_____________________________
Бомгю впервые использовал на них свои силы, когда его послали спасти Тэхёна, сына Гефеста, который сбежал из дома и едва сумел пережить нападение Эмпусы. Бомгю обнаружил его бьющимся в конвульсиях на руках друга, тело которого тоже проняла дрожь от паники: он никак не мог взгляда отвести от того места, где пролилась кровь монстра. Бомгю успокоил мальчика и утешил своими словами достаточно для того, чтобы исцелить и полностью завоевать его доверие. Он держал Тэхёна на руках и тихо напевал молитву себе под нос, пока мальчик не расслабился и уснул, а рваные раны на его теле медленно затягивались. Когда Тэхён пришёл в себя, Бомгю отвёл их обоих в лагерь, новый дом для этих пропащих мальчишек, где Тэхён познакомился с остальными парнями Бомгю, которые на тот момент были всего лишь его близкими друзьями. Во второй раз, когда ему пришлось применить силу, они все были на задании. Мальчишек часто отправляли на задания вместе, чтобы увидеть, как здорово и гармонично они ладили друг с другом, а также укрепить их бесподобную и отточенную командную работу во время лагерных игр. Как бы то ни было, им не всегда удавалось сработать как единый хорошо смазанный механизм. Поначалу каждый добровольно получал свою тяжкую долю, от которой им едва ли удавалось защитить самих себя. Но несмотря на все преграды и опасности, подстерегающие на их пути, они были готовы пойти друг для друга на всё. Даже на самопожертвование. Кай и Тэхён отвлекли внимание Химеры от Бомгю, который испугался её змеиного хвоста, зашипевшего ему прямо в лицо. Наследственный страх перед змеями присутствовал в каждом ребёнке Аполлона, Бомгю этот страх тоже не пощадил и заставил беспомощно застыть на месте, пока его друзья сражались с другими монстрами или уже были ранены ими и лежали без сознания. Кай с Тэхёном убежали после того, как раздразнили монстра: Химера последовала за своей новой добычей. Теперь Бомгю, оставшись один, сумел оправиться от шока и в итоге присоединился к Субину, помогая ему противостоять оборотням. Они продолжали отбиваться, пока не услышали громкий крик Тэхёна. Кивнув лидеру и Ёнджуну, которого целители уже поставили на ноги, Бомгю побежал, отбиваясь от преграждающих путь оборотней. Он опустился рядом с Каем, который плакал от боли на бёдрах Тэхёна. Кровь пополняла и без того широко растёкшееся по земле алое пятно, обильно просачиваясь сквозь пальцы Тэхёна, которыми он изо всех сил зажимал рану. Бомгю дрожавшей рукой отнял ладони Тэхёна от плеча Кая и ахнул от размера раны, оставленной чудовищного размера укусом. Его холодный разум, вовремя сменивший панику, велел начать громко петь, не теряя ни секунды, пока Тэхён наклонился к их Каю, чтобы успокоить, шепча ему на ухо всякие глупые нежности. Бомгю не осознавал, сколько времени провёл с закрытыми глазами, продолжая петь, пока его силы простирались по всему телу Кая, излечивая нанесённый ему урон. Бомгю пел, пока голос не стал хриплым; и перестал он петь только тогда, когда стоны боли его самого младшего парня, наконец, не сошли на нет. Он обессиленно завалился на спину, измученный последней нотой песни, погрузившей Кая в сон. Бомгю открыл глаза и увидел рядом двух своих хёнов, взволнованно подоспевших ко своим младшим. Он не смог сдержаться и заплакал от облегчения, когда увидел заплаканное, но без тени боли, лицо спокойно спавшего Кая. Бомгю раздражённо отогнал все гнетущие мысли: «а что, если?..» Он сам поднялся на ноги и отошёл с подвернувшейся под руку бутылкой воды, чтобы смыть с ладоней кровь, он тёр их, как обезумевший, до красноты, пока разум не убедил его в том, что хватит. Крови на руках больше не было. И всё же образ его ладоней, покрытых яркой тёплой кровью Кая, не покидал ни мыслей Бомгю, ни его ночных кошмаров. После того случая прошли месяцы, за которые Бомгю стал гораздо активнее оберегать своих возлюбленных. Он настаивал на том, чтобы сопровождать