Чудовища

Когда Фотограф входит в обеденный зал, Карла начинает мутить. Серебряная вилка, которую он сжимает в дрожащей руке, падает на стол с оглушительно громким звоном, еще более резким в наступившей тишине. Множество взглядов тут же устремляется на него, однако вскоре за столом вновь начинаются оживлённые беседы. -Эй, всё в порядке? -молодой пророк Илай Кларк, сидящий рядом с Эзопом, легко треплет его за плечо, чтобы привести в чувство. Не в силах выдавить из себя хоть один звук, юноша кивает. Он до сих пор не может привыкнуть к тому, что эти монстры обитают с ними в одном особняке, спокойно трапезничают в одном зале, после того, как во время Игр делают с ними все эти ужасные вещи… Эзоп мотает головой, пытаясь отогнать от себя воспоминания. Илай озабоченно и сочувственно смотрит на него, догадываясь, о чём тот думает. Затем ободряюще похлопывает юношу по спине. -Я понимаю.Мы тоже привыкли не сразу. Ничего постыдного в этом нет, все же ты попал сюда последним… — у Илая чуть вьющиеся волосы цвета печёного каштана, спокойный низкий голос и красивые голубые глаза, увидеть которые можно только тогда, когда он снимает привычную для него повязку. У глаз его персонального кошмара тот же цвет, но если те, что у Илая, напоминают о высоком небе и мягких лучах весеннего солнца, то в глазах Джозефа Дезонье застыло морозное зимнее утро, когда разреженный воздух впивается в лёгкие, и каждый вздох разрывает их на части, принося мучительную боль. Машинально юноша бросает взгляд в другую часть зала, чтобы на какую-то долю секунды столкнуться со взглядом белокурого Охотника — холодным, немигающим и отстранённым. Но отчего-то почти обжигающим. Эзоп чувствует, как его одновременно обдаёт жаром и холодом, будто контрастным душем, расползаясь по позвоночнику и проникая даже в кончики пальцев. В горле моментально пересыхает, но кто-то с другой стороны уже подталкивает к его руке стакан с водой. Карл разрывает зрительный контакт, и напряжение, стальной паучьей нитью уходящее в темноту, где разместился стол Существ, постепенно ослабевает. -Не беспокойся, все через это проходят, -голос юной садовницы звучит ободряюще и бойко, словно это не она провела в особняке уже чёрт знает, сколько времени, будучи одной из первых приглашённых на Игру. Юноша делает глоток воды, глубоко вздыхает и слабо, но благодарно кивает. Тепло улыбнувшись, Эмма похлопывает его по руке. -Вот и молодец. Илай поначалу тоже трусишкой был, а сейчас — ого-го, даже Охотников на Играх обставлять умудряется! Скоро его бояться будут, вот заживём тогда! Шутливое ворчание Пророка заглушают уханье его питомца — маленькой тигровой совы — и общий смех сидящих напротив девушек. Глаза Садовницы, зелёные, словно молодая листва, довольно искрятся: она, как никто другой, умеет поднимать настроение каждому в её новой семье. Время здесь подчиняется своим законам, поэтому никто из них не изменился с тех пор, как попал в Олетус Мэнор, но Эмма сразу же взяла на себя роль эдакой старшей сестры, чтобы помочь каждому новичку адаптироваться в пугающей атмосфере. Карл не может сдержаться, и тоже слегка улыбается. Но затем вспоминает, что его тревожит, и его улыбка тут же гаснет. -Почему они тоже здесь живут? -тихо выдавливает он из себя, поднимая взгляд серо-стальных глаз на девушку.-Разве это не…неправильно? Они убивают нас на Игровом поле без всякой жалости, а потом… Голос юноши на секунду срывается на хриплый сип, одновременно с тем, как в сознании вспыхивает обжигающее ощущение холодной стали, пронзающей плоть, и два небесно-голубых бриллианта глаз, провожающие его в небытие. Карл чуть встряхивает волосами, отгоняя от себя наваждение. Эмма хмурится, чуть закусив губу. -Таковы…правила, -на секунду Карлу кажется, будто она знает больше, чем говорит, и её взгляд тоже меняется, становясь более…взрослым? Жёстким? Чужим? Однако, тень тут же исчезает с её лица и прежняя Эмма уже тепло треплет его по светлым волосам.-Не бери в голову, с ними тоже можно сосуществовать. И даже подружиться, как сделала Трейси. Чуть сбив на затылок соломенную шляпку с потрёпанными полями и усмехнувшись, Садовница кивает в сторону большого камина, где светловолосая девчушка с двумя парами гогглов, на голове и на шее, и приветливым личиком, перемазанным машинным маслом, уютно устроилась в кольце стальных лап большой горбатой паучихи. По спине Эзопа, будто разряд тока, проносится волна отвращения, пока он разглядывает Существо, совершенно не похожее на реальное, словно составленное из фрагментов человека, животного, шарниров, металлических частей… «Это противоестественно…» Однако, девочка нисколько не смущена своей странной компанией. Напротив, она чувствует себя совершенно свободно, беззаботно болтая о чём-то и держа в руках небольшую канистру с эмульсией. Со знанием дела она возится с одной из уродливых лап, словно представляющих из себя огромные половины ножниц… Тело паучихи настолько деформировано и нелепо, что там, где должны находиться хелицеры, присутствует ещё одна пара рук, неустанно прядущих липкие плотные нити. Карла передёргивает от одной только мысли об удушающих объятиях кокона. Трейси, между тем, деловито наносит слой смазки на один из шарниров, вытирает излишки масла и пыли тряпкой, выуженной из кармана рабочих брюк, и просит паучиху немного подвигать конечностью. Очевидно, результат устраивает обеих, и вот уже чудовище протягивает к ней одну из рук. Стальная маска в виде птичьего клюва не выражает эмоций, но прикосновение выглядит почти по-матерински ласковым — девчушка довольно смеется и вновь начинает болтать о своём. Эзоп не может скрыть неприязненную гримасу, поэтому Эмма отвешивает ему лёгкий щелбан, чтобы он, по крайней мере, прекратил пялиться. Юноша молчит, всё ещё не желая примириться с тем фактом, что кто-то по доброй воле может водить дружбу с Существами, безжалостно расправляющимися с ними. Пусть даже Трейси удалось сблизиться с паучихой, чтобы та не трогала её на своих Играх, но не все же будут поступать подобным образом. Юношу начинает слегка тошнить, когда он вспоминает, что именно бездыханное тело Трейси Резник было тем, что, словно тряпичная кукла, ударилось о дерево, за которым Карл прятался в одну из своих первых Игр. Бэйн, огромный человекоподобный лось, насадил её на свои исполинские рога за долю секунды — девочка даже пикнуть не успела. Разумеется, Олетус Мэнор возвращал всё на круги своя, однако Карл не думал, что сможет к этому привыкнуть, особенно к распотрошённым телам и осколкам белых костей, выглядывающим сквозь сломанные конечности. Несмотря на всё, что он видел и делал до этого, в своей прежней жизни. -Поговаривают, что Виолетта в цирк подалась только затем, чтобы детей от голода спасти, -замечает Садовница, снимая шляпу и взъерошивая каштановые волосы.-Только не дождались они её… -Я думал, что здесь они не могут к нам… -перебивая её, выдавливает из себя Эзоп, расстёгивая верхнюю пуговицу сюртука — от всё ещё чётких воспоминаний дышать становится тяжело. В разговор вмешивается Илай, который попал сюда немногим раньше, чем он сам, но уже разбирающийся, что к чему. -В пределах Особняка Существо не может тебя коснуться, если ты сам этого не захочешь. Потому они не опасны для нас в любое другое время, кроме Игр. -Впрочем, Сущность не даёт ни им, ни нам, разгуляться в любом случае, -добавляет Эмма, накручивая на палец прядь волос.-Когда Уильям только прибыл в Мэнор…-она косится на рослого смуглого парня, сидящего за пару кресел от них, и что-то ожесточённо доказывающего паре мужчин.