the whole world is in you...

— Просто останься со мной! — его рука сжала мою так сильно, что я невольно вздрогнул. — Просто будь рядом. Он прижался ко мне, и я услышал, как он плачет. В первый раз в своей жизни я видел и чувствовал как Джину плачет. Больно, слишком больно наблюдать за тем, как дорогой тебе человек стоит перед тобой на коленях, и его плечи трясутся. Я наклонился к нему и приподнял его за подбородок. Его карие глаза блестели. Вытащив платок, я прикоснулся к его лицу, чтобы вытереть соленые дорожки слез, и улыбнулся. Мне нравилось его утешать. Черт, как же хреново сейчас. Джину протянул ко мне свою руку в поиске опоры, и его голова упала мне на плечо. Мимо нас проходили люди. Кто-то сочувственно, а кто-то и осуждающе смотрел на нас, но никто не решался подойти и спросить, что произошло. Мы находились в здании аэропорта. Через полчаса мой рейс на Нью-Йорк, а мы до сих пор не простились. Я посмотрел на часы, а потом на Джину. Кажется, он перестал плакать и теперь смотрел на меня сердитым взглядом, в котором я видел одну лишь боль. Я — Юн Санха. Мне 23 года, и я кореец. Мой Джину — это маленький островок, где я могу спрятаться от неприятностей. Этот парень всегда готов выслушать меня и помочь с советом, за что я его люблю и уважаю. Джину уже 27, и он работает журналистом. Он очень любит свою работу и даже отпросился проводить меня, потому что очень боялся не увидеть в последний раз. — Санха, — он теребит пуговицу на своей рубашке. — Обещай, что вернешься назад. Его глаза опухли от слез, но он все еще такой красивый. А персиковые волосы очень подходят к его улыбке, да и вообще, он весь — сплошная улыбка. — Я постараюсь, Джину, но ничего обещать не могу. Ты сам должен понимать, что… — Что ты хочешь усовершенствовать технику своего творчества. Ты же художник, — бубнит он, и его улыбка исчезает с лица. — Обещай, что приедешь на весенние праздники. — Хорошо, — отвечаю быстро и смотрю на часы. — Мне пора. Он неуклюже обнимает меня и отпускает, но я почему-то ощущаю, что совсем не хочу расставаться с ним. — Теплее одевайся, и хорошо кушай! — кричит он, но я уже почти его не слышу из-за людской болтовни. — Я люблю тебя, Санха! — кричит снова он, и я слышу это, но думать некогда, и я иду на посадку. Сеул растворяется в облаках, и я, включив любимую музыку в телефоне, закрываю глаза, чтобы вздремнуть. Просыпаюсь в холодном поту через пять минут и наконец-то осознаю фразу, которую мне сказал Джину. Сердце бешено колотится, и я хватаюсь за грудь. Стюардесса подходит с обеспокоенным лицом и предлагает помощь, на что я вежливо отказываюсь, но от стакана с водой и успокоительным я не против. Мысли роем копошатся в моей голове, и мне кажется, что она сейчас взорвется. Мне удается успокоиться, и я вновь закрываю глаза, чтобы поспать, что на этот раз у меня получается. *** Три года пролетели незаметно. За это время я успел овладеть техникой гиперреализма (давно хотел попробовать себя в чем-то новом). Я много ел и даже успел набрать пару лишних килограмм. Каждый вечер мы созванивались с Джину по видеочату, и он делился со мной новостями из Кореи. Он часто смешил меня и рассказывал, как фотографировал первый снег, чтобы послать мне фото. Я был рад каждой его улыбке. Каждому его слову. Каждому его звонку. Я не спрашивал его о том признании, но с того момента что-то изменилось в моей душе, и теперь я стал смотреть на своего друга другими глазами. В нем было все совершенно, но кое-что я стал замечать только сейчас, а именно, как он улыбается, когда смотрит на меня, или его забота. Раньше меня раздражала его забота. Он заботился обо мне как о младшем брате, но сейчас мне это было чертовски приятно. — Как там погода в Сеуле? — спрашиваю я, а сам в этот момент больше залипаю на его волосах и тонких, почти девичьих, запястьях. — Холодно, — отвечает он и как-то странно на меня смотрит. — Санха, ты там уснул? — Нет, просто засмотрелся, — я предательски краснею. — На что? — А как там твой пёсик? — спрашиваю, пытаясь отвлечь его на другую тему. — Санха, не увиливай от вопроса, — в его голосе чувствуются строгие нотки. — На тебя, — выпалив это, я еще пуще краснею и, быстро попрощавшись, отключаюсь. Стыдно за тот разговор мне было еще пару дней, но Джину не возвращался к этому разговору, да и мне это было только на руку. Подошло время к возвращению. Я был очень рад, что скоро смогу увидеть и даже обнять своего друга. Возвращался домой с новыми чувствами, которые порхали, как бабочки в животе, и не давали мне ни есть, ни спать. Еле пережив перелет, я выскочил из самолета и почти бегом устремился к тому месту, где Джину должен был меня встречать. Я еще издали увидел его. Он махал мне рукой и улыбался. Не рассчитав скорости, я чуть не сшиб его с ног, отчего тот рассмеялся и придержал нас от падения. — Хён, хён, я так давно тебя не видел! — сердце бешено колотилось в груди. — Я так соскучился. — И я! Джину обнимает меня — и все: нет тех трех долгих лет, что разлучали нас. За это время я смог разобраться в своих чувствах и теперь готов был кричать на весь свет, что… Вечером, когда багаж разложен, а подарки вручены, мы сидим на террасе и болтаем. Душистый чай завораживает своим ароматом. Я принимаю из рук Джину кружку. Он хозяйничает и уютно, по-домашнему, накрывает на стол. — Я скучал, — мне кажется, что я говорю шепотом. — Я тоже, — Джину садится напротив, смотрит на меня, словно ждёт чего-то. — Хотел тебе давно сказать, — начинаю я, но он перебивает и показывает рукой на небо. — Смотри, какие звёзды, — он улыбается, и мы, протянув наши руки, скрещиваем ладони. Теперь я чувствую его совсем близко. Так близко, что мое сердце снова начинает колотиться. Становится трудно дышать. — Звёзды прекрасны, хен, но мне надо тебе кое-что сказать… Но я не успел договорить, потому что Джину, в буквальном смысле, заткнул меня поцелуем. Его губы были теплыми и нежными, отчего мне не хотелось прекращать поцелуй. — Просто останься со мной, — шепчет он и снова целует меня, отчего небо над моей головой начинает кружиться, и мы растворяемся в звёздах. И больше ничего мне для счастья не надо.