их чуть ли не на каждом задании, на котором только мог, используя любые раздражающие их предлоги, лишь бы обеспечить им безопасность. Он и словом не обмолвился о кошмарах, не дававших спать по ночам, даже если они дразнили его сознание и заставляли беспокоиться, вместо того, чтобы наслаждаться каждым моментом, проведённым вместе с парнями так, словно эта идиллия могла оборваться в любую секунду. Кошмары отпускали Бомгю, когда он мог крепко обнимать своих парней во сне. Он мог спать спокойно, лишь осознавая, что они были в безопасности рядом с ним, в его объятиях. Во время одного задания ему пришлось остаться и помочь в лазарете, стоило сезонному гриппу поразить лагерь. Бомгю умолял начальников лагеря отпустить его на задания, но те неуклонно отказывали. Он проводил парней до границы лагеря, с трудом сдерживая порыв начать читать им нотации об осторожности. Все они — взрослые и весьма способные бойцы, с ними всё будет хорошо. И так Бомгю оставили в лазарете тревожно расхаживать из стороны в сторону с ноющим в груди сердцем. Его единокровные братья и сёстры тоже беспокоились за него: «Ты ведь и сам понимаешь, что они не умрут?» Прежде чем Бомгю успел огрызнуться, его парни вернулись в лазарет, держа на руках полубессознательного Ёнджуна с кинжалом в животе, общими силами пытаясь не причинять ему большей боли. — Ну, зато я умираю от желания увидеть тебя, если это имеет значение. Бомгю с удовольствием закрыл бы Ёнджуну его болтливый рот, который он не мог держать на замке даже находясь на грани жизни и смерти, однако был слишком занят, укладывая парня на кровать и в спешке давая ему безопасное количество амброзии и нектара. Когда их стало не хватать, Бомгю сконцентрировал свои силы на том, чтобы вытащить кинжал, остановить кровотечение и закрыть края раны, излечивая и внутренние органы даже несмотря на перенапряжение собственного тела. Когда Бомгю закончил напевать спустя полтора часа, он неуклюже рухнул на кровать и заснул прямо так, сидя на полу рядом с бессознательным парнем. За эти годы Бомгю исцелял мальчиков бессчётное количество раз несмотря на степень тяжести травмы и истощение, которое испытывало его собственное тело. Кошмары не переставали мучить его, однако иногда всё же отступали, стоило Бомгю ощущать во сне присутствие своих любовников, касаться их физически. Парни не замечали, как Бомгю кипел от негодования, пусть внешне был совершенно спокоен, когда лечил их после очередного безрассудного желания броситься в бой. Они не замечали, как дрожали его руки, или как долго Бомгю отмывал свои ладони от их крови. С каждым приёмом пищи Бомгю благодарил своего отца за дарованную ему силу, за то, что Бомгю мог исцелять своих любимых, и молился, чтобы он смог продолжать исцелять их и впредь. Он молился о том, чтобы день, когда он не сможет их спасти, никогда не наступил._____________________________
А потом этот день практически настал. В пылу битвы, мечась между противостоянием орде монстров и защитой лагеря и прилегающих к нему лесов. Поле битвы — абсолютный хаос, в котором каждый старался изо всех сил защитить свой дом. Бомгю сидел на дереве и безостановочно выпускал из лука стрелы с высокого места, скрытого листвой, при этом держа одновременно на виду и своих любовников, и друзей. Ему пришлось исцелить уже восьмерых человек, включая Тэхёна, которому прострелили икроножную мышцу, отчего он не смог дальше сражаться. И всё потому, что он не подумал, прежде чем сделать и нанести удар. Конечно же, а зачем ему вообще надо думать, если Бомгю всегда сможет его исцелить? Ведь Бомгю — их аптечка. Бомгю молча исцелил раненого парня, несмотря на так и рвавшееся из Тэхёна нахальство, когда глава лагеря отчитывал его. Бомгю затошнило. Напряжённое состояние и необходимость постоянно переключаться между битвой и исцелением сильно изматывали тело и разум, но его дом был под угрозой вторжения, и его парни находились в опасности, он