-Он с десертным ножом попытался напасть на одного из Охотников, Бёрка, думая, что тот совершенно пьян, завязалась драка… Девушка какое-то время молчит, затем отводит глаза в сторону, будто сожалея о том, что сейчас будет сказано. -Судя по крикам и тому, что мы увидели в коридоре, Сущность разобрала их обоих буквально на органы… Уилл потерял возможность участвовать в Играх минимум на ближайшую неделю, а здесь, чем быстрее научишься, тем больше шансов…-Эмма криво усмехается. Молодой пророк вздыхает, покачав укрытой капюшоном головой. -…избежать боли. Так что, Эзоп, лучше учиться на чужих ошибках. Или взять пример с Трейси, и… -Выйду подышать, -чуть более резко, чем ожидает сам от себя, бросает юноша, стремительно поднимаясь с места и с грохотом отталкивая стул. Затем порывисто удаляется по коридору в сторону балкона. Илай и Эмма провожают его понимающими взглядами, но не делают попыток идти следом. Чтобы привыкнуть, нужно время, а гнев — это уже вторая стадия принятия чего-то неизбежного. Одна мысль о возможной дружбе с Этим доводила Карла до тошноты и белого каления. «Чёрт бы его побрал…или лучше подрал, да посильнее». Пальцы сами собой сжимаются в кулак. Он поднимает взгляд к ночному небу, нависшему над особняком, словно декорация в кукольном театре. Сияющий диск луны выглядит, словно поделка из фанеры, а звёзды, как кусочки фольги, беспорядочно разбросаны по тёмному бархату. Рука скользит в карман, доставая спички и небольшой портсигар, из которого он выуживает сигарету и с наслаждением затягивается. По мнению других, курение было одной из его дурных привычек, однако Эзоп ничуть этого не стыдился. Сигареты он любил, людей — не очень. По крайней мере, живых. Единственным воспоминанием из детства были тёплая рука пожилого мужчины на его волосах и сладковатый дымок махорки, тонкими сизыми лентами растекающийся в воздухе. После смерти матери оставленный на попечение старому бальзамировщику Джерри, воспитавшему его и обучившему ремеслу, Эзоп хотел быть похожим на него. Однако, лучше никогда не создавать себе кумиров. Слишком велика цена разочарования. Но, в конце-концов, он устроил ему достойные похороны, а портсигар взял на память. Сигаретный дым зависает облаками в холодном вечернем воздухе. Он глубоко вдыхает, через нос затягивая немного воздуха, и чувствует остатки слабого табачного аромата. -Не помешаю? -бархатный низкий голос режет слух похлеще ультразвука. Карл закашливается, пытаясь привести чувства в порядок. Лёгкие изнутри, кажется, разрываются — неожиданный нарушитель его спокойствия, напротив, не спешит уходить, но и не приближается, выжидающе глядя холодными голубыми глазами. Эзоп молчит, вновь отворачиваясь, и продолжает вглядываться в сумрачную синеву. Джозеф принимает это за согласие и встаёт неподалёку, опираясь о перила балкона, вытягивает сигарету и вставляет её в изящный мундштук. Какое-то время они хранят молчание, пока оно не становится слишком оглушительным. -Прохладно сегодня, -ленивым скучающим тоном произносит Охотник, стряхивая пепел. Юноша втягивает достаточно дыма и глубоко вдыхает. Однако, не изъявляет ни капли желания отвечать Существу. Джозеф чуть разочарованно пожимает плечами — он явно надеялся на более живую беседу, что само по себе довольно странно для Бальзамировщика, но делает ещё одну попытку завязать разговор. -Карл Эзоп, n'est-ce pas? -голубая искра едва вспыхивает под светлыми, будто присыпанными пеплом, ресницами. -Да, -наконец открывает рот Бальзамировщик. Он всегда думал, что Охотники — безликие орудия Сущности, управляющей этим местом. Машины для убийств, единственной радостью которых является наматывание чьих-либо кишок на деревья. Эзоп во всех красках и с большей вероятностью мог представить себе, как Охотник делает из любого Выжившего окровавленный фарш, но никак не то, что он будет вести с ним задушевные беседы. Может быть, ещё и на чашечку чая пригласит? -Грек? -любопытствует Джозеф, все тем же величественным и плавным жестом смахивая пепел с сигареты. Его речь отличает мягкий французский акцент — он произносит некоторые звуки в нос и едва слышно грассирует. Кажется, что дым от новой затяжки помимо лёгких заполняет всю внутреннюю пустоту, рождённую фантомной тоской: юноша пожимает плечами — он ничего не помнит о своей матери, ничего не знает об отце и больше ничего не хочет иметь общего с тем человеком, фамилию которого ему пришлось принять. Половина сигареты с мундштука Джозефа осыпается, и порыв ветра подхватывает пепел, унося прочь. Сквозь серые крупицы в сумерках алеет сердцевина, медленно тлеющая после затяжки. Они молчат какое-то время, затем тишину нарушает уже Карл. -Левша? -Эзоп искоса наблюдает за Фотографом. Все движения Охотника исполнены благородства и изящества, так что на это невозможно не засмотреться, хочешь ты того или нет. Кажется, голубые глаза вспыхивают чуть насмешливо. -О-о? Не знал, что Вы мой поклонник, раз заметили даже это. -Тяжело не заметить, пока в тебя тычут клинком, а ты в это время пытаешься запихнуть кишки обратно, -грубо шутит юноша, но Фотограф все-таки издаёт негромкий смешок. -Je suis désolé. Таковы правила, -он легкомысленно пожимает плечами, однако в его тоне присутствуют несколько странные нотки. В ответ на это Карл ничего не говорит, молча выбрасывая окурок и разворачивается, чтобы вернуться в зал. -А зачем Вы здесь? -вопрос застаёт его врасплох, хотя и выглядит совершенно обыденным. За ним чувствуется странное напряжение, почти физически покалывающее кончики пальцев разрядами тока. Он чувствует себя незваным гостем на чужом пиру. Его действительно не приглашали. -Хм… Просто. Хотел посмотреть, что из себя представляет Особняк, -Эзоп передёргивает плечами, поворачиваясь и удаляясь прочь.-Не могу сказать, что восхищён наблюдениями. -Просто так? Но, мне казалось, что…-в голосе Джозефа на секунду проскальзывает недоумение и даже какая-то растерянность. Он собирается что-то сказать, но резко передумывает. -Было приятно пообщаться, -чуть ехидно звучит вслед удаляющемуся Бальзамировщику. Эзоп возвращается за обеденный стол, садится на своё место и подпирает ладонью подбородок. Изредка он вежливо улыбается и хмыкает в ответ на оживлённую жестикуляцию Эммы, в то время, как она рассказывает какой-то забавный случай из жизни. От внимания юноши не ускользает тот факт, что Джозеф, вернувшийся немногим позже него самого, поднимает на него взгляд и слегка изгибает в усмешке край идеально-правильных тонких губ, поднося к ним чашку с чаем. Карл отводит глаза и старается не смотреть. Во время следующих Игр он не встречает Фотографа, зато, к своему явному неудовольствию, успевает познакомиться с другими Охотниками ближе, чем ему бы того хотелось. Ещё несколько ночей подряд он просыпается в холодном поту, чувствуя на шее липкие щупальца Хастура, или слышит хихиканье Ведьмы Снов, вместе с хрустом своих же костей. Однако, что ещё хуже — так это новый Игрок, прибывший в Особняк. Если бы его спросили, то Эзоп бы сказал, что находит его пугающим. И дело вовсе не в наполовину обожжённом лице — он кажется совершенно сумасшедшим, словно страдающим циркулярным психозом. Даже дружелюбная улыбка, спустя какие-то пару секунд сменяющаяся враждебностью, с самого начала вызывает у Карла мороз по коже. Не говоря уже о том, что и на Игровом поле благодаря ему творится полнейший хаос. Вот и в тот злополучный день Нортон (так звали новичка) умудрился учудить со своей игрушкой — двумя метеоритными магнитами. К тому моменту они уже успели потерять Хелену, которая, в попытке убежать от Охотника, сама загнала себя в лабиринт, полностью окружённый склизкими пульсирующими отростками. Бедная слепая девушка не успела даже ахнуть, когда Организатор свернул ей шею. Буквально чудом им удалось расшифровать оставшиеся коды: Марта, стиснув зубы и подволакивая раненую ногу, пробежала мимо него, готовая открыть ворота. Он рванулся за ней, когда неведомая сила отшвырнула их друг от друга, растерянная девушка врезалась в щиток с панелью управления, но, быстро опомнившись, начала вводить полученные цифры, а когда ворота открылись, бросилась бежать — от неё пользы уже не было. Эзопу повезло меньше — он ударился головой о стену, так, что в глазах потемнело. Сердцебиение учащалось — он слышал сиплое дыхание Хастура позади и понимал, что явно не добежал бы до выхода. Карл заскрипел зубами, но ощутил под пальцами спасительную металлическую поверхность люка. Юноша поднял глаза и увидел Нортона, стоящего в воротах и с любопытством смотрящего на него. -Уходи…-зашипел Бальзамировщик, царапая землю в состоянии, близком к истерике.