Unicorn porn

      Женька всегда странным был: в разговоры вступал редко, а если и вступал, то слова его цепляли всех аккуратно, но больно, как застрявший под кожей кошачий коготь. Язвительность и особая манера подстебывать являлась не самой отличительной чертой, — Женька был рыжим. Высоким, худым и рыжим, как лиса, и его гриве уже тогда, на первом курсе, завидовали девчонки с потока. И уже тогда Миша был уверен, что у рыжих нет души, потому что с появлением этого неземного веснушчатого существа его внутренний ориентир — сисястые девчули, умеющие печь не только пирожки, — как-то сбился. Точнее, его снесло нахрен и переломило без штормового предупреждения, стоило однажды на совместной студенческой пьянке столкнуться в туалете с Женькой. Не сказать, что это было очень романтично — смотреть, как тот, сидя на кафельном полу, опирается локтями об ободок унитаза, но Миша отчего-то замер в дверях в нерешительности. — Две минуты, и я свалю, — пообещал бухой Женька, произнося слова четко, но очень медленно. — А еще лучше помоги. — Помочь? — удивился Миша. — Волосы.       Сообразив, хоть и не сразу, что от него требуется, он запер дверь, присел на корточки рядом с Женькой и, собрав волосы в хвост, придерживал их все то время, пока рыжего немилосердно тошнило смешанным алкоголем. Однако, несмотря на происходящее, противно не было. Странно, но не мерзко, и Мише даже жалко было это тощее незадачливое создание, со вздрагивающими плечами и проступающими сквозь майку позвонками. Волосы в его кулаке переливались красноватой медью. — Спасибо, — проговорил Женька, поднимаясь с его помощью и полоская затем рот освежителем у раковины. — Со школы так не пил.       Из зеркала на Мишу смотрели ярко-голубые, неестественного оттенка, глаза, — линзы, — и когда в этом отражении они пересеклись взглядами, Мише стало… жарко.       Так происходило потом не один раз, стоило им встретиться в коридорах универа, в столовой или на парах, на которых они тоже как-то незаметно начали сидеть рядом. Близость к телу Женьки, всегда одетого в одинаковые белые рубашки и джинсы, так или иначе бросала его в жар. Это было что-то на инстинктивном уровне, то, с чем Миша бороться не умел. И не хотел, признавая свою капитуляцию однажды с бутылкой батиного вермута на подоконнике в подъезде.       Чуть позже он узнал, что Женя — активный бисексуал. Однако проще не стало — флиртовать с парнями Миша не умел и учиться не собирался, ведь нравился ему один только Женька. О других мужиках он в подобном ключе помыслить не мог. Женька нравился тоже как-то по-особенному: его хотелось обнять, погладить по спине, по гладким блестящим волосам, спокойно, не шифруясь, наблюдать, как пухленькие соблазнительные губы растягиваются в хищноватой улыбке. Но чтобы раздеть и трахать… — Сходи сначала на свидание, — посоветовала однажды Таня, Мишина подруга, одна из немногих посвященных в оттенки его ориентации. — Может, это обычное увлечение? Ну, знаешь, как люди могут бредить новым романом или фильмом, но забывают через месяц. Я знаю, что Женька ходит в клуб по интересам — по субботам у них стриптиз. Сходи, в любом случае, если не прокатит, можешь сказать, что пришел посмотреть на танцульки.       Миша так и поступил: побрился, надел еще пахнущие освежителем вещи, сунул в рот жвачку и потащился в тот самый клуб по интересам. В зале, за одним из столиков, что стояли вокруг пятачка сцены с пилоном, он жахнул для храбрости стопку горькой. Под откровенно оценивающими, заинтересованными взглядами постоянных посетителей было стремнее некуда, Миша порывался было уйти, так и не обнаружив среди них того, кого желал. Но вместе с музыкой к сцене, качая бедрами, прошагало то, чего в реальной жизни Мишка встретить никак не мог. Сахарный, радужный, облачный единорог — красотка на умопомрачительных шпильках, в наряде, состоящем из одних сладких грез. Розовые колготки, розовая пушистая юбка, розовый топ, открывающий плечи и плоский живот. Помада цвета фуксии на пухленьких соблазнительных губах, блестки на скулах и еще больше — на веках, нереального цвета голубые линзы и длинные рыжие волосы. Когда этот секасный единорог схватился за пилон и раздвинул ноги, Миша всерьез задумался о зоофилии. — Еб твою мать! — выдохнул он восхищенно, хлопнул вторую рюмку и принял факт того, что первое посещение клуба удалось.       