chelsea wolfe - they'll clap when you're gone
я остаюсь, чтобы заботиться о тебе, все остальное во мне атрофировано, я холодна и не чувствую боли
Мама Куини зажимает рот рукой, когда женщина в медицинском берете что-то с сожалением повествует. Куини воспитанная девочка, она не станет подслушивать разговоры взрослых, но мысль мамы о скорой потере рассудка у младшей дочери проскальзывает между мыслями о приготовлении мясного рулета. Куини в пять лет не совсем выговаривает слово легилимент и не совсем осознает словосочетание «потеря рассудка». Голоса становятся громче к двенадцати, они шепотом бьются об корку ее черепа, отчего свой собственный голос услышать с каждым разом труднее; мать строго-настрого грозит Тине держать сестричку ближе к себе, никуда ее не отпускать, потому что за такими особенными волшебниками в министерстве глаз да глаз - Тина с должной ей ответственностью принимает приказ и стремится выполнять. А потом родители Голдштейнов погибают; Куини теряет слух на некоторое время, она запирается в своей внутренней комнате, докуда не доносится ни голос сестры, ни голос магических заклинаний, которые пытаются пробить ее установленную защиту. Таких особенных волшебников опасаются - в министерстве в отделе по учету необыкновенных способностей даже успокаиваются на мгновение. Только вот легилименция возвращается, Куини правда не спешит переходить с языка жестов на обычный язык, Тине спокойнее, когда сестра не слышит ее мыслей, они так с раннего детства общаются: Тина молчит, Куини читает ее мысли, не будь она носителем особенной способности к сестре путь был бы забаррикадирован. Переходить обратно в нормальное состояние непривычно, ее снова захлестывает поток мыслей, которых она хотела бы избегать. Куини яркая, легкая, она почти воздушная, магия ее такая же, расцветает фиалками в рыжих волосах, она легкомысленная, потому что слабая, а еще она боится остаться одна. Тину берут на службу в министерство, чтобы держать младшую Голдштейн поблизости, контроль над неподвластным всегда был девизом министерства. Куини с подносом в руках скачет по отражающим полам здания, ставит кружки с кофе на стол «дядь с серьезными делами», игнорирует восхищенные вздохи, которые раздаются за ее спиной. Мысль о потере рассудке так отчетливо сидит в ее голове, крутится в памяти на бесконечном повторе, пока очередная горделивая мысль Тины не выбивает эту зажеванную пластинку. Куини легилиментов больше не встречала; к кому идти за помощью она не знает; голоса громче и громче стучат по ее барабанным перепонкам, стараются вырваться за области ее неустанной веры в собственный здравый смысл. Она теряет самообладание в порыве гнева на сестру, кидает в Тину заклинание, одно из тех, которые не чтобы покалечить, а чтобы убить; Куини падает на колени, пока мир вокруг трещит по швам - Тина прижимает сестру к себе, старательно держит мысли в крепко сжатых тисках, старается не проронить лишнего. «Легилименты все сходят с ума рано или поздно» Тина смотрит в испуганные глаза Куини, стараясь подобрать верные слова, мол мы справимся, постараемся помочь тебе, - Куини хватается за остатки себя когтями, разрывая при этом плоть. Якоб милый, добрый, надежный; только вот обычный человек, не-маг, которого если что выкинут на помойку ненужных игрушек и оставят там. Он любит Куини так, как никто кажется не любил, а она с одержимостью верной собаки его отпустить не может, даже если знает, что запрут в тюрьме - трудно бороться с той одной единственной мыслью, параноидальной, почти шизофреничной мыслью - почему у нее нет права быть счастливой. Геллерт Гриндевальд - нежелательное лицо номер один в мире магии. Это прописная истина. А еще он безжалостный, и по совместительству единственный, кто по какой-то причине понимает ее. Куини устает бороться за свой здравый смысл, слишком много голосов и чувств, которые ей не нужны, с которыми она устала сражаться в войне, обреченной на проигрыш. - Милая-милая Куини, - выдыхает Геллерт, пытается разгадать очередную