Твоя Мари

Громкие, решительные шаги раздирали тишину длинного темного коридора, ещё полчаса назад заполненного до отказа людьми. Отбивая чечетку по шершавому паркету, Башаров недовольно посматривал на сжатый в его руке микрофон, забытый безалаберным молодым администратором. Почему он должен тратить свое время на исполнение великозначимых обязанностей этого балбеса, которые и состояли в общей сложности в сборе микрофонов после съёмок? Раздражение настойчиво постукивало по нервам, и так порядком расшатанным за прошедший сумасшедший день. Финал, результаты которого его удивили настолько, что впервые его короткое сухое «жаль» в подобных случаях сменилось безжалостно накатывающей волной жгучего, горького несогласия, осознанием слишком очевидной несправедливости, а теперь ещё беготня с этим дурацким микрофоном. Все это только укрепляло фундамент недовольства сегодняшним днём. Дверь за дверью оказывалась закрыта, все уже давно разбежались по своим домашним норам, по барам или ресторанам. Впрочем, вторым Марат завидовал в большей степени, тайно мечтая составить компанию в бездумном накачивании тела алкоголем. Очередная дверь с потертой табличкой «гримерная». Безнадежно цокнув, Марат резким движением дернул холодную металлическую ручку вниз, дверь вопреки ожиданиям мужчины послушно открылась. На мгновение он остановился в размышлениях о правилах этикета: стоило бы постучать перед тем, как ломиться в закрытую дверь. Мысленно отвесив себе подзатыльник, он все-таки дважды небрежно стукнул костяшками пальцев по деревянной двери ровно за секунду до своего окончательного появления в противных желтых лучах люстры, подвешенной на потолке прямо напротив входа. Резво осмотревшись в просторной гримерной, он без труда увидел человека, которого так бесцеремонно потревожил своим вторжением. Уже завтра утром ее окрестят во всех соц. сетях очередным «победителем без руки», с чем он, впрочем, и согласится. — Мариам, ещё раз добрый вечер, — с такой характерной для него виновато-наглой улыбкой начал Башаров, — дико извиняюсь, что без стука, думал, все уже разбежались. — Добрый, Марат, — она горделиво выпрямила спину, сидя в кожаном кресле винного цвета перед массивным зеркалом, растянувшимся на стене. Светлые волосы идеальными линиями касались открытых плеч, а на столе были небрежно разбросаны шпильки от высокой прически, которая составляла ее образ на финале. На его глазах она неспешно вытащила ещё одну, и последняя прядь обрамила её лицо, после чего Мариам вполоборота повернулась к мужчине, — вы кого-то ищете? — Да-а балбес администратор забыл снять микрофон после съёмок, хотел отыскать это чудо и вручить ему эту штуку, — Марат положил комок с проводами на столешницу и оперся плечом о дверной косяк, скрестив ноги у щиколоток, — А вы кого-то ждете? — Просто все, — он мотнул головой в сторону коридора, — уже давно разбрелись по домам или иным увеселительным заведениям. — Да я, собственно, тоже жду такси, — коротко ответила Мариам. — Домой? — В отель, завтра в десять утра самолёт в Грузию, домой. Фразы для поддержания разговора уже исчерпали себя, и в этом душном пространстве гримерной, пропитанном запахами лака для волос и духов, на долгие секунды повисло молчание. Марат уже успел забыть об истинной причине своего визита, а вместе с тем ушло и раздражение, застилавшее глаза и ощущения все это время. Теперь было достаточно одного даже беглого взгляда, чтобы понять, чего стоил его случайной собеседнице весь этот формально-дежурный разговор. Да еще и с человеком, от которого она впервые услышала, что победа в одно мгновение ускользнула из ее рук. Он знал — она его не винила, слишком умна для такой глупости, и, скорее всего, винила больше всех себя, сама не зная за что. Проигрывать всегда тяжело, особенно таким как она, слишком сильным и слишком уверенным. — Знаете, — он чуть усмехнулся своим попыткам обратить клубок бессвязных мыслей в слова, — всегда поражался умению некоторых женщин держать лицо, так сказать, когда вокруг творится полный… — мужчина сдержал крепкое выражение, чуть не слетевшее с его губ, — полный хаос. Это от природы или вас этому где-то учат? После его слов Мариам по привычке скрестила руки на груди, как делает каждый, когда копнули слишком глубоко. Она запрокинула голову, глубокий вдох, чтобы заполнить легкие до отказа кислородом, короткая улыбка. — А вы правда считаете, что у меня это получилось? — пронзительный взгляд голубых глаз в его сторону, — Как вы выразились, держать лицо? — С этим вы даже сейчас, в разговоре со мной, справляетесь безупречно, — усмехнулся Марат, сделав паузу, он продолжил, — представляю, какая шумиха поднимется завтра утром в интернете… А кстати, если уж на то пошло, я тоже голосовал. — Да что вы, — чуть склонив голову на бок, она лукаво прищурила глаза, — за кого — не скажите? — Ну почему же, дабы не быть голословным, — Башаров достал из заднего кармана брюк свой телефон, сделав пару беглых касаний экрана, он протянул его собеседнице, — держите. С ноткой жгучего интереса в глазах Мариам посмотрела на дисплей телефона, где красовалась страничка для голосования, а напротив ее имени горело заветное «голос учтен». И пусть это не имело уже ровным счетом никакого значения, а все-таки было приятно. — Что ж, не скрою, мне приятно, — честно признается она и наконец находит достаточно сил и поводов внутри, чтобы на ее лице появилась такая гордая, пленительная, благодарная улыбка, которая не раз озаряла готический зал в момент торжественного объявления ее имени в белом конверте, — спасибо, Марат. Неосознанно он воспринимает ее улыбку, как собственную маленькую победу. Легко