«Как называют человека, который привязывается?»
Далее последовал необычный ответ, больше похожий на оговорку по Фрейду, произнесенный Метой в полусне. О, и какая удача, ведь именно это оказалось первым, что услышал Моро, войдя в зал. «Эм, привязанный» «Черт, что я пропустил?», — выдал немного ошарашенный Фабрицио. «Кто у вас тут привязанный?», — усмехнулся вновь Моро, после чего Маэстро повторил свой вопрос. «Оу, Эрмаль, наверняка, человека называют привязчивым? Или, преданным? Сколько там букв?» Мета вдруг заметно смутился, хоть и старался изо всех сил сделать вид, будто бы не он только что случайно ляпнул свою самую желанную из насущных фантазий. «Ну и клоун», — встал он и вышел из зала. Моро и Маэстро переглянулись, но сочли уместным промолчать, остальные же продолжали сопеть на диване как ни в чем не бывало. «А ведь все из-за напряжения», — шел он, поддавая развязанный шнурок своего кроссовка. Напряжение, с которым едва удавалось совладать человеку, не спавшему около 40 часов. Внезапно он почувствовал тяжесть на своем плече — повисший на нем Моро, весь растрёпанный, в очках, вчерашней футболке, и от того такой домашний. Он предложил негромко, широко улыбнувшись: «Может, по кофе? Пойдем, я заварю». Схватил Эрмаля в братские объятия. И они поплелись в сторону инвентарной, где стоял небольшой керамический чайник, оставленный здесь со времен Санремо. «О, ведь это ты притащил его сюда, помнишь?», — вдруг спросил Моро. «Угу…», — промычал Эрмаль, — «Прекрасное время..и... с этим местом так…», - но вдруг умолк. «Да, много связано, у меня тоже», — продолжил за него Фабрицио. «Связано. Ох… черт, и как так только можно было, вот скажи, что я за идиот?». Моро тихо рассмеялся. «Да ты еще то дите, которое никак не научится совладать со своим языком во время сна», — проговорил он, понимающе похлопывая того по плечу. «Блять, я устал» — протянул Мета, подняв глаза на Фабрицио. «Устал от того, что у нас давно не было секса? Поэтому выдаешь свои желания вслух на людях?» Эрмаль лишь одобрительно фуркнул, вновь смутившись, и протянул руки в объятия Моро. Тот, приподняв, усадил Мету на стол и уткнулся носом в еще более растрепанную кучерявую шевелюру. Чайник вскипел; так что им пришлось оторваться друг от друга, чтобы заварить кофе. Управляясь с банкой и чашками, Моро чувствовал на себе пристальный взгляд: Мета так любил наблюдать за ним, что иногда специально просил о помощи, ломая ту или иную вещицу, чтобы только посмотреть на то, как Моро займется ею. Фабрицио протянул кружку горячего крепкого кофе и уселся рядом. Ни прошло и минуты, как он залпом допил бодрящий кофе, а его рука скользнула тому по ляжке. «Кх-кх», — вдруг подавился от неожиданности Мета. Моро вскочил со стола, подошел ближе и, схватив за внутреннюю сторону бедра, хрипло прошептал:«Ты еще хочешь оказаться привязанным?»