-УХОДИ, МАТЬ ТВОЮ, ОН ЖЕ НЕ ОТКРОЕТСЯ! Никто никогда не слышал, как Эзоп кричит, если это был не крик боли от ран, наносимых Охотником. Казалось бы, у него есть реальный шанс выжить в этой Игре — но Кэмпбелл продолжал смотреть на него совершенно пустым взглядом. И ушёл только в тот момент, когда Организатор поднял с земли тело Эзопа, унося добычу в подвал оружейной фабрики. Разумеется, после его возвращения, Нортон клялся и божился, что сделал это не специально, даже рыдал (причём, вполне искренне), но Эзоп только махнул рукой — с психами связываться себе дороже. -Чёрт бы побрал этого Кэмпбелла, -хрипит себе под нос юноша, стоя на своём привычном месте и остервенело затягиваясь сигаретой. Фантомные раны всё ещё изрядно болят. -Неважный день? -участливо произносит над ухом знакомый голос, и Карл рефлекторно дёргается, моментально поперхнувшись. -Следишь за мной, что ли? -огрызается юноша, оборачиваясь на вторженца. Да, видимо этот балкон полюбился не только ему. Однако, Джозеф ничем не выдаёт смущения или какого-либо замешательства. -Если у кого-то проблемы с тем, что не только ему нравится данное место…Ce n'est pas de ma faute, -Фотограф безмятежно пожимает плечами. Карл шумно выдыхает, не находя, чем ему ответить, и отворачивается, глядя в чернильную темноту. Никотин уже проник в кровь, и он может почувствовать дым буквально кончиками пальцев. Голову чуть-чуть сдавливает, будто бы мозг тоже пропитывается табаком. На языке ощущается сгоревшее дерево, и он тут же рефлекторно сплёвывает. Джозеф всё так же лениво следит за ним, не пытаясь разговорить. Наконец, Карл вздыхает и качает головой. -Дерьмо. Белокурый Охотник облокачивается на перила балкона спиной и усмехается. -Кажется, у ВАС проблемы с доверием. Бальзамировщик не знает, подразумевает ли Фотограф всех Выживших, или же обращается конкретно к нему. Однако, умышленно или случайно, он касается той темы, о которой Карл не хочет думать, но к которой мысленно возвращается снова и снова: он не видит смысла в командной работе, когда всё, что требуется — это побег. Отвечать только за себя гораздо проще, чем за жизни тех, кому не посчастливилось оказаться рядом на игровом поле. Карл не мог понять смысла рисковать жизнью ради того, чтобы безуспешно попытаться помочь кому-либо. Однако, так поступали многие. -Идиоты, будто своя жизнь не дорога, -вырывается у юноши, но он вовремя прикусывает язык — не хватало ещё делиться мыслями с тем, кто только и ждёт момента, чтобы всадить в спину клинок. Джозеф, напротив, кажется игнорирует его, пуская лёгкие кольца сизого дыма со сладковатыми нотками, которые тут же рассеиваются в воздухе. -C'est amusant, -наконец изрекает он, ухмыльнувшись.-Не видеть смысла рисковать собой, однако сердиться из-за того, что тебя не спасли… Это называется эгоизмом, mon ami. Кто знает, может стоит попробовать себя в роли Охотника? Фотограф лёгким движением поправляет волосы, в то время как Эзопа бросает сначала в холод, а затем — в жар. -Не тебе об этом судить, -яростно бросает он, пытаясь избавиться от навязчивых картин памяти и стремительно срываясь с места. -Да ладно, ничего такого я не…-Джозеф беспечно протягивает руку, чтобы схватить юношу за плечо, но тут же смертельно бледнеет и поспешно отдёргивает её словно от огня. На его лбу выступает испарина, а дыхание учащается. В голубых глазах на секунду проскальзывает нестерпимая мука — мало, кто знает, как Сущность наказывает своих подчинённых, когда они нарушают правила. Трогать Выживших за пределами Игры против их воли строго-настрого запрещено. Мундштук выпадает из дрожащих пальцев, но Карл этого уже не видит, удаляясь прочь. Пара суток проходит довольно мирно. Им даже удаётся отыграть несколько удачных Игр, во время которых они все сбегают. Пока Выжившие весело обсуждают успех за вечерней трапезой, Эзоп ловит себя на мысли, что иногда поглядывает в сторону стола Охотников. Джозеф, словно намеренно, не обращает на него никакого внимания, будучи увлечённым разговором с Ву Чанг — парой Существ, которые могут находиться одновременно только здесь, в Мэноре. Их беседа кажется довольно мирной — Бальзамировщик искоса наблюдает, как рука Чёрного почти ласково обнимает Белого за плечи. Словно у них тоже есть чувства. Эзоп встряхивает головой, пытаясь как можно быстрее избавиться от этой мысли. Бред. Никого не должны волновать чувства чудовищ. Ледяной всполох из-под длинных ресниц остаётся незамеченным. Всё течёт своим чередом. Очередной новичок — жизнерадостный акробат по имени Майк быстро находит общий язык с Нортоном: каким-то чудом ему даже удаётся его приструнить. Старатель ведёт себя куда спокойнее, чем раньше. Не совсем понятно, что связывает этих двоих, до тех пор, пока Карл не застаёт их в саду, пытаясь разыскать Эмму. Выражение лица Майка, с которым он что-то шепчет на ухо Кэмпбеллу и поза, в которой он льнёт к его телу, не нуждаются в понимании и объяснении. Эзопу становится жарко — с покрасневшим лицом, он стремительно выбегает за дверь, пока его присутствие не обнаружили. Пальцы немного обжигает — кажется, сигарета догорела до самого фильтра. Бальзамировщик коротко выдыхает оставшийся дым, и вновь тянется к губам. Перед глазами снова встаёт сцена, которую он наблюдал в саду. Видимо, взросление в какой-то степени обходило его стороной: Карл не то, что не имел особого опыта в общении с людьми, он даже не задумывался о том, что у них могут возникать какие-либо желания по отношению друг к другу. Почему же сейчас он наконец осознал, насколько нежно Эмили перевязывает раны Эммы? Почему только сейчас понял причину румянца на щеках Везунчика, которого Наёмник остановил в коридоре для беседы? Почему в тот вечер Белый и Чёрный… -Как же вы все меня раздражаете, -тихо шипит себе под нос Эзоп, пытаясь достать из пачки последнюю сигарету, но движение получается слишком нервным, и она выскальзывает из его пальцев, исчезая в ночной темноте. -Чёрт, -юноша в сердцах хлопает себя по лбу и раздосадованно сползает на мраморный пол, уперевшись локтями в колени и уткнувшись лицом в ладони. Рядом раздаётся мягкий смешок и юноша переводит взгляд в сторону источника звука. -Первый раз вижу, чтоб так переживали из-за сигареты, -с насмешливым прищуром Фотограф возвышается над ним, почти как на поле Игры. -Давно не виделись, -грубовато, но порывисто выпаливает Карл, поднимаясь на ноги. Неожиданно для себя он отмечает, что они почти одного роста. Несмотря на то, что Эзоп и сам довольно высок, тела Охотников всегда были в основном деформированы из-за силы Сущности. И, тем не менее, Джозеф больше всех похож на человека? -Не говори, что соскучился, -хмыкает белокурый монстр, а у Карла внутри что-то отзывается ледяным покалыванием всех внутренностей, когда он называет его на «ты» в первый раз после самого первого разговора.-Хочешь закурить — просто попроси. Своей бледной и изящной рукой Фотограф достаёт из портсигара две сигареты, протягивая одну из них юноше, Не задумываясь, тот берёт её из рук Джозефа, и осознаёт этот естественный жест только спустя пару мгновений. В глазах Охотника, кажется, тоже проскальзывает удивление, но он никак не комментирует это. Эзоп зажигает спичку и затягивается сигаретой — ноздри и горло наполняет сладковатая горечь. -Ваниль? -поднимает бровь Карл. Меньше всего он мог ожидать, что Охотник будет любителем подобного вкуса. Впрочем, что уж там — он, в принципе, мало думал о том, что у кого-то из Существ могут быть предпочтения в чём-либо. По мнению Эзопа, все их привычки были сохранившимися рефлексами из прошлой жизни. Видимо, он ошибался. -Не нравится — не кури, -беззаботно отвечает Джозеф, постукивая по мундштуку и стряхивая пепел, но Карл мотает головой. -Нет… Спасибо, -помолчав, он добавляет.