оттолкнувшись от дверного косяка, Марат прикрыл дверь: однозначно, это была одна из лучших его привычек при работе в шоубизнесе. Он подошел к столу, выдвинул из-под него еще одно бардовое кресло, и, повернув его в сторону собеседницы, неспешно опустился на вельветовую ткань, вальяжно раскинув руки на подлокотниках. — Знаете, пусть я и не буду оригинален с этим советом, но… — он внимательно посмотрел ей в глаза, тихий манящий омут голубой акварели, не иначе, — напейтесь сегодня по первое число. В ответ на его изречение женщина засмеялась и покачала головой, откинувшись на спинку своего кресла: — Никогда не думала, что можно давать такой совет с таким серьезным лицом, Марат. — Нет, вот вы смеетесь, а я, между прочим, вполне серьезно говорю, — его губы растянулись в наигранно обиженной улыбке, — вот что вы делаете, когда вам плохо? — Я? — Мариам на долю секунды задумалась, а после без колебаний ответила, — пою. — А я пью, но должен признать, хотя… — он мысленно взвесил все за и против этих двух способов в борьбе с плохим настроением, — Нет, все-таки, наверное, ваш вариант лучше. — Вы так задумались… Как-будто петь может быть хуже, чем пить, — она выразительно вскинула брови, требуя от него пояснений. — Просто понимаете, в чем дело, — с театральной серьезностью начал Башаров, — мне, как говорится, медведь на ухо наступил, поэтому дабы не шокировать окружающих своими талантами, я все-таки предпочитаю… Свой способ. — А знаете, я ценю ваш юмор, мне нравятся мужчины с самоиронией. — Правда? — он выпрямился в кресле, — так что ж мы с вами время-то теряем, если я вам нравлюсь, а, Мариам? — Я поняла, перехваливать вас нельзя, — искренний смех сорвался с ее губ. Не успел Марат ответить что-либо саркастическое, как комнату заполнил громкий сигнал входящего вызова с покоящегося на столе телефона. Стоило только ему порадовался тому иронично-дружескому тону, который приобрела их беседа, как кто-то нагло разрушил все его старания. — Хорошо, через пару минут буду, — коротко ответила Мариам, тут же покидая уютное кресло. «Дурацкое такси» — недовольно пробурчал про себя Марат. И тут же невольно поймал себя на постыдной мысли — ему просто не хотелось отпускать свою случайную ночную собеседницу. Впервые их разговор из дежурного на съемках как-то незаметно, просто и стремительно вылился в приятную для них обоих, как он надеялся, беседу. Если что-то не отпустило его отсюда пятнадцать минут назад, когда в порыве злости он влетел в эту комнату без стука, то упустить возможность продолжить интересный разговор сейчас — было бы преступлением. А, впрочем, он уже и забыл, что забрел сюда совершенно случайно в поисках непутевого администратора, и он остался. Остался, потому что внутри загорелось дикое желание поддержать ту, которая, по его мнению, была достойна большего, нежели утешительного приза в виде второго места. Он знал таких женщин, шагают себе по жизни под гимном гордости, никогда не показывая того, что болит. Таких немного, но по иронии судьбы именно под этой броней скрываются самые нежные и ранимые существа. — Ну вот и все, Марат, — Мариам развела руками с легкой улыбкой на губах, на секунду даже показалось, что гнетущая грусть поражения в ее глазах немного поутихла, — спасибо за поддержку. Она несколько нервно повертела свой телефон в руках, пару раз бесцельно бросив быстрый взгляд на потухший дисплей, пока Марат через-чур неторопливо вставал со своего места. Он не понимал или, скорее, не принимал того, почему внутри все как-то непривычно трепетало, не слишком эмоционален он был в последнее время, вернее, в последние пару десятков лет. Он бегло уловил ее слова про благодарность, кивнул, улыбнулся, но было бы глупо на этом расстаться, даже не зная, суждено ли им еще когда-нибудь встретиться. «Была, ни была» — мысленно махнул рукой Марат. — Мариам, — решительно начал Башаров, — я хочу компенсировать несправедливость, — он на долю секунды задумался, — Боже, я что правда сказал это вслух? Надеюсь, эти стены не имеют ушей. Короче говоря, давайте я вас подвезу? Откажитесь от такси, уверяю, моя машина не хуже. — Вы серьезно? — легкая усмешка слетела с ее губ, а удивленный, словно сбитый столку взгляд, скользнул по мужчине. — Вполне. Ну вы сами подумайте, мы с вами прошли долгий путь, — для большей убедительности он сделал паузу, будто давая ей время прочувствовать всю степень важности объединяющего их начала. — В конце концов, сколько раз именно я радовал вас сообщениями об очередном белом конверте, а? Завтра вы вообще покидаете нашу прекрасную родину, кто знает, когда еще увидимся. А тут такой шанс еще хоть полчаса мило побеседовать в дороге. Мариам с несколько загадочной улыбкой слушала пламенный монолог мужчины, чуть склонив голову набок, все еще мучая свой бедный телефон в руках. А когда Марат закончил, она пробежала взглядом по комнате, давая понять, что обдумывает его предложение. Вот только ее положительный ответ был готов еще до звонка таксиста. Может быть, Марат для пущей убедительности и приукрасил степень их близости, однако, как не странно, он был единственным человеком, который мог понять ее сейчас даже лучше, чем самые близкие люди. Он всегда был рядом, пусть и по ту сторону баррикад, что позволяло знать и видеть несколько больше других. Ей не нужно было доказывать ему с пеной у рта, насколько важна была для нее эта победа — двадцатый сезон как никак, уже насмотрелся, сам знает. С ним было легко, а что еще нужно, когда вокруг твориться, как он и сам выразился, полный хаос. — Ну раз так… — протянула с улыбкой Мариам, — учитывая, конечно, ваш аргумент про белые конверты… Я не против.