Он прикоснулся губами к его холодной шее. «Моро, не до шуток… мой кофе», — едва успел сказать Эрмаль, как пролил его на свою рубашку. «Черт, горячо, горячо, я обжегся, твою мать, обжегся», — забегал Эрмаль. «Так разденься» — ухмыльнулся Моро. «Чудный совет, спасибо», — продолжал возмущаться он, размахивая руками в стороны. «Какой ты сегодня злой, я тебе серьезно говорю, сними ее». «Да ты что издеваешься? Высохнет». «Постой, — проговорил Моро, подняв пальцем подбородок Эрмаля вверх. «Ты опять стесняешься? Меня? Чего я там не видел?», — но Эрмаль продолжал раздраженно фыркать. «Я ведь хорошо помню, как ты выглядишь без одежды» — убеждал его Моро, пытаясь унять свой хриплый смех. Едва он попытался расстегнуть чертовы пуговицы, как одна буквально отлетела в сторону. «Ох, дитё, иди, помогу», — и Фабрицио принялся расстегивать пуговицы, так и не отрывая взгляда от невольно состроенной по-детски недовольной гримасы напротив. «Ага, помнишь ты, темно было… », — выдал все еще обиженно Эрмаль. «Мышечная память, кудряш», — произнес он с издевкой, вновь схватив того за бёдра. «Черт, Моро!» «Да хватит тебе злиться. Расслабься», — и он принялся массировать его напряженные плечи, стоя напротив, а тот буквально расплывался в его умелых руках. И внезапно для себя, Мета, по привычке, скользнул к ширинке брюк. «Я вижу, ты не сильно устал?» «Я соскучился, Моро», — проговорил острожно он, вытягивая ремень из его брюк. «Даже так? Сегодня что мой день рождения?» — обрадовался Моро. И невероятным разрядом ударило вновь внутри, когда он повторил про себя его фразу.... «соскучился» «Ох, кудряш». Их губы наконец сплелись в столь долгожданном поцелуе. Вдруг Моро отстранился и решил заранее включить музыку на фоне. Ведь он хорошо знал, что звонкие крики кудрявого лучше заглушить сразу, чем потом ведь вечер уворачиваться от взглядов с играющими бровями. Он скинул с себя одежду и оставил в руке лишь ремень. Первый хлопок в воздухе, и игра вот-вот начнётся. Связанные ноги, взваленные тому на сильные татуированные плечи, или руки, привязанные к торчащей трубе? Было известно одно: что бы не выбрал на этот раз Моро, фантазии Меты будут удовлетворены сполна. Это они выяснили еще во времен евро, оставшись ночевать в одном номере. Мгновение, и Мета оказывается беззащитно раскинутым на столе в подсобке среди старых инструментов, абсолютно без одежды, в это раз при свете, с мурашками, бегающими по коже от обжигающего предвкушения и с закинутыми ногами, крепко затянутыми ремнем у хрупких щиколоток. Моро все же боялся перетянуть их слишком сильно, но оставленные небольшие синячки еще долго напоминали Мете о их ночной встрече в прошлый раз.И вот, игра начинается.
Моро стягивает ремень туже, наблюдая, как Мета довольно морщит нос. Он спускается языком по его напряженному телу, прикасаясь к набухшим краснеющим соскам. И не устояв, он виновато возвращается к забытым полюбившимся ключицам. Он невольно прикусывает кожу, чем вырывает первый стон из глотки Меты. Теперь, его рот широко распахнут, готовясь к новым. Моро спускается к низу живота, нарочно водя языком ни на миллиметр ниже, дабы вновь не дорваться до члена. Ведь кончи Мета первым, в чем же смысл игры? Вдруг хрупкие руки охватывают лицо Фабрицио, переводя его взгляд на себя. «Не сегодня, кудряш», — отказывает Моро на жалобно просящие об отсосе глаза, и резко входит, не отрывая взгляда. Второй стон вырвался громко и отрывисто. Моро сразу же набрал нужный темп, попадая под живой ритм играющей песни. Раскачивая бёдрами, он то входит до самого предела, упираясь так, что Мета едва не всхлипывает, то и вовсе оставляет раскаленное тело перед собой просящим вернуться. Мелодия достигает припева, а Мета под ним стонет так громко, что буквально вскрикивает на высоких нотах. Дыхание Мобричи едва еще может оставаться столь непоколебимо ровным и с каждым толчком звучит все громче и тяжелее. Он по-прежнему