не мог оставить всё как есть. Кроме того, для того, чтобы одержать верх, им пригодится любая помощь. Поэтому он продолжил сражаться. Все они продолжали сражаться, отбивая волны атак монстров одну за другой. Бомгю заметил, насколько уменьшилась численность их врага, какое же облегчение он испытал в тот момент, ведь никто не был уверен в том, сколько ещё они смогут обороняться. Проблеск радости помог ему поднажать и прогнать врагов, стремившихся подобраться ближе к границе лагеря. Бомгю успешно отбивал атаки, убивая монстров, пока не навёл кончик своей стрелы на цель, которой оказался ядовитый скорпион, который атаковал Субина. Субин рухнул на землю, его лицо приобрело болезненный серый оттенок, а уродливая рана, содержащая яд, быстро распространялась по всей ноге. Стрела из небесной бронзы пронзила единственное уязвимое мягкое место на теле скорпиона, и Бомгю спрыгнул с дерева, бросая лук, и побежал, чтобы как можно быстрее оказаться рядом с Субином. Ранение жала скорпиона смертельно опасно, оно способно убить любого за минуту. У Бомгю едва оставалось время: к тому моменту, как он достиг Субина, он уже начал петь. Бомгю в спешке проверил пульс и едва сдержался, чтобы не разреветься, когда, будучи на грани паники, не ощутил его под кожей Субина. Однако пульс проступал, слабый, несмотря на то, что кровь в теле Субина уже разнесла яд жала скорпиона практически по всему телу. Бомгю запел громче и закрыл глаза, концентрируясь на яде в венах, смешанном с кровью, вместо того, чтобы позволить пронзающей всё тело боли и переживаниям себя отвлечь. Он путался в порядке слов, пока пел, и разумом молил отца о помощи. Бомгю смутно слышал голоса своих парней, и как битва вокруг постепенно затихала, пока он пытался противостоять яду своими силами. Бомгю почувствовал, как из раны засочился гной, и количество токсина в крови уменьшилось, заставляя Бомгю использовать силу за гранью своих возможностей, чтобы исцелить и физическую рану, и её смертельные последствия. Открыв глаза, Бомгю увидел лишь размытые фигуры своих парней, он потратил остаток энергии на исцеление последних ран Субина. Бомгю ничего не знал о странных красных ожогах, появившихся на его коже, он не чувствовал, как с него градом лился пот из-за перегрева тела. Он ощущал лишь дикий страх от возможности потерять дорогих его сердцу людей, он должен был всех обезопасить, исцелить их и ту боль, что нещадно прожигала его тело. А потом наступила тьма._____________________________
Три оставшихся парня застыли от шока, пока к Субину медленно возвращалась жизнь: его лицо приобрело обычный здоровый оттенок, а рана полностью закрылась, но Бомгю, наоборот, становился всё бледнее и бледнее. Небольшие болезненные красные ожоги, словно рубцы, покрыли его кожу, с которой лился пот, будто Бомгю закрыли в раскалённой кузнице, пока всё его тело била дрожь как от озноба. Ёнджун попытался оттянуть вцепившегося в Субина Бомгю, чтобы не мешать Субину приходить в себя, пока все раны на его теле не зажили окончательно. Бомгю слабо сопротивлялся Ёнджуну, хриплым и срывающимся голосом пытаясь продолжать петь. И даже когда Бомгю потерял сознание у Ёнджуна на руках, мышцы его тела по-прежнему сокращались от спазмов. Ёнджун попробовал привести его в чувство, не понимая, что произошло с его парнем. Их окружили ещё несколько человек, дети Аполлона склонились над Бомгю и осмотрели его тело, обнаруживая на нём бесчисленные повреждения. Четверо его любовников могли лишь беспомощно наблюдать за тем, как братья и сёстры Бомгю уносили его на носилках. Четверо парней тревожно расположились у лазарета, не в силах вымолвить ни слова. Им сообщили, что Бомгю был слишком истощён, страдая от бесконтрольной отдачи энергии во время битвы и чрезмерного использования собственной силы. Они даже представить себе не могли, что исцеление их ран могло привести к подобным последствиям вне зависимости от того, если Бомгю не