***

Несмотря на неприветливую, не по-зимнему дождливую декабрьскую Москву, в теплом, уютном салоне машины у них снова без труда завязывается разговор. Марат старается сконцентрироваться на дороге, дорожные фонари тускнеют в противной мороси. Однако он все равно не упускает возможности лишний раз повернуться к попутчице, желая увидеть в ее маленьких историях главное — ее эмоции, которые иногда совершенно по-детски отражались всей палитрой на ее лице. — Мда-а, — тоскливо протянула Мариам, всматриваясь в городские пейзажи за окном, — а я-то думала, в новогоднюю сказку в Москве попаду. — Ну так в чем дело, приезжайте на двадцать первый сезон, лично проведу экскурсию по зимней Москве, — беззаботно отозвался Марат. — Ага, — усмехнулась женщина, — а если и в следующем году снега не будет, что прикажите делать? — Мариам, ну тогда милости прошу на двадцать второй сезон, вы же знаете, у нас и такие прецеденты длинною в три сезона бывали, — воодушевленно произнес Башаров. — О, нет, Марат, — Мариам покачала головой, — с вами я закончила. Как говорится, пришло время перемен. — Со мной? — Бросьте, вы знаете, что я имела в виду битву. — Ладно, будем считать, что я тебе пове… Вам поверил, — несколько виновато улыбнулся Марат, поправив свою оговорку. — Давай уже на ты, — ее губы растянулись в очаровательной улыбкой, — ну если ты не против, конечно. И, разумеется, он не был против, приятно наблюдать, как легко стирается этот надоедливый, никому ненужный, но высоко чтимый барьер официальности. — Как я тебя могу тогда называть? Мариам, конечно, очень красиво, но очень долго произносить. — О, меня, как только не называют: и Марьям, и Мария, и Маша, и Мириам и даже Мэрилин, выбирай, что больше нравится. — Мэрилин, а это интересно, всегда мечтал поговорить с Мерилин Монро, — задумчиво произнес Башаров. — Только поговорить? — с неприкрытой иронией спросила Мариам. — Так, не смущай меня, опустим эту тему, — выкрутился мужчина, — а можно Мари, звучит как-то по-французски? — Ну если по-французски, то я согласна, — одобрительно кивнула Мариам. — Приехали, — Марат неспешно давит на педаль тормоза, и машина послушно останавливается напротив сверкающего мелкими огоньками входа в красивое многоэтажное здание, чем-то напоминающее замок. На фасаде мигают разноцветные надписи и логотипы: и «отель», и «бильярд», и «ресторан» и прочие места для душевного отдыха, украшенные в новогодней манере. — Спасибо, — откинувшись на спинку кожаного кресла, Мариам поворачивается к мужчине, и на ее лице появляется теплая благодарная улыбка, от которой у него внутри начинается весна, не иначе. — Тебе спасибо, — он коротко кивает, даже не скрывая своего разочарования от близящегося расставания. И здесь не нужно быть экстрасенсом, чтобы прочитать это у него в глазах, достаточно просто быть женщиной: — Тогда до встречи? — А когда? — с надеждой в голосе и невинной улыбкой на губах спрашивает Марат. — Может быть, на расследованиях, — она лишь пожимает плечами, сама понимая всю степень сказанного ею «может быть», ведь вероятность ее приезда на съемки теперь уже в другую страну чудовищна мала. — Может быть, — с досадой заключает Марат, словно это единственное, что он услышал. — Мне пора, — прощальная улыбка, щелчок открывающейся двери, морозный воздух заполняет салон. — Мари, — он окликает ее раньше, чем она успевает захлопнуть дверь, — все-таки подумай насчет моего совета. — Прости, — она чуть склоняет голову набок, вопросительно смотря на мужчину. — Я про напиться, — лаконично поясняет тот. Смех срывается с ее губ, превращаясь в белые облачка пара, и короткое: — Я подумаю. Громкий хлопок двери безжалостно оповещает мужчину об очередном одиноком вечере. Марат откидывается на спинку кресла, внимательно изучая черный потолок своего новенького автомобиля. А вдруг это окажется экран, на котором вот-вот начнут показывать какой-нибудь старый новогодний фильм, но, как говорится, мечтать не вредно. Ни фильма, ни даже бегущей строки с ответами на волнующие вопросы из собственной головы он там не находит. Сзади кто-то начинает настойчиво сигналить, и он отъезжает, так и не определившись с конечным пунктом назначения. Мысль о своей с недавнего времени холостяцкой берлоге Марат отметает сразу, как только вспоминает о воздухе там: он буквально пропитан тоскливым, кричащим одиночеством. Забавно, ведь он впервые за несколько месяцев посчитал свою драгоценную свободу одиночеством. Можно заехать в любимый бар недалеко от Патриарших и попробовать забыться там, по привычке утопив все свои проблемы в алкоголе. Как говорил классик, истина в вине, и до недавнего времени Марат был полностью согласен с этим утверждением. Но снова промах, тошнит и от этой мысли, слишком все это приелось. Видимо, просто что-то изменилось внутри по щелчку или по улыбке… Сейчас, проезжая по московским улицам, утонувшим в огнях приближающегося праздника, Марат не без сопротивления, но все-таки признает — он как мальчишка попал под чары обаяния этой роковой грузинской красавицы. В памяти всплывают отрывки эфиров: она как-то обмолвилась, что мама у нее славянка, а папа грузин, поэтому не удивительно, что дочь такая — смесь кровей — это всегда красивое явление. Невольно с его губ срывается нервная усмешка. Двадцать сезонов за плечами, каких только ведьм, колдуньей, жриц и еще, Бог знает кого, он не повидал, а только от ее улыбки внутри что-то переворачивалось. Слишком она у нее настоящая, как будто сама ее душа улыбается, а в то же время загадочная, скрывающая свои секреты. Он старательно отгоняет от себя любые поползновения в сторону размышлений о своей недавней попутчице, убеждая себя в очевидной глупости происходящего: ему давно уже не восемнадцать, чтобы вот так утопать в воспоминаниях о женщине, которую и узнал-то он по-настоящему пару часов назад. Марат притормаживает у светофора, вглядываясь в темноту ночного города, а в голове неожиданно всплывает картинка того здания, похожего на замок, увешанный гирляндами. Кажется, там наверху, рядом с лаконичной надписью «отель», красовалась вывеска ресторана. Какой-то давний знакомый пару месяцев назад говорил про него, хвалил за