-Вообще, я привык к кофейному табаку. Перебивает запах тимола и ощущение формалина в глотке. Со стороны Эзопа это практически откровение. До этого он не делился подробностями своего ремесла ни с кем, кроме самих покойников, которых считал наилучшими собеседниками — молчаливыми, внимательными и благодарными слушателями. -О, -Фотограф, кажется, не проявляет излишнего любопытства, однако его тон звучит почти одобрительно. Джозеф опирается о перила балкона и молча курит. Эзопу кажется, что их плечи вот-вот — и соприкоснутся. Странно, но эта мысль не внушает ему отвращения. Илай сказал, что Существо не может дотронуться до тебя, пока ты сам этого не захочешь, так?.. -Сколько тебе лет? -нарушает молчание Карл, раз уж между ними установилось некоторое подобие контакта — юноша чувствует себя немного неловко, пока на балконе царит тишина. -Двадцать семь…было.-просто отвечает Джозеф и убирает с лица выбившуюся светлую прядь, искоса взглянув на Бальзамировщика.-Тебе? -Двадцать один…был. Наверное, -чуть затрудняется с ответом юноша: он уже давно потерял счёт времени — да и кто знает, может быть, в этом месте оно течёт совершенно иначе. Фотограф кивает, слегка усмехнувшись и выпрямляется, покончив с сигаретой. Несколько снежинок, кружась в воздухе, падают на его плечи, спрятанные под изысканным синим камзолом, и на нос Эзопа, который недоуменно моргает и вытягивает вперёд руку, повернув ладонью вверх. На белой перчатке остаётся крошечная звёздочка. -Когда мы покидали Лион, тоже шёл снег, -задумчиво произносит Джозеф, разглядывая снежные хлопья, постепенно заполняющие небо и кружащиеся в вечернем воздухе, словно пепел. Эзоп слегка поворачивает голову в его сторону, однако Охотник быстро сбрасывает с себя оковы ностальгии: судя по изменившемуся выражению его лица, Карл понимает, что его вызывают на Игру. Возможно, ему только кажется, но Джозеф выглядит почти разочарованным. -Приближается Рождественский Пир Сущности, mon ami, надеюсь, праздник удастся.-Чуть поклонившись, Джозеф удаляется. -Удачной Игры, -машинально вырывается у Эзопа, и он в ужасе прикусывает язык до крови: кому он только что пожелал преуспеть? Охотник разворачивается и несколько мгновений изумлённо смотрит на него, а затем изгибает губы в улыбке и театрально посылает Карлу воздушный поцелуй. -Bonne soirée, mon ami. Он уходит, оставляя Эзопа в тишине густеющих сумерек с каким-то мучительным осознанием. *** -Иии, с праздником, друзья мои! -громогласно вещает Уильям, на смуглых щеках которого не так сильно заметен алкогольный румянец, но, судя по тому, как он стискивает несчастного Фредди Райли в своих стальных объятиях, регбист давно и безвозвратно пьян. Эзоп стоит у камина с бокалом вина, вежливо салютуя им всякий раз, когда Эллис предлагает выпить очередной тост, однако не спешит присоединяться. Он разглядывает общую обстановку — многие разбились на компании, Эмма и другие девушки сидят вместе, о чём-то шушукаясь и изредка хихикая. Уильям, который до этого явно мешал Наибу уединиться с Везунчиком, пытается споить старших из них — Адвоката и ещё пару людей, с кем он не особенно знаком. Рождество в Особняке Олетус вовсе не сезонный праздник, по которому можно было бы определить количество проведённого здесь времени; он больше напоминает костюмированную вечеринку. Да и в целом, оставшееся вне Игр время Выжившие и Охотники могут проводить так, как считают нужным, только без возможности покинуть Мэнор. «Очевидно, у Сущности, как и у нас, есть причины, чтобы всё было именно так, «-как-то раз сказала Садовница, уклончиво пожимая плечами, когда он задал ей вопрос об этом. Карл украдкой переводит взгляд в другую сторону — за столом Охотников всё довольно чинно. Юноша отмечает, что Джозеф ещё не объявлялся. Эзоп подносит к губам бокал, где в холодном блеске хрусталя плещутся алые искры, задумчиво делает глоток и негромко вздыхает. -Эзоп! -весело машет ему из-за стола Трейси, поправляя капюшон кофты с медвежьими ушками, надетой взамен привычной промасленной униформы механика.-У нас кончились тарталетки, не сходишь за ними на кухню? Юноша согласно кивает, и девочка шлёт ему воздушный поцелуй, оживлённо болтая ногами на стуле. Судя по тому, как все девушки слушают Маргарету, с загадочным лицом вещающую о чём-то, Трейси просто не хочет пропустить очередную сплетню, которыми славится Танцовщица. Впрочем, всё, чем занимается Эзоп, это пьёт в одиночестве, так что для него это не будет слишком уж обременительно. Бальзамировщик выходит из обеденного зала, коридор увлекает его за собой, когда внезапно юноша слышит чей-то шёпот и приглушённые стоны. Эзоп останавливается на развилке и остаётся в тени, безмолвно наблюдая за Майком и Нортоном, для которых, кажется, сейчас больше ничего не существует. Запустив пальцы в волосы Кэмпбелла, Акробат прижимает его голову ближе к себе и, выгибаясь, откидывается назад. Стоны непроизвольно срываются с его губ, и он абсолютно этого не стесняется, в то время, как Старатель покрывает поцелуями внутреннюю часть его бедра. Карлу хочется отвести взгляд и уйти подальше, но он, словно заворожённый, продолжает наблюдать, как Майк плавными движениями двигает тазом туда-сюда, скользя пальцами по ожоговым рубцам, покрывающим лицо Нортона. У Эзопа темнеет в глазах, а сердце будто готово разорвать грудную клетку, когда блондин слегка поворачивает голову и улыбается ему из-под полуопущенных ресниц. Нет, он не может увидеть его сейчас и здесь. Это просто игра воображения. Возбуждение достигает своего пика, а давление в брюках становится нестерпимым, будто туда прилила вся кровь его организма. Юноша борется с тем, чтобы не опустить руку туда, где зреет его желание, но затем, резко встряхнув головой, заставляет себя почти сбежать оттуда. В кухню он практически вваливается, тяжело дыша и захлопывая за собой дверь, словно за ним гнались. -Эзоп? -мягкий голос Илая пускает по спине электрический разряд, когда Бальзамировщик разворачивается, судорожно прикрываясь и несколько испуганно глядя на другого Выжившего. Пророк невольно прослеживает за его движением и тут же отводит глаза. -Ничего. Мортон и Кэмпбелл, да? Я…Тоже их видел, -Илай откашливается, в то время, как его щёки заливаются краской. Он достаёт из шкафчика бутылку вина и два бокала, щедро наполняя их рубиновой влагой и протягивает один Эзопу. -Держи. Надо развеяться. Юноши пьют молча, неловко глядя в разные стороны. Когда тишина становится нестерпимой и давящей, Карл первым кашляет, чтобы её нарушить. -Как думаешь, почему именно Рождество? Я имею в виду, -Бальзамировщик пожимает плечами.-Пир во время чумы выглядит довольно нелепо, если вспомнить, что происходит на Играх. Илай снимает с глаз повязку, вытирая со лба выступившие капельки пота — в кухне довольно жарко — и смотрит на Эзопа своими ясными голубыми глазами. -Наверное, это самый подходящий праздник из тех, что Сущность запомнила… Он вселяет в людей надежду, -Пророк вздыхает, обводя взглядом рождественское убранство.