Женьку он встретил. Не в том образе, каком ожидал, но…       Но у него стояло к моменту, когда танец закончился снятием юбки и потиранием о шест. У него стояло, когда он на негнущихся ногах выходил из клуба и вызывал такси. Стояло, когда он входил домой, бросал шмотки на диван и закрывал глаза, опуская руку на каменный член. И вот тогда-то и началось.       Мишка терялся, стоило ему оказаться в компании с Женей, не находил слов и краснел, как школьник. Пока Женя сам не удержал его за руку в коридоре. — Ты странный какой-то в последнее время, — произнес тот. — Что случилось? — Ничего не случилось, — сглотнув, отозвался Миша. — Точно? — Точно. Я просто загружен учебой, нервный стал.       Палец Женьки скользнул на его запястье. — С пульсом что? Аритмия? Влюбился в меня?       Даже если у Миши и не было аритмии, то она точно появилась после этого вопроса. — С чего бы? — фыркнул он, но недостаточно уверенно. — Нет, конечно, что за хуета?       Быстро оглянувшись и убедившись, что коридор по-прежнему пуст, Женька сделал шаг, легко мазнул по его губам языком, прижался своими — на секунду — и так же резко отпустил. Мишка, стоя как вкопанный, смотрел на хищноватую улыбку, темные веснушки на переносице и чудом задержавшуюся после мытья розовую блестку в рыжих прядях. — Теперь точно влюбишься, — произнес Женька. — Или думал, что я тебя в клубе не узнаю?       В ту субботу, после случившегося, Мишка решил на стриптиз не идти, однако, когда до начала оставалось менее получаса, с проклятиями оделся и вызвал такси.       В этот раз сказочная тварь была в розовых гетрах и шортах, поэтому вид снизу на длинные стройные ноги открывался шикарный. Тварь терлась о пилон. Подходила к краю сцены, нагибалась и облизывала яркие губы на расстоянии вытянутой руки от заморозившегося Миши. Потом сняла шортики, забросив их в зал, натянула резинки латексных трусов выше тазовых косточек, откинула голову и провела слитным движением открытой ладони от паха к горлу. Миша, опасаясь опозориться, закинул ногу на ногу и хлопнул очередную рюмку. Когда на сцену взобрались еще парочка таких же единорогов, Женька наклонился над его столиком вдруг и сообщил: — Жду в гримерке после шоу. Охрана пропустит, я договорюсь.       С колотящимся где-то в горле сердцем Мишка дожил до окончания и толкнул дверь гримерной в конце коридора, куда его проводил молчаливый амбал из охраны. Толкнул и остановился в нерешительности. Вновь на пороге. — Проходи, не стесняйся, — пригласил сидящий у зеркала визажиста Женька. Сказочная тварь в розовых гетрах и мимимишной, йогуртового оттенка — тоже розовой — майке. — Потрогай, ну, — улыбнулся Женька, и Миша, осмелев, погладил пальцами скулы, растаскивая блестки по шее, а затем задержал дыхание, когда руки Жени легли на его живот под рубашкой. Расстегнули пуговицы проворно, прошлись по ключицам, дернули ткань с плеч. Целовался Женька так же отчаянно и мучительно, как язвил — урывками, укусами, не давая до конца раствориться в этой ласке, заводя Мишу больше, до состояния, когда о последствиях не задумываешься, подчиняясь своим желаниям. Миша, потерпев поражение в очередной попытке продлить поцелуй, в итоге притиснул натертое серебристыми искрами тело к столику, сжал лицо Жени в ладонях и прижался к губам, подавляя слабый протест. — У тебя был до меня кто-то? — спросил тот, вырвавшись спустя минуту, долгую минуту полыхания жидкого огня между ними. — Нет, — ответил Миша честно. — Я и не думал… — Значит, хорошо, что я побеспокоился об этом сам. Но не здесь. Поехали к тебе?       Миша, вспомнив разбросанные по комнате вещи, пыльный коврик под дверью, гору немытой посуды, спящего после смены батю, замешкался, и Женька, хмыкнув, кивнул: — Ладно, ко мне.             