атмосферу старого Лондона. Впрочем, какая разница, хоть Амстердама, главное, что это была единственная идея, которую не хотелось выкинуть из головы, сопроводив крепким выражением. Немедля, он резко вывернул руль, пересек две сплошных — еще один штраф в его увесистую коллекцию нерадивого водителя — и через недолгие минут десять уже был на месте. Шикарный холл, заставленный старинной мебелью, и мраморный пол под ногами с невообразимыми узорами. Слишком много прошловековой пыли на этом, сколько он себя помнил, всегда больше тяготел к модерну в интерьере. Справа под несуразно большими часами виднелась вывеска ресторана с красноречивым названием «Old London». Марат усмехнулся, видимо, знакомому не пришлось долго думать, чтобы охарактеризовать заведение. Резная арка из темно-красного дерева обрамляла вход. Приглушенный отголосок света заполнял небольшой коридор с рогатыми вешалками на стенах, взятыми скорее из английских пабов, чем ресторанов. Марат скинул свое черное пальто, доверив его одной из настенных рогатин. Мысли на секунду смирили свою несносную беготню в голове, когда из основного зала послышались первые ноты какой-то до безумия знакомой песни. Он остановился, опустив руки в карманы брюк, воспринимая это, скорее, как вызов. Надо бы вспомнить, что это за песня, которая столь стремительно вызывает на его лице неосознанную улыбку. — Точно, дружище Sting, — вслух восклицает Марат, щелкнув пальцами, — как я мог забыть, «every breath you take». С нарастающим энтузиазмом он проходит внутрь. Это место уже априори не может быть плохим, если здесь играет старый добрый Sting. Основной зал вполне просторный, а в целом все по классике: барная стойка, столики в центре и по бокам, уединенные для влюбленных парочек. Но определенно это место жило своей жизнью, здесь мало слова атмосфера, здесь была душа, история. И главное — оно отлично подходило на роль места, в котором можно было забыться в эту ночь. А, впрочем, самое время оценить бар, проверить старую Англию на крепость. — Виски? — с должным энтузиазмом и участием в голосе предлагает молодой огненно-рыжий бармен, не давая и слова сказать своему гостю. — Все настолько плохо? — с легкой усмешкой спрашивает Башаров. — Ну что вы, просто это же old London, старый Лондон, сюда все за этим и приходят. Кстати, — он перегнулся через барную стойку, будто готовясь сообщить что-то абсолютно секретное, — виски у нас и, правда, отменный, рекомендую. — Что-нибудь полегче есть? — Марат пробегает взглядом по полкам, заполненным пестрыми бутылками алкоголя, — оставлю виски на десерт, так сказать. — Конечно, а вам совсем полегче или все-таки, чтобы залить душевную драму? — этот парень, видимо, очень любил и разбирался в своем деле. — Знаешь, а налей-ка мне бокал хорошего грузинского вина, есть? Глаза молодого человека неестественно округлились, очевидно, подобную просьбу он получал впервые в стенах английского ресторана. — Да, конечно, у меня где-то была бутылочка отменного грузинского вина, — не без толики растерянности в голосе произнес парень. — Тебя послушать, так у вас тут все отменное, — Марат обвел взглядом помещение, кипящее не одним десятком голосов. Все-таки для чопорной Англии здесь было слишком много веселья, однако именно оно отчасти и создавало такую атмосферу. — Стараемся, — с гордостью ответил бармен, наполняя бокал красной жидкостью, — у нас еще и живой мини-оркестр есть… Ну это так, для эстетов, которым мало обычных караоке, им, видите ли, оркестр подавай. Ну или для тех, кто поет здорово. — Кого больше? — К сожалению, первых, — констатировал парень. Марат сделал пару глотков вина, которое в английском ресторане, к его удивлению, было вполне сносным. Достаточно терпкое, но в то же время сладкое — что-то ему это напоминало или кого-то… — Хотя вы знаете, — снова начал бармен, — вы немного опоздали, минут десять назад был тот редкий случай, когда пели и, правда, классно. Может, увидите еще, а лучше услышите… Хотя, — он на секунду задумался, снова перегибаясь через стойку, словно готовясь раскрыть очередной секрет, — посмотреть там тоже есть на что. В общем, если повезет, не только старину стинга послушаете. — Кстати, — бармен оказался более чем разговорчив, — у нас есть второй зал, более уединенный, если скучно станет, прогуляйтесь. Марат коротко кивнул в ответ, делая очередной глоток вина. А все-таки здорово было утопать в такой забавной, будто украденной из прошлого, атмосфере. Однако в главном он спасения не нашел, ведь как он ни старался выбросить воспоминания прошедшего вечера из головы, получалось скверно. Да и вино в этом деле слабый помощник, надо было соглашаться на первоначальное предложение бармена, эффекта было бы больше. С другой стороны, топить эти воспоминания в алкоголе было просто жалко, слишком уж они приятные. Марат делает еще один небольшой глоток красной жидкости, когда свет начинает медленно гаснуть. «Не может же так от вина в глазах потемнеть» — промелькнуло в его голове. — Кажется, вам повезло, — полушепотом произносит бармен. Мужчина не успевает уточнить, с чем конкретно ему повезло, как зажигается единственный яркий светильник над миниатюрной сценой в другом конце зала. Выходят несколько мужчин в строгих черных костюмах, по-видимому, музыканты. Шум за столиками постепенно стихает. Марат без особого интереса разворачивается обратно к барной стойке, беря в руки свой полупустой бокал. Оркестр проигрывает первую ноту, отчего еще секунду назад притихший зал взрывается в стремительных восклицаниях. Конечно, кто же не знает знаменитую песню Тины Тернер «Simply the best». — Тернер? — язвительная усмешка слетает с губ Башарова, — да кто ж потянет. — Потянет, — уверенно отвечает бармен, — вот увидите. У нее голос сильный, немного даже с хрипотцой, то, что надо. — Ну-ну, — равнодушно выдыхает Марат и делает очередной глоток вина. По второй волне шума, прокатившейся по залу, Марат понимает — видимо, появляется главная героиня сего действа. Интересно, конечно, посмотреть, кто этот возмутитель спокойствия, однако не больше, чем четверть красного в его бокале. Он подносит бокал к губам, дабы скрасить момент начала песни.