-Хороший вариант дать нам возможность расслабиться и восполнить запас сил, иначе ей тоже становится скучно. Карл кивает, в целом соглашаясь с Илаем, и наливает им ещё вина. В голове уже начинает приятно шуметь, а беспокойные мысли отходят на второй план. Зачем сейчас о чём-то думать, праздник же. -О, омела, -внезапно задумчиво произносит Пророк, устремляя взгляд вверх. Эзоп следит за направлением его взгляда и усмехается, замечая зелёную ветвь в обрамлении алых лент и белых ягод. -Я помню связанную с ней традицию. Но мы же не будем…-он останавливается на полуслове, замечая, что Илай пристально смотрит на него. По телу Карла проходит волна дрожи — то ли от предвкушения, то ли от ощущения какой-то неоднозначности момента. -Почему все могут, а мы — нет? -чуть хрипло шепчет Пророк, придвигаясь ближе и кладя руку на шею Эзопа. Прежде чем Бальзамировщик успевает вымолвить хоть слово, горячие губы Кларка впиваются в его собственные. Эзоп чувствует, как его тело моментально содрогается от всей полноты чувств, а голова начинает кружиться — словно он плывёт на дрейфующей в море лодке. Закрыв глаза, юноши жадно целуются, всем своим существом ощущая, как кровь бежит по венам всё стремительней, а внизу живота рождается мучительное томление. Карл инстинктивно прижимается бёдрами к Илаю, чувствуя, как твёрдая плоть упирается ему в живот сквозь робу. Внезапно сердцебиение учащается настолько, что в глазах у него темнеет. Кажется, Илай ощущает то же самое — отпрянув друг от друга, они растерянно оглядываются по сторонам, подстёгнутые таким знакомым страхом. Эзоп мог бы поклясться, что это было Присутствие. -Прости, -неловко произносит Пророк, опуская на глаза повязку.-Наверное… Я не должен был. Эзоп молча качает головой и идёт искать то, за чем он шёл изначально — тарталетки для Трейси. Поднимая блюдо со стола, он направляется к выходу, оставляя Кларка одного, но уже у дверей оборачивается. -Эй.Не могу сказать, что мне не понравилось, -юноша позволяет себе лёгкую улыбку и возвращается в зал. Кажется, ему срочно нужна сигарета. Уже на балконе Эзоп жадно втягивает в лёгкие табачный дым, пытаясь привести в порядок мысли. Болезненно-тянущее ощущение внизу живота никак не хочет исчезать, и он с досадой морщится. Как некстати. -Bonsoir et tout ça, -раздаётся позади преувеличенно легкомысленным тоном, а по спине Карла проходит лёгкое покалывание, когда он внезапно что-то осознаёт. -Это был ты, -медленно произносит он, поворачиваясь и переводя взгляд на Фотографа, который лишь разводит руками, вкрадчиво улыбаясь. -Pardonnez-moi, надеюсь, я не помешал ничему действительно важному. Кажется, но в его тоне есть некоторые нотки сарказма, столь несвойственные Существам. По холодным искрам, вспыхнувшим в его голубых глазах, Эзоп понимает, что Охотник прекрасно знает, чему именно помешал. Значит, он всё видел. -Тебя не было в зале, -произносит Бальзамировщик, просто для того, чтобы чем-то заполнить давящее молчание. -Неужели ты соскучился и решил меня поискать? -насмешливо поднимает бровь Фотограф. -Неужели ты приревновал и поэтому решил испортить мне планы? -парирует Эзоп, смелость которого подогревается выпитым вином, в то время, как его начинает злить эта ситуация — почему всё выглядит так, будто он оправдывается? Однако, его боевой настрой сменяется оцепенением, когда в паре сантиметров от его лица возникает лицо Джозефа. -Можешь называть это и так, -с ледяным спокойствием произносит Охотник, но Карлу отчего-то становится почти жарко. -Отойди от меня, -бормочет он, пытаясь опустить глаза и разглядывая серебряные узоры, которыми расшит чёрный парадный камзол Джозефа, но тот неожиданно протягивает свою изящную руку и касается его подбородка, поднимая голову юноши и проводя бледным пальцем по нижней губе. Из груди Эзопа вырывается хриплый вздох, в то время, как вдоль его спины скользят волны жара, растекаясь в груди и между бёдер, наполняя тело истомой и желанием прижаться к Джозефу ближе. Возможно, это одна из способностей Охотника, но он чувствует себя совершенно опьянённым и одурманенным, поэтому совершенно не сопротивляется, когда сухие и прохладные губы, пахнущие табаком, накрывают его. Этот поцелуй совершенно не похож на поцелуй с Илаем — язык Джозефа властно вторгается в рот Эзопа, переплетаясь с его собственным, не оставляя никакой возможности возразить. Бальзамировщик думает, что давно перевалился бы за перила балкона, если бы одна из рук Фотографа не прижимала его к себе — крепко и недвусмысленно. Карл решает, что в этот вечер он не хочет думать ни о чём, когда Джозеф подхватывает его на руки и исчезает в тёмной вспышке телепортации, оставляя в воздухе лишь россыпь алых искр. Первый раз он видит покои одного из Охотников и подмечает, что они не особенно отличаются от его собственной комнаты. Очевидно, Сущность и вправду не отдаёт предпочтение кому бы то ни было. Однако, Эзопу не удаётся поразмышлять об этом долго — Джозеф опускает его на кровать и склоняется сверху, продолжая требовательно целовать. В голове словно разрываются десятки фейерверков, лишая последних остатков разума и мешая нормально дышать. Карл не замечает, как начинает проявлять инициативу, подаваясь вперёд. Его руки скользят по изящному телу Фотографа, стягивая с него камзол и заставляя слегка прогнуться в спине. Охотник испускает судорожный вздох, зарываясь тонкими пальцами в пепельные волосы. Его губы постепенно спускаются ниже, нежно и жарко касаясь шеи, и юноша запрокидывает голову, мучительно желая большего, в то время, как рука Джозефа перемещается в пах Эзопа, и он дрожит, невольно приникая к его ладони. Одно движение — и застежки его сюртука с треском отрываются, вместе с пуговицами разлетаясь по всей комнате. Джозеф разглядывает обнажённый торс юноши, нагибается и проводит влажную дорожку, перемещаясь от груди обратно на шею. Эзоп рефлекторно дёргается, но оба его запястья оказываются прижаты над головой крепкой рукой Фотографа. Ногтями второй руки он проводит по оголенному животу Карла, вызывая ещё одну волну дрожи по его телу, а затем ныряет ладонью за пояс брюк. Бальзамировщик выпускает тихий стон сквозь стиснутые зубы. -Bien, qu'avons-nous là? -голос Джозефа обволакивает его, словно шёлк, несмотря на неприкрытые насмешливые нотки. -Пошёл к чёрту…-тихо рычит Эзоп в ответ на непонятный вопрос, дёргая руками, слишком смущённый ситуацией и тем, как Фотограф заостряет внимание на его эрекции. -О, я бы пошёл… Но, кажется, твоё тело так не считает, -в этот момент Джозеф снова впивается в его губы, начиная совершать неторопливые движения рукой, сжимая и поглаживая… Эзоп захлёбывается в неизвестных ему эмоциях, его трясёт, словно в лихорадке. Он уже делал это сам, но ощущение, когда это делает другой человек, невозможно сравнить ни с чем. Возбуждение, стыд, наслаждение пополам с гневом — кажется, именно эта смесь заставляет его тело реагировать подобным образом. Не проходит и пары минут, как он содрогается в короткой конвульсии, уже готовый кончить, однако Дзозеф довольно усмехается, отпуская плоть Эзопа, и вновь приникает к его губам, целуя жадно, ненасытно и постепенно опускаясь ниже. Карл с трудом выдыхает, когда чувствует, как горячие губы Фотографа смыкаются на его соске, а рука медленно скользит к пряжке ремня. Его пах вжимается в колено Карла, и Бальзамировщик не успевает и глазом моргнуть, как Охотник срывает с него брюки. Эзоп не сильно опечален этим: одежда восстановится сразу же, как он окажется на Игровом поле, таковы законы этого места. Одной рукой Фотограф осторожно сжимает его член ладонью, проводя вдоль всей длины, размазывая капли преякулята, а второй аккуратно стягивает с себя столь лишнюю сейчас деталь одежды. В полумраке комнаты Эзоп не может разглядеть его лица, но он чувствует желание, с которым голубые глаза Джозефа рассматривают его тело. -Oh, mon dieu, t’es si belle, -юноша слышит хриплый шёпот и вздрагивает, когда ощущает, как Фотограф разводит его ноги в стороны, и один из его пальцев проникает в него, растягивая. Внутренние мышцы сжимаются с непривычки, а собственное тело напоминает дерево и никак не хочет расслабляться, вызывая у него болезненный стон. -Détends-toi, s'il te plaît, -мягко просит Джозеф и Эзоп, хотя и не понимает, о чём именно его просят, постепенно успокаивается, привыкая к смешанным ощущениям внутри себя. Спустя какое-то время чувство заполненности пропадает, вызывая фантомное