Горячий лёд

      Роберт проснулся изрядно помятым посреди ночи. Служанка из Винтерфелла, имени которой он даже не помнил, должна была довести его до опочивальни, что приготовили ему и Серсее в гостевом доме, но по дороге что-то пошло не так. Он очутился в чьей-то чужой комнате. Кровать под ним была ужасно жёсткая и скрипучая. Распахнутое окно слишком громко дребезжало. Король недовольно рыкнул. Мягкие бока ныли от неудобства. Служанка, розовощёкая и полногрудая, лежала рядом, похрапывая. Она, верно, смотрела уже десятый сон, а ему боги покоя не даровали. Баратеон сел на кровати, свесив ноги на пыльный деревянный пол. Голова раскалывалась. Утренняя охота для него удовольствием не станет. Подумать страшно об охоте. И куда Старк смотрел, когда его государь напивался? Десница из него выйдет никудышный. Роберт растянул губы в широкой ухмылке и встал, так и не засмеявшись. Половицы всхлипнули. Кто-то ходил за приоткрытой дверью. Стражники или любовничек служанки. Правда, королю дела не было. Он набросил портки, повязался кожаным поясом, натянул сапоги… всё, как семнадцать лет назад, когда он жил на поле битвы то с одной, то с другой потаскухой, скрашивая своё одиночество их поцелуями, жадными до денег. От них пахло чесноком, луком или репой. Эти грязные рты, лобызающие не один солдатский рот, приоткрывались услужливо как бы для его языка, а на самом деле ради монет. В ответ лорд Штормового Предела имел их, не зная пощады, желая устать настолько, чтобы сон накрыл его. Посреди ночи он вставал, одевался и шёл неведомо куда, неведомо зачем. Тогда он смутно понимал, куда его влечёт. Теперь это показалось ему странным. Сердце глухо и быстро постукивало по грудной клетке. Он бросил хмурый взор на щель между стеной и дверью, где проглядывала завеса тьмы. Выложенные доски на полу затрещали от чьего-то шага. Роберт почувствовал, как застыли вены. Хмель у Старков был крепкий, обжигающий горло, и отпускал всегда неохотно. Нечто белое мелькнуло за дверью. Король протопал до двери, выглянул в коридор, опасаясь наткнуться на поджидающую его Серсею. Напрасно. Она не любила его. Она никогда бы не приходила за ним, не ждала и не молила о его чувствах. Роберт встал посреди коридора, наслаждаясь его холодом. Белая тень мелькнула за поворотом. Король выдохнул пар и понёсся за ней с громкими, пугающими свей тяжестью, шагами. Тень, ползущая по полу, напоминала ему кусочек платья. Не Серсеи. Будь это Серсея, весь Винтерфелл сотрясался бы от криков. Несмотря на грузность своих шагов, он отчётливо различал маленькие, быстрые шаги, будто это следовал ветер, обретший форму. Или кто-то решил подшутить над ним? Кто-то из маленьких Старков? С возрастом быстро ходить стало сложнее. Прежний Роберт сгинул там, в серых пучинах Трезубца, вместе со своим врагом. Он думал, что убил Рейегара, вырвав из его груди красные рубины и выбив молотом сердце, но сам он тоже с того поля не вернулся. Его съел этот, пузатый, бородатый, любящий выпивку и шлюх, глупые шутки. Роберт взрыкнул, преследуя беглянку.  — Эй, ты! — сурово прозвучал его голос. От прежнего осталось немного, и это было хорошо. Теперь он — король. Королю позволено всё. Роберт перестал мчаться за бледной тенью, остановившись на конце лестницы. Пустой канделябр пошатнулся сверху. Ветер стукнул в закрытые двери. Образ, который он звал и к которому стремился долгие годы, появился из ниоткуда. Она выросла перед ним, в двух ярдах, одетая в белое платье, будто сотканное из снега, с венком из синих роз, царственной короной закреплёнными на голове. Короной, подаренной ей не Робертом. Тусклый лунный свет, ниспадающий из запотевшего окна, делал её платье прозрачным, и сквозь переливающееся голубым сиянием кружево проглядывало хорошо знакомое ему стройное, точно ствол молодой