I call you when I need you My heart’s on fire

Но после первой же спетой строчки он замирает. Столики вокруг снова взрываются в бурных восклицаниях всеобщего восхищения. И теперь он их понимает, с первой ноты этот голос пробирает до мурашек: сильный, мощный, с рвущейся сквозь каждый звук бешеной харизмой. Вот отчего зал так не по-детски разрывает.

You come to me, Come to me wild and wild

Марат одним глотком допивает остатки вина и поворачивается в сторону сцены. — Да ладно, — тут же срывается с его губ, а в голове невольно возникает вопрос о крепости выпитого. Этот весельчак бармен лихо заговорил его и налил в его безобидное вино добрую долю виски, не иначе.

When you come to me Give me everything I need

Он мог сколько угодно не верить своим глазам, с подозрением коситься на опустошенный им бокал, но на сцене сейчас сводила с ума публику с недавнего времени возмутительница и его душевного спокойствия. Он присмотрелся внимательнее, окончательно убедившись — это Мариам, а для него теперь просто Мари, он не ошибается. Роскошное вечернее платье с финала сменилось на черные кожаные штаны и струящуюся белую рубашку, подвязанную массивным ремнем на талии, а высокая прическа снова превратилась в прямое классическое каре. В сочетании с матовой помадой цвета благородного бордо все это создавало совершенно роковой образ, дерзкий, бескомпромиссный. Пусть Марат, как, впрочем, и любой среднестатистический мужчина, не разбирался в тонкостях моды, стиля и прочих загадочных, отчасти пугающих словах, но одно он понимал точно — такой он Мариам еще не видел.

Give me a lifetime of promises And a world of dreams

По лицу мужчины поползла по-кошачьи хитрая улыбка. Он с неприкрытым интересом наблюдает за тем, как та, которую он знал в качестве финалистки двадцатого сезона знаменитого шоу об экстрасенсорике, сейчас доводит своим голосом до экстаза добрую часть зала, и он не исключение.

Speak the language of love Like you know what it means

«… у меня голос имеет магический характер. Я людей в трансовые состояния могу вводить своим голосом. Я могу человека успокоить, могу даже влюбить в себя. Это магия…» — в голову невольно забегают отрывки из ее предфинального интервью. По случайному или не очень стечению обстоятельств из всех интервью финалистов он посмотрел только ее, на остальных как-то времени не хватило — каждый раз оправдывал он себя. «Влюбить в себя…» — он усмехается той частоте, с которой именно эта фраза вертится в его голове.

And it can't be wrong Take my heart and make it strong baby

Он наблюдает… Внимательно, пристально… Как это делает обычно она… Пришло время поменяться ролями. Едва ли она может догадаться о его присутствии здесь даже с использованием своих экстрасенсорных способностей, что дает ему однозначное преимущество. И он с азартом им пользуется, когда несколько нагло и даже с ноткой вызова не сводит глаз со своей новой старой знакомой.

You are simply the best

От первой строчки припева зал снова взрывается, кажется, воздух скоро можно будет потрогать от переизбытка энергии в нем.

Better than all the rest

Марат не замечает, как начинает отбивать ритм ладонью по барной стойке.

Better than anyone

— Что она творит… — полушепотом произносит он. — Я же говорил вам, а вы не верили! — с укором и удовлетворенным чувством собственной правоты отвечает бармен.

Anyone I've ever met I'm stuck on your heart,

Он видит, какое наслаждение, какой кайф она получает там, на сцене, находясь не под одним десятком восторженных взглядов. Это была ее стихия… Ее магия…

And hang on every word you say Tear us apart, baby

Он замечает, как она пробегает взглядом по присутствующим гостям ресторана, стараясь спеть для всех и каждого. И людям это нравится, свежеприготовленные блюда на их столиках источают последние клубы пара, безнадежно остывая, так и оставаясь не тронутыми.