желание большего, но Бальзамировщик почти сразу же ощущает, как его входа касается что-то гораздо внушительнее пальца. Он задерживает дыхание, закусив губу. Воздух покидает лёгкие с болезненным стоном, в то время, как Джозеф преодолевает естественное сопротивление мышц, осторожно, но настойчиво толкаясь внутрь. Погрузившись в горячий плен его тела, он замирает, давая Эзопу возможность привыкнуть к новым для себя ощущениям, а затем начинает размеренно двигаться, изредка приникая к шее юноши, чтобы оставить на ней очередную алую метку. Концентрируясь на ощущении от его укусов, Бальзамировщик упускает тот момент, когда болезненные ощущения сменяются удовольствием, настолько ярким, что стоны льются из его рта непрерывным потоком, и это, кажется, только подстёгивает Джозефа ускориться. Их хриплое дыхание пронзает перенасыщенный феромонами воздух. Длинные пальцы оставляют незримые нежные ожоги на бледной груди Карла, сжимают соски, словно по клавишам фортепиано скользят по внутренней стороне бёдер. Звуки плоти, влажной от пота и соприкасающейся с громкими шлепками, рваное дыхание, неистовый звон пружин кровати… всё буквально кипит страстью, которую Эзоп жадно впитывает и отдаёт с той же пылкостью. Он чувствует себя почти за гранью сознания — и лишь последние остатки воли позволяют ему сдержаться, чтобы отодвинуть кульминацию и сопутствующее ей наслаждение. Однако, движения белокурого Охотника становятся всё резче, а стоны Карла — всё громче. Кровь буквально кипит в его жилах, создавая перед глазами завесу из сотен мигающих пятен, сливающихся в один пульсирующий алый клубок. В какой-то момент он взрывается, посылая электрические разряды по всему телу, сосредотачиваясь в паху. Эзоп конвульсивно содрогается, когда по всему его существу прокатываются волны оргазма. Он ощущает заполненность изнутри, когда Джозеф измождённо падает на его грудь, но восприятие уже слишком размыто, а весь мир сосредоточился в одной точке, в которой соединялись их тела. Он устало обхватывает шею Фотографа, зарываясь пальцами во влажные светлые пряди и, под гулкое биение двух сердец, проваливается в чёрную бездну сна. *** Эзоп приходит в себя среди надгробий, недалеко от Красной Церкви, судорожно сжимая в руке чемоданчик с некрогримом. На мгновение из его груди вырывается разочарованный вздох, потому что внезапно начавшаяся Игра полностью размывает впечатления о прошедшей ночи. Впрочем…может быть, это и к лучшему? Карл осторожно передвигается к ближайшей шифровальной машине, принимаясь за дело. -Салют, -к нему подбегает Уильям, становясь с другого бока агрегата и начинает закручивать роторы.-Ещё не видел Охотника? Бальзамировщик отрицательно качает головой, не отрываясь от дешифровки. Перед глазами бегут буквы и цифры, соединяясь в десятки последовательностей, но мыслями он далеко не здесь. -С нами Наиб и Лиам, -сообщает регбист, стараясь успевать за темпом работы товарища.-Видел, как они занимались машиной внутри церкви. -Хорошо, -коротко отвечает юноша. Он не видит смысла в общении, однако не может просто так отшить Форварда. В конце-концов, рассеянность после бурной ночи могла сыграть с ним злую шутку, а способности Уильяма помогли бы в том случае, если бы Охотник этим воспользовался. На расстоянии слышится испуганный крик, а за ним — громкий хлопок электричества, предваряющий осечку в дешифровке. Из дверей церкви, прихрамывая и держась за раненое плечо, выбегает Везунчик, в панике пытаясь скрыться. А в следующий момент дыхание Эзопа на секунду замирает — следом за ним, вытирая окровавленное лезвие о чёрный бархат камзола, неторопливо выходит Фотограф. -Не отвлекайся, -скрипнув зубами, смуглый парень с силой пинает по машине, пытаясь ускорить процесс, в то время, как Карл пытается подобрать нужную комбинацию, не сводя глаз с обломков стен, среди которых Лиам мог попытаться найти убежище. Юноши успевают закончить дешифровку и перейти к следующей машине, недалеко от выходных ворот, когда Фотограф и его жертва вновь появляются на горизонте. Пугающее и медленное преследование продолжалось довольно долго, судя по тому, что они успели сделать почти полный круг по всей территории. Видно, что силы покидают Везунчика — в то время, как на лице Джозефа нет ни малейших признаков усталости. Наоборот, он как будто забавляется, идя за ним по пятам и не делая никаких попыток ударить в спину. Наиб отчаянно пытается обратить на себя его внимание, преграждая дорогу Фотографу, но тот, усмехнувшись, легко отбрасывает его в стену одним мановением руки. В тот же момент, Лиам, жалобно вскрикнув, падает на землю, не в силах больше бежать. Он сжимается на земле в дрожащий комочек и тихо плачет от боли. -Чёрт побери, -Эллис гневно сплёвывает на землю.-Продолжи здесь сам, я попытаюсь их спасти. Парень дожидается того момента, пока Джозеф не поднимет Наиба, как пушинку, и с криком разгоняется, надеясь сбить его точным приёмом из регби. Однако, Фотограф словно ожидал этого. Он делает всего один небольшой шаг в сторону, и этого хватает, чтобы удар Форварда пришёлся в одно из старых надгробий. Массивный крест обрушивается сверху, полностью обездвиживая Уильяма. Из разбитой головы течёт струйка алой крови, смешиваясь с серой пылью на земле. Сердце Эзопа колотится, как бешеное. Свет ламп разливается над шифровальной машиной, и он решает помочь хотя бы Везунчику, начиная медленно продвигаться в его сторону, но учащённое сердцебиение заставляет его спрятаться за деревом. Он видит, как Наёмник скулит от боли, изо всех сил пытаясь подползти ближе к пареньку, но острая сталь меча Фотографа вонзается в землю, а затем выходит наружу с мягким чавкающим звуком, окрашенная в алый цвет. Из широко открытых глаз Лиама продолжают медленно капать слёзы, в то время, как его очки падают на землю, а сам он обмякает, как безвольная тряпичная кукла. Они видят смерть постоянно, однако привыкнуть к страданиям и боли того, кто дорог, практически невозможно: душераздирающий крик Наиба пронзает небо и эхом разносится среди надгробных плит, прежде чем захлебнуться и умолкнуть, прерванный безжалостным клинком. Джозеф изящно вытирает лезвие и неторопливо направляется к дереву, за которым всё ещё находится Карл. Сердце бьётся как сумасшедшее, и юноше кажется, что он сейчас потеряет сознание, но Фотограф останавливается, явно не собираясь его трогать. Вместо этого Эзоп замечает на его губах почти нежную улыбку, и в его памяти тут же, подобно кадрам киноплёнки, вспыхивают эпизоды сегодняшней ночи. Бальзамировщик рефлекторно дотрагивается до шеи, прекрасно зная, что там уже ничего нет, но всё ещё ощущает покалывание от фантомных укусов и поцелуев. -Туда.-Джозеф указывает в сторону каменного лабиринта неподалёку от них, и Эзоп понимает, что там в переплетении стен находится спасительный люк. По инерции он делает шаг в противоположную сторону, немного колеблясь, и бросает взгляд в сторону Уильяма. Но Джозеф в мгновение ока преграждает ему путь. -О, нет, нет, mon coeur, -он предупреждающе качает головой и протягивает ладонь к щеке Эзопа, лаская её пальцами. В эту же минуту юноша ощущает, как вокруг становится холоднее, а по земле начинают ползти белёсые щупальца тумана: это означает, что Форвард мёртв. Время на Игровой Арене течёт иначе, чем в реальном мире, поэтому Сущность запросто может заставить раненого истечь кровью всего за несколько минут. Последний выживший всегда интуитивно чувствует, что где-то открылся люк — казалось бы, нечто вроде обратного портала в Особняк, но зачастую — лишь забавная приманка, чтобы сделать последнюю погоню более напряженной. Джозеф неторопливо направляется в сторону лабиринта, и Бальзамировщику ничего не остаётся, как следовать за ним. Останавливаясь у края, он заглядывает в тёмный провал, откуда слышен стон ветра. Затем делает шаг, почти мгновенно оказываясь в коридорах Мэнора. В этой Игре он не был даже ранен, поэтому возвращение даётся ему довольно легко: бывали времена, когда он ещё долго не мог заставить себя разогнуться, боясь, что если отнимет ладонь от фантомно болящей раны, то все его внутренности окажутся на полу. Эзоп входит в обеденный зал, и ему кажется, что присутствующие там резко замолкают. Форвард что-то негромко произносит, наклонившись к Наибу и Илаю, и Наёмник встаёт из-за стола, чуть поморщившись от остаточной боли и приближается к юноше. -Эллис всё рассказал, -голос Наиба звучит холодно и сдержанно, но выражение лица не выражает ничего хорошего.