загадку, он любит загадки, но Куини Голдштейн самая прекрасная и завораживающая. Известие о том, что в министерстве и правда озабочены способностями легилиментов одновременно раздражает и веселит Геллерта - они боятся чокнутых магов, которым суждено слететь с катушек к тридцати, и эти люди у власти магического мира. Только вот Куини не сошла с ума к тридцати, наоборот, чтение мыслей переросло в перенимание чувств и влияние на них. Гриндевальд уверен, что в каждом маге сидит маленький испуганный ребенок, который так и трепещет перед возможностью освободиться от оков страха. Гриндевальд становится тем, кто снимает цепи с измождённой шеи Куини, она смотрит на него с благодатью; он думает, что иметь на своей стороне такого приспешника выгодная сделка… …только вот она оказывается чуть лучше всех остальных. Она не от страха за ним следует, и даже не в корыстных целях, пересчитать по пальцам - другие за Геллертом по пятам ползут, потому что деваться некуда или потому что эго того требует. Куини в нем видит опору, держится за жесткую ткань его пальто, как за спасательный круг. - Мне не вернуться обратно, - грустно говорит Куини, когда они сидят в саду Нурменгарда, наблюдают за склонами Альп. - Они тебя отвергли, дорогая Куини, они тебя не заслуживают. Геллерт уже давно не позволяет себе чувствовать что-то кроме очевидного долга; с Альбусом проблем хватило, эта дурацкая привязанность к талантливому мальчишке до сих пор сохранилась разбитым стеклом под ребрами, он бы засмеял сам себя признай, что любил его… а Куини совсем не замечает того, как подчиняет его себе. У нее способность влиять на эмоции, и его бесконечную тоску она отбирает и превращает бушующий океан в спокойное море. Куини в его объятиях забывается, а он ощущает себя глупо, так глупо, однако в удовольствии расстегнуть золотые пуговицы на ее белой рубашке себе не отказывает, он не отказывает себе в возможности любоваться ею, в возможности любоваться ее безумием, катализатором которого он стал. Она кричит по ночам от головной боли, Гриндевальд отгоняет дурные процессы в ее шатких нервах, но только вот ее прозрачные добрые глаза становятся мутными, Куини порой забывает кто она, зачем она и по какой причине; она засыпает беспокойным сном на его плече, и он позволяет - надо же, кто-нибудь увидит поднимет на смех, величайший злой волшебник и сумасшедшая девчонка. Куини спасти невозможно, она в разладе, ее магия меркнет в жилах вместе с тем гаснет и понимание выбора сторон. Она казалась необходимым оружием в борьбе с теми, кто обуздан жаждой контроля; Куини сходит с ума к тридцати пяти, бьется в конвульсиях и истерике, пока раздробленный на части рассудок в агонии памяти старается воспроизвести мельчайшие детали ее личности. Геллерту бы чуть больше времени, чуть больше сил на ее спасение, но на носу сражение, противники уже на подходе, а проигрывать он не хочет, какой бы великой ни была жертва. - Ты ведь не ощущаешь жалости, - без единого сомнения говорит Куини, у нее алые впадины под глазами и голос, режущий слух. Она лежит на его коленях, перебирая в руках кончики выцветших рыжих волос. - Я никогда не чувствовала у тебя ее. Так почему же ты до сих пор держишь меня тут, как подручного хорька? «Любовь. Может быть» - Ох, это не любовь, ты же знаешь, лишь навязчивая идея. Я не хочу так больше, Геллерт. Ты спас меня однажды, так спаси вновь. Гриндевальд смотрит на нее в последний раз, прежде чем без лишних слов и мыслей кинуть в нее горсть изумрудных искр. И все же любовь иногда принимает разные обличия, ее метаморфозы единственная вещь, которая не подчинена порядку мироустройства. Геллерт крепче сжимает палочку в руке - победа в том единственном поединке, о котором он грезил последние десятилетия сейчас принесет ему должное удовлетворение и смирение; в конце концов победить человека, которого ты когда-то любил все равно что одолеть любовь и все причастные к ней чувства, а значит и убить в себе жалость к сумасшедшей волшебнице, чье тело тлеет в безмятежной гармонии.