ложился спать, присматривая за ними всю ночь, или же исцелял их раны на поле битвы. А ведь они могли бы и вовсе не получать этих ранений, если бы действовали предусмотрительнее. Они корили самих себя за то, что ничего не замечали всё это время, не замечали, как Бомгю ослабевал, принимая его состояние за усталость после боя. Они ни разу должным образом не проявляли свою заботу о нём. Наконец, когда им позволили увидеть Бомгю, они вбежали в гостевую комнату, куда его определили отдыхать. Они столпились у спящего парня, чьё тело покрыли целебной мазью и оставили на лбу мешочек со льдом. Их сердца не выдерживали вида Бомгю, и, на их взгляд, он казался меньше и всё ещё был бледен. Пока парни ожидали пробуждения Бомгю, они завозились с ним, его простынями и со всей комнатой в целом, расхаживая по ней и стараясь сделать его пребывание здесь как можно более комфортным. В конечном итоге они все задремали вокруг Бомгю: Ёнджун и Субин посапывали в объятиях друг друга по одну сторону кровати, по другую — Кай обнимал во сне Тэхёна, который заснул, опустив голову на кровать и держа Бомгю за руку. Их разбудили вскрики и всхлипы, Тэхён тут же распахнул глаза и увидел, как Бомгю плакал и говорил во сне. Кай, умоляя Бомгю проснуться, слегка потряс его за плечо, чтобы пробудить от кошмара. — Субин-хён! Прости меня! Дайте мне исцелить его, прошу… Пока не поздно… Нет! Нет! Хён! Субин опустился на корточки, когда Бомгю проснулся, чтобы заверить его в том, что всё хорошо, что он успел его спасти. Ёнджун притянул растерянного Бомгю в свои объятия, и остальные присоединились к ним, осознавая ещё одну вещь. Их возлюбленный эмоционально страдал от ответственности за их жизни и здоровье, Бомгю на самом деле боялся их потерять, отчего ему приходилось переживать эту боль снова и снова, и всё из-за их безрассудства. Пока они нашёптывали ему успокаивающие слова, оглядываясь назад, они осознали, почему Бомгю был сам не свой, никак не реагируя на их шутки о том, что ему постоянно приходилось их исцелять. Они дружно отстранились, стоило Бомгю заныть о том, что ему нечем дышать. Он потёр слезящиеся глаза. — Почему ты ничего не рассказал нам, детка? Мы даже не подозревали, каково тебе было всё это время… — Рассказать вам что? А, Субин-хён? Сказать вам перестать идти в бой, потому что мне страшно? Сказать вам больше на меня не рассчитывать? А что я ещё… что я ещё могу сделать, хён? Запереть вас? Запретить делать то, без чего вы не можете жить? Может, мне тогда и правда не стоило никого из вас исцелять?! А?! может, стоило предать ваше доверие и уверенность в том, что я смогу помочь вам в любой момент? Бомгю почувствовал, как его поцеловали в шею и обняли за талию, пусть слёзы на его щеках и не думали высыхать. — Гю, мы по-прежнему уверены в том, что ты всегда придёшь нам на помощь и сделаешь всё в своих силах, чтобы исцелить наши раны, потому что ты — это ты, детка. Но мы не хотим, чтобы ты терял сознание из-за чрезмерного расхода энергии и перенапряжения. Мы не хотим, чтобы ты и дальше видел кошмары. Не хотим, чтобы ты исцелял те поверхностные раны, которых мы могли бы с лёгкостью избежать. Мы… мы так растерялись и испугались, когда ты упал в обморок. Это так страшно… ведь мы толком не заботились о тебе. Однако мы искренне этого хотим, Гю. Бомгю стёр слёзы, пока остальные согласно кивали этим словам, и пригласил их обнять себя. — Тогда вам лучше так и поступить. Прямо сейчас. А теперь обнимашки. Что их Гю хочет, он получает. С того дня Бомгю не сказал бы, что кошмары отступили, но существенно ослабли. Каждый из его парней приходил к нему в домик Аполлона перед отбоем, и зачастую кто-нибудь из них мог остаться с ним на ночь, обнимая Бомгю во сне. Они стали подходить к своим заданиям с большей осторожностью и тщательным планированием, а в тех случаях, когда Бомгю их исцелял, они тоже ухаживали за ним и успокаивали, пока он не засыпал между ними сладким сном.