-Прости, но какого чёрта ты спелся с Охотником? -Я понятия не имел, что всё выйдет так, -тихо огрызается Карл, раздосадованный внезапным вопросом.-Если ты не заметил, я изо всех сил занимался дешифровкой. -Ты даже не старался, -глаза Субедара презрительно сощуриваются, а руки сами с собой сжимаются в кулаки.-Даже не попытался призвать гроб, чтоб помочь Лиаму или Уильяму, несмотря на то, что видел их. В тоне Наиба появляются звенящие от напряжения нотки, когда он кивает в сторону притихшего Везунчика, который всю дорогу не поднимает глаз от деревянной столешницы: -Ты же, чёрт побери, в курсе, что, в отличие от остальных, он попал в Особняк не по своей воле и тяжелее всех переносит смерть на Игре! -Прости, но я не нанимался в няньки твоему парню, -с губ Эзопа срывается ядовитое шипение, он знает, что звучит ужасно, но эмоции берут верх.-Уж если ты сам не в состоянии его защитить, то какого чёрта должен я? Наёмник шумно вдыхает и выдыхает, плотно сжимая губы так, что швы в уголках рта белеют, по скулам начинают ходить желваки, а уши приобретают пунцовый оттенок. Затем он поднимает пронзительный взгляд зелёных глаз и несколько секунд безотрывно смотрит в глаза Бальзамировщика. -Так бы и разукрасил твою смазливую физиономию, -выдавливает он, будто выплёвывая слова.-Только ведь тогда твой дружок-убийца нам совсем житья не даст? Катись к чертовой матери, Карл. С этими словами он разворачивается и удаляется обратно за стол, подсаживаясь к Лиаму и успокаивающим тоном начиная говорить с ним, чтобы тот быстрее пришёл в себя. Эзоп чувствует, как ярость начинает клокотать в его горле, разливаясь обжигающей волной по телу и вызывая страшное желание курить. Юноша пулей вылетает из зала на балкон, доставая сигареты. Кровь до сих пор оглушительно стучит у него в висках, а гнев и обида сжимают грудную клетку. «Нет, правда, какого чёрта, в конце-концов?!» Он изо всех сил затягивается и закашливается, неудачно выдыхая дым, но тут же оборачивается, почувствовав движение позади себя. -Что, тоже пришёл мне нравоучения читать? -саркастически осведомляется Эзоп, склонив голову набок и разглядывая появившегося на балконе Пророка. Илай некоторое время молчит, а затем поднимает голову. -Уильям сказал о том, что видел перед тем, как погиб, -кажется, слова даются Кларку с трудом, в то время, как Бальзамировщик резко передёргивает плечами.-Слушай, вчера… После того, как мы… Илай с усилием заставляет себя прервать фразу и смотрит прямо на Эзопа, пусть его глаза и скрыты повязкой. -…Между вами что-то было, так? Юноша открывает рот, чтобы сказать ещё что-то едкое по поводу того, что он не должен ни перед кем отчитываться, однако останавливается. Почему-то он чувствует себя отвратительно, говоря всё это Пророку. Тот с самых первых дней был добр к нему, а после внезапного поцелуя под омелой Эзоп не сомневался, что Илай к нему что-то испытывает. В своих же эмоциях Бальзамировщик разобраться не мог: наверное, Джозеф был прав, когда сказал, что у него — а теперь Карл не сомневался, что он имел в виду именно его — проблемы с доверием. Люди нуждались в нём, но не наоборот. -Да, было, -ровным тоном произносит он, пожимая плечами — с губ Кларка срывается какой-то болезненный вздох.-В конце-концов, не Эмма ли советовала мне сблизиться с кем-то из Охотников? Не ты ли сказал мне учиться на чужих ошибках? Что не так? Илай издаёт хриплый смешок, потерев лоб под повязкой. -Когда я произносил эти слова… Я не это имел в виду. Он криво усмехается и отворачивается. Бальзамировщик вновь затягивается сигаретой, не сводя с него выжидающего взгляда. Пророк как-то обречённо разводит руками — потёртое кольцо тускло поблескивает в свете ламп — и его голос звучит уже совсем тихо. -Я пришёл в этот Особняк потому, что так было предначертано судьбой. Долгое время я думал, что это как-то связано с тем, что я нарушил клятву, и теперь должен искупить вину…-пальцы Илая нежно поглаживают маленькую сову, притихшую у него на плече.-Но больше так не считаю. Я должен был найти…причину быть здесь. Бальзамировщик испытывает странное чувство, которое скользит вниз по его позвоночнику, отдаваясь в каждом нерве. Он вспоминает похожий разговор, и хочет немедленно его прекратить. В одно мгновение преодолев расстояние между ними, он прижимает Илая к стене и накрывает губами его губы, медленно скользя рукою вниз, по его груди. В отличие от их первого поцелуя, этот наполнен определённым расчётом. Карл понимает, что это неправильно и аморально, но не собирается останавливаться — кроме того, Илаю и этого достаточно. Изумлённо застыв на несколько секунд, он горячо отвечает на поцелуй, а его руки сами собой скользят по плечам и затем обхватывают талию Эзопа. Бальзамировщик чувствует, как тяжело вздымается его грудь, когда, наконец, отстраняется, чтобы перевести дыхание. Повязка Илая сползла и теперь пронзительные голубые глаза с расширенными зрачками смотрят в его полуприкрытые серые. С надеждой, страхом и каким-то нуждающимся отчаянием. Сплетая их пальцы и утягивая Кларка в одну из многочисленных комнат Мэнора, Карл решает, что подумает обо всём позже. *** Мутно-молочный дым медленно струится к потолку, в то время, как юноша смотрит в пространство, совершенно не вникая в происходящее. Реальность возвращается вместе с обжигающей болью и громким проклятием, когда горячий пепел, упавший с кончика сигареты, касается его обнажённой груди. -Осторожнее, mon coeur, -произносит бархатный голос совсем близко, когда бледные губы Джозефа касаются покрасневшей кожи, а язык оставляет на ней влажную дорожку, зализывая небольшой ожог и унимая боль.-Витать в облаках бывает опасно. Эзоп садится на постели, запуская руку в растрёпанные пепельные волосы. -Просто задумался. В последнее время это практически единственное развлечение в перерывах между Играми. Для того, кто стал изгоем. -О, -лицо Джозефа не выражает сочувствия, он лишь понимающе усмехается.-Да, Джек что-то упоминал об Игроке, которому никто не помогает. И чем же ты так сильно насолил остальным? -Ты серьёзно? -Эзоп выразительно выгибает бровь, переводя взгляд на белокурого Охотника.-Можно подумать, это я убиваю их всеми возможными способами каждую… -Но так и есть. Неожиданно произнесённые слова заставляют Карла замолчать и изумлённо посмотреть на Джозефа. Фотограф выдерживает паузу и стреляет острым взглядом, как всегда пускающим ледяные иглы по телу Эзопа. -Пусть и не своими руками. Однако, косвенно в каждой смерти виноват именно ты. Раз за разом ты продолжаешь возвращаться в мою постель, хотя мог бы давно прекратить это.-Джозеф усмехается, но на его лице нет привычной ухмылки, напротив, губы плотно сомкнуты, подтверждая, что он говорит серьёзно.-Время не ждёт, пришла пора делать выбор, Бальзамировщик, на чьей ты стороне? -Что, прости? -Карлу кажется, что он ослышался, поэтому он вновь поднимает взгляд на Фотографа, который медленно и будто рассеянно перебирает пряди своих светлых волос. -Ты должен играть по правилам, -упрямо повторяет Джозеф, отчего-то отводя взгляд и уставившись в переплетение смятых простыней.