквозь сжимающиеся пальцы, как песок, и оставляет после себя только грусть и пульсирующую боль где-то в черепе. - Хорошо, Геральт, отлично. Ты прощен. Тебе больше не нужно беспокоиться обо мне. - Лютик, я... - Ведьмак проводит рукой по лицу, когда мысли не желают складываться в слова. - Я просто не знаю, как говорить о таком. Ты первый человек, который остался со мной больше, чем на несколько дней. Иногда я жесток к тебе; я знаю это. Но по дороге сюда я убил лешего, и единственным, о чем я мог думать, было: "Как жаль, что Лютика нет рядом, чтобы спеть об этом." Лютик нервно оглядывается, его брови ползут наверх. - Что? - Забудь, - вздыхает Геральт, прикрывая глаза, лбом упираясь Лютику в плечо. Бард думает, что он должен сейчас же оттолкнуть Ведьмака, но вместо этого его сердце пропускает удар, потому что тот слишком близко, и его седые волосы падают Лютику прямо на щеку. - Я уже говорил, я... был неправ. Прости. Ты нужен мне, Лютик. Поцелуи Ведьмака опускаются на его лоб, шею, губы, и бард, вопреки всему, улыбается. - Было не так уж и трудно, да? - Не испытывай судьбу, - предупреждает Геральт, смеясь. Его грубая рука скользит по шее Лютика, притягивая его ближе, чтобы вновь соединиться в поцелуе, на этот раз мягком. И бард утопает в нем, тянет ладонь, чтобы провести пальцами по щетинистой щеке Ведьмака. - Мы стоим прямо на дороге, идиот, - ругает его Лютик, шмыгая, прижимаясь к мускулистым рукам, обвивающим его талию, и хихикая над взглядом, который посылает ему Геральт. Он замирает, медленно водя большим пальцем по челюсти Ведьмака. - Ты уверен в этом, Геральт? Потому что, если ты скажешь "да", я последую за тобой хоть на край света, и ты от меня никогда не отвяжешься. - Я уверен. И голос Ведьмака, лишенный всяческих колебаний, высвобождает целый рой бабочек в животе барда. - Хорошо, - торжественно кивает Лютик. - Тогда нам следует обговорить некоторые условия. Геральт вопросительно поднимает бровь. - Прежде всего, я получаю поцелуи всякий раз, когда того хочу... Хорошо, я получаю поцелуи чаще. - закатывая глаза, исправляется Лютик. - Во-вторых, я работаю над балладой всю дорогу до города. - Это слишком жестоко, - тянет Геральт перед тем, как расплыться в улыбке. - Но приемлемо. Надеюсь, когда-нибудь ты напишешь об этом в одной из своих серенад. - Когда-нибудь, - отвечает Лютик, неловко забираясь на спину Плотве. - А теперь вперед, Геральт. Мои ноги убивают меня.