Первый секс с мужчиной не закончился для Миши комплексом неполноценности или моральной травмой только потому, что Женька определенно в этом шарил. Прижимая к стене в темной прихожей стройное, вкусно пахнущее ягодным парфюмом тело, Миша выцеловывал лебединую шею сказочной твари. Сжимал гладкие ягодицы, прикусывал кожу над ключицей, слыша в ответ мягкий выдох. Несколько отрезвило его ощущение прохладного пластика под пальцами, когда они нырнули еще ниже. — Я спас тебя от неловкости, — шепнул Женька, соединяя руки в замке на его шее. — Вытаскивай, только медленно. Смазка внутри. Хотя нет, тут неудобно, идем.       В спальне на белое лоскутное одеяло щедро посыпались блестки. Миша, увидев, как Женькина рука стягивает до щиколоток трусы, все же растерялся, будто и не ожидал знакомства с его членом. Женька, разведя коленки, скользнул руками вдоль всего своего холеного тела, ухватился за край кровати и выгнулся в спине, отчего Мишу прострелило желанием непривычной остроты. Женщины были мягче — во всех смыслах и местах, даже у худышек не наблюдалось таких очерченных мышц в паху и ямочек, да и не могло наблюдаться в силу физиологии. А вот у Женьки, который смотрел на него, прикрыв глаза ресницами, были не только ямочки, но и плоский живот, твердые соски, почти касающийся влажной головкой пупка член. Каплю на самом кончике хотелось слизнуть, и Миша слизнул, уже не удивляясь себе. — Да, вот так, просто делай это, тебе понравится, — говорил Женька, притягивая его за волосы.       Миша, само собой, сосать не умел, поэтому целовал — ствол, венки, шероховатый шов, надавливал языком на дырочку уретры, облизывал гладкую, горячую головку. Он не заметил, как Женька начал дышать чаще, более поверхностно, и отвлекся лишь на хлюпанье — тот трахал себя, вытаскивая пробку до половины и вставляя обратно. — Я научу тебя, если что, — сказал Женя, позволяя ей выйти полностью. — Смелее.       Стоило закрыть глаза, сразу после того, как член Миши оказался внутри растянутой, но все равно узкой дырки, как инстинкты взяли свое — под ним было горячее, вкусное, сладко пахнущее, гладко выбритое, ухоженное тело, и он не мог не возбуждаться еще больше, покачивая бедрами.       Женька постанывал хрипло, и от этих стонов в голове гудело, кровь билась жилкой в виске и на шее, а Миша не мог оторваться от и так зацелованных теплых губ. Даже когда мышцы ног сводило приятной судорогой от напряжения и Женькины ногти впивались в его задницу, он все равно не отрывался от них. Член, прижатый к животу, дернулся, брызгая спермой, и только тогда Миша откинулся назад, вытащил свой и спустил на бедро ухмыляющегося Жени. — Хочешь, испорчу тебе настроение? — предложил тот, продолжая лежать с раздвинутыми ногами. — Как, интересно? — выдохнул Миша. — Ты был без презика. А я спидозник. — Не-а. Ты не из таких. Ты бы предупредил меня. — Откуда тебе знать?       Миша, пожав плечами, рухнул рядом и повернул к нему лицо. — Просто знаю, и все. Есть такие люди, как ты — у них благородство в крови. И порядочность.       Похлопав накрашенными ресницами, Женька фыркнул: — И почему после животного траха всегда пробивает на разговоры о высоком?       Постфактум — Женька притаскивает спустя две недели справку с анализами. — Зачем? — спрашивает Миша. — Чтобы ты знал, что я - не блядь. Что я сплю с тобой, потому что ты мне правда нравишься. Что я не…       Женьку легко заткнуть поцелуем. Женька растекается в его руках подтаявшим зефиром, мычит что-то, но вскоре повисает на шее. — До тебя я вообще был девственником, — говорит Миша. — В этом смысле. Это ли не доказательство моей верности? — А моей? — А твоя доказательств не требует. Единороги существа моногамные.       Женька улыбается уже расслабленно: — До сих пор не можешь забыть ту мою юбку? Надену сегодня для тебя. Обещаю.       Женька все еще в клубе — там хорошо платят, так хорошо, что он может позволить себе жить отдельно от родителей и ни в чем не отказывать. Миша тоже работает, но его не переубедить — Жене нравится быть редким зверем и играть на публику, но любоваться собой он разрешает только издалека. Миша знает, что все эти субботние шоу теперь только для одного зрителя. И поэтому не обижается — потом, попозже, сказочную тварь удастся приручить полностью.