Love Calls Us to the Things of This World

Под стоны шкивов открываются глаза, и, вдохновлённая со сна, душа, ошеломлённая моментом, как призрак зорь висит, бесплотна и проста. А за окном открытым напитан воздух светом ангелов утра. Тот в простыне, а тот в рубахе, другие вовсе и в халатах - но правда в том, что это ангелы. Они возносятся, крылаты, и преисполнены они Спокойства, безмятежья, и, безразлично от одежды, Всё наполняют счастьем божьего дыханья. Летят они в порыве бешеном, какой бывает у тех, кто сразу всюду – и нигде, они летят, не двигаясь вообще. И вдруг внезапно замирают в истоме молчаливой. Душа, замерши от воспоминаний, теснящихся, готовых вдруг на свет прийти, от аккуратного насилья будничного дня, Кричит и плачется тогда: «Пусть жизнь мирская станет только стиркой, мельканьем покрасневших рук в охапке пены, весёлым танцем в светлом небе». Но позже, когда солнце опознает и краски, и предметы мира тёплым взглядом душа вернётся с горькой нежностью своей к едва проснувшемуся телу. Скажет, пока зевает, потянувшись, тело: «Ах, снимем их с румянцем обагренных виселиц; пускай найдётся и для вора чистая простынка, влюбленные погубят пусть друг друга в свежести отрадной чистоты; и исполинские монахини пускай плывут в прозрачных водах грешных дел блюдя баланс нелёгкий свой».