I would rather be dead

«Посмотри на бар, ты сильно удивишься» — мысленно обращается Марат, пытаясь поймать ее взгляд, слишком уж не терпится увидеть ее реакцию. Но во время проигрыша она лишь мило улыбается в ответ ближним столикам.

In your heart I see the star

Начинается второй куплет, Мариам снова входит в ту роль, которую так талантливо играет на сцене в этот вечер.

Of every night and every day

Он смотрит и, уже без сопротивления поднимая над головой белый флаг, сдается в плен гремучей смеси ее безоговорочного таланта, яркой красоты, бешеной харизмы и пьянящей сексуальности, пронизывающей абсолютно каждое ее движение.

In your eyes I get lost, I get washed away

Мариам делает щелчок и помещение мгновенно заполняется светом.

Just as long as I'm here in your arms

Марат отмечает, как каждый ее жест наполнен решимостью за последнюю строчку перед припевом. Нет сомнений, она проживает песню, с головой бросается в этот музыкальный омут, который сама с блеском и создала на этой миниатюрной сцене.

I could be in no better place

До мурашек пронзительный с, кажется, абсолютно непоколебимой уверенностью взгляд снова пробегает по импровизированному зрительному залу. «Ну давай же, Мари» — скорее, по инерции вновь произносит про себя Марат, уже и не надеясь, что это возымеет какой-либо эффект. Но он, к собственному счастью, ошибается. Их взгляды сталкиваются. Не ожидала. Немой вопрос в ее глазах — лучшее тому подтверждение. Искренне удивленный взгляд еще, кажется, бесконечную секунду не отрывается от его невинного, но жутко довольного. А он ждал. Ее выразительно поднятые брови, совершенно детское удивление в глазах кажутся ему до жути забавными, смех срывается с его губ, и он безобидно пожимает плечами. Мариам опускает глаза, разрывая их зрительный диалог, качает головой, а губы невольно растягиваются в улыбке. Значит, рада — и это главное для него. Марат старается ненароком не повернуться к весельчаку бармену, который будучи невольным свидетелем случившегося, теперь нагло потребует подробностей. К счастью, проигрыш заканчивается, а припев явно не располагает к болтовне.

You're simply the best, Better than all the rest

От былой растерянности в ее взгляде не осталось и следа. Более того, огонек в ее глазах разгорался с новой силой, ведь теперь за ней наблюдал наиболее важный для нее зритель. Может быть, певице нужен полный зал воздыхателей, а вот женщине достаточно одного.

Better than anyone, Anyone I've ever met

Ее движения становятся раскованнее, импульсивнее. Она намеренно сталкивается с Маратом своим горящим со щепоткой легкого флирта, уверенным взглядом. Сама знает, как хороша сейчас.

I'm stuck on your heart, And hang on every word you say

Она поет для него, и ему это необычайно льстит.

Tear us apart, baby I would rather be dead

Если Марат и был когда-то скептиком, то сейчас он становился главным действующим лицом того магического ритуала, который творила эта блондинка на сцене.

Each time you leave me I start losing control You're walking away With my heart and my soul

С началом последнего куплета Мариам снова возвращает свое внимание в зал. И лишь на припеве она несколько раз позволяет их взглядам пересечься, но не более. Марат чувствует, как что-то внутри его больно укололо, неужели ревность? Он усмехается собственным мыслям — слишком глупо ревновать ее к зрителям. Ведь он сам, будучи актером, не понаслышке знает о необходимости оставлять все личное за пределами сцены. Выходя на сцену, ты играешь для каждого зрителя и неважно огромный зал Моссовета перед тобой или маленький камерный театр где-нибудь в пригороде. Последние ноты звучат уже под громкие аплодисменты и беспорядочные выкрики «бис». В ответ Мариам лишь благодарно улыбается, поклоняется и все-таки покидает сцену. Кажется, теперь ей предстоит куда более интересное выступление. Марат быстро достает из заднего кармана брюк крупную купюру и бросает ее на барную стойку: — Спасибо. — Вам спасибо, — радостным голосом выкрикивает бармен уже вслед уходящему клиенту. Хорошие чаевые как-то сами собой заглушили желание что-либо расспрашивать. Боясь упустить предмет всеобщих восхищений, Марат стремительно пробирается между столиков, бегло извиняясь перед невольно задетыми людьми. Внутри все до сих пор клокочет, как следствие недавнего фейерверка эмоций. Он старается придать себе больше равнодушия, хотя бы внешне — как и любого мужчину, его начинает раздражать собственная эмоциональность. Ведь то, что было в песне, так и останется в песне. В конце концов, она прекрасная актриса, в этом он убедился еще в ходе своего наблюдения, пока не был раскрыт. И на самом деле, она просто исполняла песню, талантливо играла свою роковую роль, периодически бросая взгляд на единственного знакомого ей человека в зале. Свет в зале снова гаснет, погружая помещение в полумрак. Марат поднимает глаза на сцену в ожидании увидеть новое выступление, но тщетно. Вместо этого из колонок начинают доносится звуки чарующей с первой ноты знаменитой песни старого доброго Стинга — «Shape of my heart». Все-таки, если в этом ресторане и есть что-то от Англии, так это музыка, она-то и создавала ту особую атмосферу, которую столь расхваливал его знакомый. Марат подходит сзади, когда Мариам разговаривает, судя по строгому костюму собеседника, с кем-то из музыкантов. В глаза тут же бросается приторная улыбка на лице этого парня, не то барабанщика, не то басиста. А, впрочем, какая разница, если именно он сейчас так бесцеремонно, по мнению Марата, мешает им поговорить. Мариам буквально ощущает, как чей-то нетерпеливый взгляд скользит по её спине, отчего тут же вниз по позвоночнику скатывается волна непрошеных мурашек. Даже сомневаться не приходится, кто бы это мог быть. Она оборачивается, Марат с виновато-наглой улыбкой на лице, точно такой же, как в момент своего вторжения в гримерку, опережает её слова: — Извините, что прерываю, — даже не взглянув на молодого человека, небрежно бросает Марат в качестве формального извинения за прерванный разговор, — песня просто великолепная, потанцуем? Она что-то коротко отвечает на прощание своему собеседнику, а после, по-лисьи прищурив глаза, женщина дает понять, что сейчас от Марата потребуются некоторые объяснения: — Я не против. — Пойдем, — Марат торопливо переплетает их пальцы, будто боясь, что она передумает, и стремительно утягивает ее вслед за собой, — мне тут один разговорчивый бармен поведал, что есть более уединенный зал. — А то боюсь, толпы твоих фанатов просто разорвут меня от зависти, — саркастически добавил он. В ответ Мариам с наигранным недовольством цокнула. Он оборачивается и обезоруживающе улыбается, как только может улыбаться настоящий хулиган, чуть сильнее сжимая её кисть в своей. Они проходят сквозь деревянную арку, по бокам завешанную массивными шторами цвета спелой вишни, и оказываются в полумраке небольшого зала. Он был в полтора, а то и в два раза меньше основного, но вот пространства, не загроможденного столиками, наоборот, здесь оставалось значительно больше. Впрочем его уже активно использовали несколько танцующих пар. «Тем лучше» — оценив обстановку, заключил про себя Марат. Здесь каждому из присутствующих было самому до себя или, в крайнем случае, до своей второй половинки в отличие от основного зала, где публика была гораздо активнее и наблюдательнее.

