Меньшее зло

Под ноги попадаются мелкие камешки, отпинываемые в стороны, словно футбольные мячи. Харли непременно забивает каждый, а если бы бросала руками, то наверняка трёхочковые. Подать ей кроссовки Джордана! Она не прыгает так высоко, но вполне достойна звания Её Воздушества. Хотя как поглядеть. Случались в её жизни переделки, когда она прыгала так, что казалось — вот-вот вылезет из мешка своей кожи. Но всякое другое звание, любое, что может преподнести человечество на блюдце всеобщего обожания — оно бы ей пошло, как любая тряпка с вешалок, увенчанная многозначными ценниками. Ведь не каждая так может бродить по острову грозных амазонок, утопая кедами в песке и горланя прилипчивые песни во всё горло? — Вся ваша проблема, нелюдей, богов или всяких других подкроватных чудищ, — Харли выше голову задирает, щуря глаза сквозь стёкла понтовитых авиаторов. Одно стекло розовое, а второе — голубое. Дань её собственной классике. — ...вся проблема в том, что вы считаете себя самыми умными в комнате, — она закладывает руки за голову, дурачась каждым размашистым шагом. Иногда она его сбавляет, дабы на цыпочках, изящными па обходя утонувших в глубоком сне амазонок. На каждого волка найдётся свой волкодав — кажется, говорилось так. Харли предпочитает думать, что на каждую тварь у Айви найдётся свой транквилизатор. Она зовёт их эликсирами, эссенциями, настойками. Прошлое Харли всё зовёт нейролептиками да транками. И такие есть даже для тех, кто считает, что стоит на ступень эволюции выше. Харли снизу смело может им средними пальцами салютовать. — Вы каждый раз недооцениваете людей. Взять хоть старину Бэтси. Ему и спину ломали, и убивали, и с ума сводили, и чего с ним только не делали. Не любили разве что, наверное. Но такой мудак, как он, никогда не потонет, не-а! — Харли челюстями имитирует жевание резинки, но свою пагубную привычку в плотном и цветастом полиэтилене она забыла в маячащем вдали самолёте. — Вот и здоровяк недооценил, как и всегда, думая, что учёл всё. А Бэтс — раз! И снова выкрутился под ваши охи-сдохи да это мерзкое — «невозможно», — она пародирует чужие голоса, кривляется, пока спрыгивает с одной ступени на другую. Нисхождение во мрак, сказал бы кто-нибудь да с придыханием. Харли думает о том, что как-то это совсем неуважительно: богинь, призванных едва ли не в сам пантеон, держать чуть ли не под землёй. — Хотя в том, конечно, и моя есть вина, — задумчиво продолжает она, безо всякого пиетета отпинывая уснувшую и повалившуюся мешком на пыльные плиты стражу. «Да здравствует спящее королевство! Не трогала ли ты пальцем прялку, красавица?» — Мы с мистером Джеем немного заигрались. Он обещал, что будет весело, — Харли слова выплёвывает вместе с оседающей на языке пылью. — Так весело, что хоть кишки выплюни. Или что там может сделать чёрный криптонит?.. Жаль, не дошли до этой стадии. Двери в персональную темницу её Пандоры выглядят крепкими. Наверняка затворёнными на миллион замков. Но Харли хватает одного умыкнутого ключа, чтобы под звучное и хихикающее «алохомора!», открыть сей ящик. — Проснись и по-о-ой, моя беда! — она руками размахивает, вваливаясь в темницу три на три. Не обшитые золотом покои да мягкий батист. Жёсткие доски и какие-то тряпки, среди которых Диана кажется брошенным в кучу дерьма драгоценным камешком. Она поднимает взгляд. Озлобленно-затравленный, без прежней наивной открытости. Так ли глядит Супермен в своей темнице, лишённый тёплого солнышка? — А ты тут откуда взялась? Пришла позлорадствовать? Харли взмахивает битой в руке и смешливо дует губы. — Так ли принцессы встречают спасающих их... принцесс? — подмигивает задорно. — Ты мне всегда нравилась, Диана, и я сама вызвалась, чтобы вытащить тебя из этой дыры! Я твоя самая преданная фанатка. Колпак может поцеловать меня в задницу, ведь я первая покупала футболки с твоим символом! Диана кривится от её звонкого голоса, резонирующего от стен эхом. Так хрусталь звенит, наверное. Харли нравятся возвышенные сравнения, ровно как и её голос, и её отражение в любой поверхности. Без мистера Джея она научилась смотреть на себя, убеждаясь в своей, нескромно сказать, неотразимости. У неё даже команда была, считающая её большим боссом. Ну, сплыла, конечно. А сейчас? А сейчас сам Бэтмен обратился к ней, как к своей соратнице. Чтобы вытащить страшнейшего врага из оков. На Супермена найдётся криптонит. Но что найдётся на Чудо-Женщину? Не Харли этим голову забивать. Её куда больше восхищает то, как Диана поднимается на ноги, отряхивая спутавшуюся гриву. Такое величие, наверное, впитывают с молоком матери? Или то была заслуга папки Зевса? Харли, впрочем, не до выяснений превратностей чужой родословной — она продолжает щебетать: — Знаешь, в мире творится полный кавардак. В частности и благодаря одному твоему сородичу в рогатом шлеме, вот уж мерзкий тип. Тому, что с вершин горы устоев, которых нам, презренным, не достичь. Поверь, после супсовского режима «я царь и бог, ничтожества», нужно было совершить что-то грандиозное, чтобы с этим потягаться. Но Лига Недоубийц, воющая за Гринпис, Чёрный Адам и Арес это устроили, — она подходит ближе, не думая о том, что оковы, возможно, уже не сдержат богиню. Опасность Харли заводит с тех самых пор, как она сама шагнула в чан с кислотой. Но в глазах Дианы — не кислота вовсе, а бездонные пропасти. Она Харли за подбородок ухватывает, натягивая свои цепи. Оковы впиваются в предплечья. — Что же тебе нужно, Квинн? Харли почти мурлычет. — Не только мне. Любимый тобой мышь передаёт привет. Он бы сам зашёл, да обаяния ему не хватит, чтобы растопить льды твоего сердца, цесса, — она любовно убирает со лба Дианы лохматую прядку, в коей спутались остатки... чего? сена? Они её тут держат, как дикую лошадь? А ещё их с мистером Джеем называли отвратительными. У их прихвостней были коврики. У дверей. Ладно, за ними. Диана усмехается. — И какой же толк вам против бога войны от принцессы? — А я пришла не за принцессой Темискиры, — Харли не шипит, когда Диана перехватывает её запястье. Больно, сука. — Я пришла за разрушительницей.