-Никто не может быть и на стороне Выживших, и на стороне Существ, становясь причиной смерти своих товарищей. C'est interdit. -Ты же сам оставляешь меня в живых, -Эзоп чувствует, как у него начинается мигрень — разговоры по душам всегда его обременяли, с чего вдруг Джозеф… -Одно дело иногда позволять Выжившему уйти, но ты принимаешь это как должное. Ты не пытаешься никого спасти, и этим нарушаешь баланс, -кажется, что Джозеф пытается что-то сказать, но не может напрямую: он мучительно прикусывает губу и сжимает пальцы в замок.-Это может плохо кончиться. -Почему бы тебе не сказать то же самое Трейси Резник? -ехидничает Бальзамировщик, спуская ноги с кровати и надевая брюки.-Она тоже довольно близка с Существом. В другом, конечно, смысле, но на Играх Ткач Душ всегда… Джозеф качает головой, болезненно скривившись при данном определении. -Кажется, ты редко бываешь на Играх в команде с Механиком. И никогда не видел, что потом происходит с Виолеттой, когда ей приходится…-в голосе Фотографа проскальзывает оттенок грусти.-Но они так условились, уважая причины друг друга. Они играют по правилам. -Так убил бы меня, и дело с концом, -раздраженно передёргивает плечом Эзоп, резкими движениями застёгивая пуговицы.-Раз уж так печёшься о чёртовых правилах. -Они должны выполняться обеими сторонами. И, кроме того, -на секунду слова будто даются ему с усилием.-Убить тебя… Я не могу. -Что? -Я не могу.-как будто с усилием повторяет Фотограф, наконец, поднимая глаза и неотрывно глядя на Эзопа. -Да? И почему же? -тон Карла сочится ядом, и, очевидно, это слишком хорошо заметно, потому что Охотник замолкает. Он не произносит ни слова, похожий на безупречную фарфоровую куклу. В которой, впрочем, что-то словно надломилось. Эзоп ещё какое-то время ждёт ответа, а затем, презрительно хмыкнув, сметает со стола пачку сигарет и стремительно направляется к выходу. Джозеф поднимается, пытаясь шагнуть к нему, но застывает, словно наткнувшись на невидимую преграду. Протянутая рука мелко подрагивает от острой обжигающей боли. -Parce que je t’--…-негромко звучит в спину Бальзамировщику, растворяясь в воздухе. *** Эзоп постепенно привыкает к собственному отлучению. В конце-концов, большую часть жизни он провёл среди мертвецов, и не особенно нуждался в обществе живых людей. Иногда Джозеф улыбается ему из-за стола Существ, бледной, почти незаметной улыбкой, но он предпочитает отводить глаза, словно ничего не видит. Иногда он ловит на себе робкие и сочувственные взгляды Лиама, который всегда был слишком мягкосердечным и не держал бы зла на Бальзамировщика, если бы не Наиб. Иногда Эмма и Эмили нарочно громко обсуждают будущую стратегию Игры, чтобы он мог сориентироваться, потому что на самих Играх его словно не замечают. Ничего, не привыкать. В конце-концов, у него есть Илай. Безнадёжно преданный и влюблённый Илай, горячие объятия и затапливающая нежность которого иной раз помогают забыться. Ему этого достаточно. Время идёт, но Фотограф по-прежнему продолжает оставлять его в живых на своих Играх, несмотря на то, что за их пределами они больше не встречаются. Балкон Карл избегает намеренно. Курит Эзоп теперь только в постели, невесомо поглаживая обнажённую спину Пророка, свернувшегося рядом, чуть касаясь кончиками пальцев каждого выступающего позвонка. Вот и сейчас Кларк что-то сонно бормочет, утомлённый их общей страстью и последствиями Игры: его Джозеф всегда убивает с особым отношением, но он никогда не ропщет, а на их совместных Играх смело бросается на любого Охотника, чтобы Бальзамировщик мог уйти. Карл рассеянно пропускает сквозь пальцы волосы юноши и щёлкает портсигаром, доставая очередную сигарету. В конце-концов, если Илай хочет свято верить в свои причины, или быть мучеником — его воля. Он, Эзоп, научился хорошо его успокаивать. В один день Фотограф исчезает. Он не появляется ни в обеденном зале, ни на одной из многочисленных Игр. Остальные Существа, кажется, смущены этим, и беспокойство довольно заметно за их столом. Среди Выживших новость тоже обсуждается, правда, для них это скорее радостное событие — идеальный слух Бальзамировщика улавливает возбуждённое перешёптывание между Верой и Маргаретой. -Я слышала, что Сущность жестоко наказывает тех, кто ей не подчиняется, -понизив голос, сообщает темноволосая Танцовщица, всплескивая руками.-И первым стал Охотник! Интересно, что он натворил? -А то неясно, -Парфюмер фыркает и жеманно возводит глаза к потолку.-Связался не с той компанией, очевидно. Главное, что одним выродком меньше… Эзоп делает вид, что не замечает острый, насмешливый взгляд из-под вуали. Он тихо поднимается из-за стола и направляется на балкон. Не то, чтобы его терзало чувство ностальгии, просто Илай сейчас на Игре, а оставаться в зале сейчас — всё равно, что находиться в осином гнезде. Бальзамировщик привычно опускает руку в карман и осознаёт, что, очевидно, забыл портсигар в комнате Пророка. Курить же хочется здесь и сейчас. Он в надежде шарит по другим карманам, как вдруг удача улыбается ему — на свет является мятая пачка с последней сигаретой. -Ах, точно, -Эзоп припоминает, что машинально схватил её со стола, когда покидал покои Джозефа последний раз. Пожав плечами, он зажимает губами сигарету, чиркает спичкой… -Это всё твоя вина! -хриплые рыдания пронзают вечернюю тишь, словно острое лезвие. Позабыв о спичках, Карл поворачивается на голос, чтобы увидеть мелко всхлипывающего Белого, чьи красные и опухшие глаза ещё сильнее выделяются на его узком бледном лице. Чёрный стоит за его спиной, словно бесстрастная тень, но в его взгляде застыла безмолвная скорбь, звучащая громче, чем любой крик. -Что? -стараясь сохранять самообладание, холодно переспрашивает Бальзамировщик, начиная думать, что в мире не осталось ни одной вещи, в которой бы его не старались обвинить. -Его не стало из-за тебя, -с тихой яростью шипит Белый, в то время, как слёзы продолжают течь из его глаз.-Он отказался от своей причины быть здесь, потому что появился ты! Знаешь, а ведь он был нашим другом… У него был брат, которого он любил и хотел вернуть… Ради которого он пришёл сюда… Но он отказался от своей цели, и для чего? -его тело сотрясает крупная дрожь, пока он шумно вдыхает, не сводя с Эзопа ненавидящего взгляда.-Чтобы сохранить жизнь того, кто этого даже не ценит! Ты не заслуживаешь чужих жертв… Тебя не должно быть здесь… Белый начинает рыдать ещё сильнее, и Чёрный бережно обнимает его за плечи, гладя по светлым волосам. «…должны выполняться обеими сторонами…не могу убить…»-эхом отдаётся от стенок сознания, и Эзоп начинает понимать, что именно произошло. -Значит, на его месте мог быть я, а он решил пожертвовать собой, чтобы сохранить баланс? -Карл издаёт нервный смешок.-Не думал, что Существа способны на такие поступки. На какое-то время всё погружается в оглушительное безмолвие. Чёрный долго смотрит на него, а затем размыкает губы. -Никто не может беспричинно находиться здесь. И, может быть это прозвучит глупо из наших уст, но… мы боимся тебя, Бальзамировщик.-Он крепче прижимает к себе партнёра и вновь переводит взгляд на Карла.-Ты сведёшь в могилу всех, кто любит тебя, потому что твоё сердце мертво. Оно может только отравлять всё вокруг, пока, в конце-концов, не захлебнётся своим же трупным ядом. Пойдём, Сё Биань. Чёрный нежно наклоняется ко всё ещё всхлипывающему Белому и, продолжая прижимать к себе, уводит того с балкона. На мгновение он полуоборачивается, и Эзоп ловит на себе презрительный взгляд антрацитовых глаз. -Вас много приходило сюда. Мошенники, убийцы, самозванцы… Мы принимали всех такими, какие они есть. Но кто ты, Бальзамировщик? Зачем ты здесь? Они удаляются, не нуждаясь в ответе. Эзоп остаётся один, поднимая взгляд к небу, в то время, как на его губах появляется на мгновение и тут же исчезает кривая усмешка, вновь сменяясь холодным отчуждением. «Мне просто… Было любопытно». Лёгкая ванильная горечь растворяется в воздухе, вместе с тем, как тлеющий огонёк последней сигареты исчезает в темноте. У настоящих чудовищ — человеческие лица.