He deals the cards as a meditation And those he plays never suspect He doesn't play for the money he wins He don't play for respect

Он осторожно опускает ладонь чуть выше талии, памятуя о границах дозволенного в таких случаях. От ощущения ее нежной кожи под тонкой тканью белоснежной рубашки его словно молния пронзает столь очевидная истина — именно этого момента он ждал весь вечер, а может быть, и не только вечер. Тогда, в бессмысленном нарезании кругов по ночному городу, ему были противны одни лишь мысли о визите в любимый бар или в свою холостяцкую берлогу, и теперь он понимает почему — там не было ее. Он никогда не считал себя фаталистом, но если это не судьба, тогда что?

He deals the cards to find the answer The sacred geometry of chance The hidden law of a probable outcome The numbers lead a dance

Мариам заводит непослушную прядь волос за ухо, и рука неторопливо ложится на его плечо. Внутри что-то сжимается от ощущения силы, в конце концов, энергетики. Кажется, это было уже забытое, но ничем не заменимое чувство защищенности, которое только и может испытывать женщина рядом с мужчиной. Она не позволяет себе и мысли об этом, хотя и подсознательно уже давно без боя сдалась этим ощущениям. — А я не думал, что ты еще и Тина Тернер, — первым начинает Марат, — Монро, Тернер, вроде как еще и Мариам, так кто же ты на самом деле? — А кто тебе больше нравится? — она закусывает уголок губы, с ноткой вызова и коварной улыбкой поднимая на него свои пастельно-голубые глаза. От такого взгляда можно и рассудок потерять — смесь наглого флирта с неприступностью. — Но все-таки, я думаю, что третий вариант, — она перестает его мучать, опуская взгляд. — Он-то мне и нравится, — с теплой улыбкой выдыхает Марат.

I know that the spades are swords of a soldier I know that the clubs are weapons of war I know that diamonds mean money for this art But that's not the shape of my heart

— Лучше расскажи, что ты здесь делаешь, — живо спрашивает Мариам, осознав, что своим прошлым вопросом вытянула собеседника на излишнюю откровенность, а не на очередное саркастическое высказывание, которое ожидала услышать. — Не поверишь, чистая случайность, — он невинно пожимает плечами, — не знал, куда себя деть, а про это место наслышан. А уж когда тебя увидел… Ну думаю — точно не зря зашел. — А как же дом? — срабатывает защитная реакция, когда она понимает, что для нее все это уже в омут с головой и никак иначе. Она хочет отрезвить и его, и себя от этой пьянящей игры, в которую они просто заигрались в этот вечер. А дома его ждет жена, о чем она для большего эффекта ему напоминает, — ведь там семья: жена, дети. В ответ Марат лишь по-доброму усмехается, качая головой. Ему удается услышать то, что спрятано между строк: и про отрезвить, и про игру, словно это брошенный спасательный круг. Но нужно ли ему это спасение? Она поднимает на него свой пристальный вопросительный взгляд. Кажется, теперь пришло время ей кое-что рассказать. — Помнишь, когда ты на съемках спросила, женат ли я? — Ну вообще-то ты тогда первый спросил про мое замужество, — уточняет Мари. — Безусловно, — он утвердительно кивает, — так вот, знаешь, я ведь тогда пусть и не впервые… Но все-таки впервые серьезно пожалел, что женат. Да что-то так пожалел сильно, что через неделю мы написали заявления о разводе. — Ой, вот только не надо говорить, что из-за меня, — хитро прищурив глаза, Мариам нетерпеливо перебивает мужчину. Как он и сказал еще тогда, в гримерной, она превосходно умеет держать лицо, чем сейчас и пользуется, старательно скрывая свое удивление под маской равнодушия и легкой иронии. — Да нет, не обольщайся, — он усмехается, когда по её губам читает лаконичное «невыносим», — это давняя история и уже надо было, в конце концов, разрубить этот узел, ни себя, ни ее не мучать. — Но признаться, я был удивлен, — для пущей убедительность он покивал головой, — что ты в разводе. Не ради комплимента, такие красивые, яркие женщины редко бывают одни. — Ну как видишь, — она слегка пожимает плечами. — И все-таки, Мари, откровенность за откровенность, почему разошлись? — Изменял подлец, — она так легко это произнесла, что можно было и, правда, поверить, что это уже давно забытое, пережитое. Да вот только в глазах до сих пор сочилась не то боль, не то обида, а, впрочем, наверное, все вместе. — Тебе? — Марат выразительно поднял брови, — ну тогда действительно подлец! — Ну вот какой был. — Хотя любовь была, — она покивала головой в подтверждение своим словам и воспоминаниям, так нагло нахлынувшим в эту минуту, — как в фильмах: и бешеная страсть, и щенячья нежность, все было… И все закончилось. — Жалеешь? — и он понимает, даже скорее чувствует, чего ей стоят эти откровения, он наклоняется ближе, едва не касаясь ее щеки, обжигая дыханием мочку уха рядом с жемчужной сережкой. — Сейчас уже нет, — Мариам поджимает губы, еле заметно качая головой, отчего невольно соприкасается с его грубоватой щетиной, но не отстраняется. — Такое чувство каждый должен испытать хоть раз в жизни, а если оно еще и не закончится, то это вообще… — выдыхает она, шепотом добавляя, — мурашки по коже.

