Не Хуайсан был человеком жадным, властным и, ко всему прочему, крайне терпеливым.
Настолько, что с удовольствием наблюдал за тем, как небольшой кубик точеного, красивого льда таял на красивом теле его Главы. Правда, таял он достаточно быстро, к сожалению самого Незнайки - Цзян Чэн был слишком горяч. Кубик истинного холода осторожно прикоснулся слегка треснувших губ Главы: грани его аккуратно провели по линиям, усеянные трещинами, а после плавно поскользил к подбородку. В этот момент Хуайсан точно не сдержался - шумно выдохнул; явно обжегся от столь красивого вида. Дальше - слаще, посему кубик скользит по шее, огибая адамово яблоко, к ключицам. — Ах, Глава Цзян, Вы так прекрасны, — сладостно выдыхает Незнайка и, словно невзначай, опускает кубик льда к пунцовой бусинке соска, оставляя его дольше дозволенного, вырывая сквозь плотно сжатые зубы тихий, точно звериный рык. Капельки воды плавно опускались с сильной груди, на коей красовался глубокий, бугристый шрам; они оставляли после себя очень плавные и смелые дорожки, которые блестели в очень слабом, робком свете свеч ароматных. Не Хуайсан совсем собственнически восседает на чужих бедрах, совсем смело воплощает свои самые сокровенные желания с запретно красивым телом. Глава Цзян перед ним совсем оголен, раскрыт и уязвим, когда его жар и его похоть скрывают шелка ханьфу. Он любит играть не по правилам, любит грязно играть и любит выигрывать. Кубик льда требует движений, чтобы не умереть на этом теле, но Незнайка жестоко держит его аккурат на соске Цзян Чэна, вынуждая задрать голову и с силой закусить губу. Он дергается; сильно, как только может, вот только руки предательски связаны и сцеплены с циновкой, не позволяя ему выбраться из крепкого плена столь соблазнительного Главы Не. Сам же Хуайсан чуть прогибается, наклоняется совсем близко и ловит губами чужое дыхание: тревожное, жаркое, соблазнительное, дразня подобной близостью. Краем глаза замечает, как напрягаются привязанные руки, но в ответ лишь легко усмехается. Он не выберется из этого плена. — Нужно было завязать тебе глаза, — томно тянет мужчина, умертвляя льдом уже свои губы, а после целует в шею, лаская алые царапины, которые оставил когда-то на пике безумия. Нужно было, ведь Цзян Чэн наблюдает, почти мертвецки молча: он не смеет ему противиться и тем более мешать. Ему не страшно, он доверят. Глава Цзян легко вздрагивает, когда лед покидает его тело: Незнайка спрятал кубик во рту и лишь хитро улыбнулся, а после - сразу же прильнул к охлажденному и твердому соску. Целует, облизывает неприятно холодным, контрастным мягким языком. Сжимает рукой второй - все его и только его. Сам же Вань Инь такого не выдерживает — эта игра затянулась настолько, что, кажется, его начали атаковать колкие судороги. Он поддался бедрами вперед, упираясь своим возбужденным естеством в визави. Он требовал, желал его внимания. Как и всего Хуайсана: его сладкие речи, приятные и мягкие руки, хищный, лукавый взгляд; все это пленило, заставляло поддаться его напору.— Цзян-сюн такой нетерпеливый, — Незнайка выпрямился, сладостно облизываясь на глазах мужчины.
Его голос - как колыбель, - убаюкивал, успокаивал и вместе с этим нагонял тревожность и страх. Хуайсан улыбнулся и достал из пиалы новый, совсем чистый и нетронутый кубик льда. Больше ждать не было ни сил, ни желания - он сам хотел всем своим телом ощутить удовольствие Главы Цзян. Ради этого он так старается, чтобы не только его дух, но и тело всецело принадлежало ему и только ему. Кубик быстро скользит по рельефным мышцам, но более не останавливается до тех пор, пока холодные грани не касаются естества Вань Иня - аккуратно, но смело. Он водит холодом по всему стволу, опаляя его мертвецким холодом, а себя - усладой как для глаз так и для ушей. Цзян Чэн подал голос: совсем робкий, просящий скулеж; рваные стоны и очень резкие вдохи и выдохи. Это заводило все сильнее и сильнее. Хуайсан не мог оставить столь желанную плоть без внимания своего, посему совсем скоро вместо кубика льда по стволу блуждал его теплый, влажный и шершавый язык. Он совсем жадно его облизывал, исследовал, опалял жаром собственного рта. Ровно до тех пор, пока к языку не присоединился кубик льда. Теперь они танцевали вместе, заставляя чужую грудь вздыматься, а голос - трепетать.— Тебе нравится? — лукаво спросит Незнайка, словно впервые пробует на вкус его естество и в удел свои навыки.
И сразу же после - возвращается к своему занятию, но уже более смело: взял в плен своего рта головку, слишком вальяжно ее посасывая. Ресницы дрогнули, а глаза уставились прямо на личико любовника - сегодня он в его власти и каждый его стон - его. Цзян Чэн давно сводил его с ума. Каждым своим словом, своим действием - за ширмой любимого цветастого веера Вань Инь не видел, как робко Хуайсан облизывает губы, как часто в порывах душной ревности закусывает губу. Как посторонние эмоции сильно давят на его гордость, как мешают быть рядом. О, да, он любит его - совсем безумно и властно, но одновременно с этим и очень нежно и мягко. Это его кувшинка, что дрейфует в реке крови. Вань Инь дышит часто, неровно - ему хорошо, ему чертовски хорошо. Незнайка начал действовать смелее и грубее: брал в рот его естество все глубже и глубже, резче и жаднее. Цзинши сразу же наполнилось грязными хлюпаньями - о, Хуайсан с таким энтузиазмом сосал, что, кажется, точно позавидует любая опытная шлюшка. — Не-сюн, — начал тот, глотая слюну, пытаясь заживить свое иссохшее горло, — Я......сейчас! Цзян Чэн не мог связать и двух слов воедино - слишком много ощущений, слишком тяжело он дышал, слишком хорошо. Хуайсан лишь мимолетно улыбнулся и голова его начала опускаться на твердый орган активнее, желая довести до самого пика. Лед уже давно стал теплой водой, что увлажняла руки юного Главы Не - сегодня он достаточно поиграл с ним. Вань Ин дернулся, послышался жалобный скрип и Не Хуайсан замер, вслушиваясь в эту прекрасную симфонию его победы - совсем жалобный, особенно громкий стон удовольствия, похожий на волчий вой. Он кончил, тяжело, обильно - излился в податливый рот своего безумного любовника, а тот, в свою очередь, все прилежно проглотил, оставляя часть белоснежной жидкости на языке, чтобы после подняться и продемонстрировать свою ответную покорность. И увенчать свою победу поцелуем - вольным, уставшим, сладким.— Я люблю тебя, Цзян-сюн.