продолжает выстукивать ритм по груди напротив, входя в соответствии с ним. И продолжается это до тех пор, пока он не почувствует предельного напряжения внутри другого; тогда он самодовольно выходит, ославляя Эрмаля в самом вызывающем и неудобном положении: беззащитно пребывающим на бардовом столе в подсобке без полного понимания происходящего. Мета сиюжесекундно распахивает глаза, неумолимо устремляя пренедовольнейший взгляд вверх, на человека, вновь не дающего спокойно кончить. «Опять эти игры, блять, Бицио», — стонет Эрмаль, пытаясь вновь насадиться на его член. Но тот и вовсе отходит, стягивая ремень с его ног. И, Эрмаль, отчаявшись, принимается мастурбировать самостоятельно, но вдруг получает карающий шлепок ремнем по рукам. «Терпи, мы продолжим после куплета», — проговорил успокаивающе Фабрицио, виновато закусив губу. Моро едва мог сдерживаться, закусывая губы так сильно, что они начинали набухать, а после и вовсе кровоточить. Но если играть, то по всем правилам. Так и Эрмалю ничего не оставалось сделать, как лишь смиренно принять навязываемые условия чертовой игры, и подпевать песне, закрыв глаза и неровно дыша. «Ведь это то, что заставляет его кончить в тысячу, нет, в десять тысяч раз ярче. А его лицо в эти моменты — идеал, ради которого стоит напрячься из последних сил и немного перетерпеть», — оправдывался перед собой Фабрицио, вновь увидев зреющие синяки на хрупких щиколотках. Долгожданный припев вырывается из магнитолы, и разрядка не заставляет себя долго ждать: едва Фабрицио делает пару толчков внутри, как по животу Меты уже безвольно растекается сперма в столь желанном обильном потоке. Моро кончает следом, опустив свою голову на живот кудрявого. Их голоса сливаются в завершающем протяжном стоне.Прозвучал финальный аккорд, игра завершена.
Отдышавшись, Моро стягивает Эрмаля себе на руки и быстро пробегает с ним по коридору из одной комнаты в другую. Душевая. Да, пришлось оборудовать одну из комнат под душ, которого так не хватало во времена Санремо. «Какая тесная кабинка», — ослаблено выдал голый Мета, спускаясь на холодную плитку с рук Фабрицио. «Я тоже соскучился», — протянул надорванным голосом Моро, наслаждаясь каждым сантиметром обнаженного тела перед собой. Заполучив пару сладких поцелуев благодарного Меты, Моро вновь на руках занес его в полупрозрачную кабинку. Горячий душ в тесной кабинке, чем бы еще могла завершиться репетиция? Два невероятно счастливых тела, заполучивших желаемое, наконец распрощались с накопившимся стрессом. И теперь намывают друг друга, смывая остатки приятного завершения их маленького «чаепития». Честно говоря, никому бы не помешала такая разрядка обстановки. Но, как долго их не было? Должно быть, приличнее было бы вовсе не прийти, чем заявиться такими счастливыми в зал к этим уставшим бедным паренькам, которые до сих пор ждут их. Приведя друг друга в порядок, забежав за чистой рубашкой, они шли по коридору, то и дело останавливаясь для очередного сладкого поцелуя, прислонив друг друга к стене. Они подошли к залу. «Не лыбься так, дурак», — смеялся Фабрицио. А ведь на лице Эрмаля буквально-таки виднелась надпись, кричащая: «Меня только что отлично отымели». И оставив тому прощальный поцелуй, Моро вошёл в зал первый, готовый принять все раздраженные высказывания на себя. Ведь сколько их не было? Но все молчали, пока не появился Мета. «Клевая рубашка, Эрмаль», — проговорил ехидно Маккарони второй раз за день. И ведь случилось это не в первый раз, но никому так и не удавалось сдержать смеха, видя с каким только невинным видом они появляются после того, как все отлично слышали их с другого конца коридора. «Хм, ты же сам отказался от звукоизоляции, Моро, сам», — звучало в голове у Маэстро, и тут он не выдержал: «Шикарное попадание в ноты, мальчики». Вся студия залилась громким смехом, и лишь Мета вновь раскраснелся, уткнувшись в плечо обнимающего его Фабрицио.