And if I told you that I loved you You'd maybe think there's something wrong I'm not a man of too many faces The mask I wear is one

Песня близится к своему завершению, его рука уже давно опустилась ниже дозволенных ранее границ на спине, покоясь где-то в районе поясницы. Шею обжигает ее дыхание, с каждым последующим вдохом и выдохом заставляя его сердце колотиться в безумном ритме, отчего начинает давить в висках. Он утыкается носом в ее светлые отдающие в белизну волосы, слышит аромат духов: поначалу они кажутся слишком дерзкими, но стоит, закрыть глаза, как по рецепторам тут же разливается нежный, как майский неокрепший цветок, аромат. Впрочем, точь-в-точь, как их хозяйка. Это была не магия, не сон, это было что-то настоящее, что глубже и сильнее утягивает, не оставляя Марату ни шанса на спасение. А ей просто нравится ощущать тепло его плеча под своей щекой, безобидно утыкаться ему в шею, забывая о том, что до сих пор болело. Хочется стать, наконец, той маленькой беззащитной девочкой в руках сильного мужчины с горячо любящем сердцем, о котором мечтает, пожалуй, каждая женщина. Просто кто-то прячет это постыдное желание под маской «сильной» и «независимой», под страхом смертной казни не желая в нем сознаваться.

That's not the shape, the shape of my heart

Перед окончанием песни они с неохотой возвращают прежнюю дистанцию. Но эта формальность словно ставит многоточие в конце их танца, так и намереваясь оставить его без нужного и желанного финала. Он отпустил ее один раз, но судьба оказалась благосклонна к нему в этот вечер и дала второй шанс. Потерять же ее снова значило бы совершить непростительную ошибку, о которой пришлось бы жалеть, может быть, и целую жизнь. И Марат вновь сокращает расстояние между ними, оставляя не больше пары миллиметров теперь уже никому не нужной пустоты, впрочем, и это кажется невыносимо, вопиюще далеко. Он невесомо касается ее губ и на долю секунды замирает, давая ей последний шанс выйти из игры. Но она отвечает, с нетерпением и азартом добавляя в поцелуй все больше жгучей, вперемешку с непреодолимым желанием, страсти. Они оба тонут в этом водовороте чувств: он, ощущая сладковатый привкус ее помады на своих губах, а она кончики его пальцев, нагло сминающих нежную ткань рубашки на ее спине.

That's not the shape, the shape of my heart

Финальные аккорды разрезают пространство вокруг, заставляя вынырнуть из этого мирка на двоих, но лишь на время… Она разрывает поцелуй, только чтобы шепотом, выдыхая ему в самые губы, произнести единственное: — Поднимешься ко мне? Короткий кивок в ответ. Теперь точно в омут с головой. Оба. Окончательно. Бесповоротно. В эту ночь.

***

Пронырливые лучики зимнего солнца залетают в небольшую комнату без штор и занавесок, лихо запрыгивая на белоснежную кровать. Настырно скользя по коже спящего мужчины, они заботливо оповещают о наступлении нового дня. Марат приоткрывает глаза, щурясь от переизбытка света. Он делает глубокий вдох и приподнимается на локтях, с немыслимой скоростью в голове начинают мелькать воспоминания о событиях вчерашнего дня. Осталось разобрать, что из этого было во сне, а что наяву. Марат обводит глазами номер, вчера при свете он тут не был, а в целом номер симпатичный, видно, дизайнер постарался. Он поворачивает голову на пустое спальное место рядом с собой. На белоснежной простони лежит свернутый вдвое листок. Уголки губ невольно растягиваются в улыбке. Он берет его и аккуратно разворачивает, не торопясь, словно смакуя этот момент. «Я улетела домой, в солнечную Грузию. Прилетай ко мне, я буду ждать тебя там.

Твоя Мэрилин Монро Твоя Тина Тернер Твоя Мари»

Размашистый почерк и след помады цвета благородного бордо. В порыве столь чуждой его мужской натуре нежности, он проводит кончиками пальцев по следу ее поцелуя на шершавой бумаге, с довольной улыбкой заключая: — Значит, это был не сон. А, впрочем, нет времени на размышления, нужно еще успеть купить билет на самолет, ведь скоро Новый год. Вместе. Окончательно. Бесповоротно. Навсегда.