сосенки, женское тело. Только жуткий мрак сковывал зрение Роберта. Он застыл, вне себя от увиденного, протянул к ней свою ладонь. А она, улыбнувшись печально, взялась за ручку двери и шагнула сквозь толстое дерево. Вокруг стало тепло. Послышалось, как невдалеке хрустят дрова, объятые пламенем очага. Роберт обнял себя за плечи, пальцами ощупал рукава льняной рубахи, чтобы понять, что это — быль. Ради подтверждения этому он мог хоть резануть своё запястье ножом, пока не ударит саднящая боль и не польётся тёплая кровь. На улице было холодно. Король могучей ладонью толкнул дверь. Холод покинул его, оставляя в чёрном одиночестве. Сколько бы людей его не окружало, он вечно оставался в одиночестве. Он выбрался в Главный двор. Ноги не несли его, а волочились следом за летящей мыслью. Где же она? Взгляд бросился в небо: звёзды рассыпались хлебными крошками по иссиня-чёрному полотну. Затем — на окна Великого Замка, где спал Нед со своей семьёй. Не смотрит ли она на него оттуда? Ни в окнах, ни среди звёзд не нашёл он её. Все давно спали. Древние камни Винтерфелла молчаливо дышали морозным дыханием уходящего лета. Тронь их, пробуди от многолетнего сна, и кара Старых богов неизбежна. Лишь Роберт маялся среди пустынных владений. Сияние мелькнуло под крытым мостом, соединяющим Арсенал и Великий Замок. «Сумасшедший», — сказал себе король и заковылял по невидимым следам. Охотничьи и сторожевые псы учуяли его приближение и разразились грозным лаем из псарни. «Не спугните», — подумал он. Его шаги вязко звучали среди лая. Хоть бы Нед не проснулся, хоть бы Серсея не проведала. Стыд. Стыд всю жизнь. Он погряз в этом омуте. Совесть разъест его за это под негодующие взоры родни, презрительные — рыцарей и лордов. Может быть, Старк поймёт его, но остальные обольют немытыми речами. Король должен печься о государстве. Джон Аррен повторял ему. Благо, что он умер, старый и мудрый… лучше бы сам сел на Железный трон. Ведь это он развязал восстание, использовав их с Недом гнев. А потом поучал его все семнадцать лет, как ребёнка… Забудь боль, забудь Таргариенов, забудь Лианну… Живи! Воздух около него дрогнул. В Вороньей башне раскричалось вороньё, и в рокочущих возгласах он различал последнее слово: «Жи-ви!» Знать бы ещё, что такое жизнь без неё. Ничего не значащее слово из двух слогов, скрипучее, как потёртое седло, пресное, бесцветное. Бледный огонёк без тепла, не освещающий толком дорогу. Поэтому он волочился по сырой земле. Её морозное дыхание возродило в нём погибшие, утраченные чувства. Казалось, он восстал из мёртвых, вынул себя из Трезубца, сбросил шкуру пьянчуги и развратника. Холодок облизывал его раскрытую грудь, но Роберт не знал чувства краше. Возможно, это были поцелуи жизни? Калитка скрипнула со стороны Богорощи. К обители Старых богов, воцарившихся здесь, бежали маленькие собачьи следы. Нет. Не собачьи. Собаки закрыты и свободно не разгуливают. Волчьи. Точно. Маленькие волчата, спасённые Эддардом и его детьми. Взглядом умелого охотника Роберт определил, что волков было двое. Опасные звери. Но пока они не выросли. Король осторожно шагнул в пахнущее мокрой травой пространство. Белое платье мелькнуло среди тонких стволов деревьев. Он прорвался к дивному образу и застыл, не добравшись до пруда, где она стояла, глядя на играющих перед сердце-древом волчат. От воды в воздух исходил пар. Пруд поймал её облик, подобно зеркалу. Роберт остановился, не в силах решиться хотя бы на один шаг. Губы его задрожали. Он раскрыл их и прокричал:  — Лианна!  — Лианна! — повторили деревья и пруд. — Лианна! — гаркнули пугливо птицы, улетая с веток белоствольного дерева, украшенного алыми листьями. — Лианна! — эхом распространилось по его груди. Она обернулась, спокойно и жутко, без выражения. Серые глаза, припорошенные снежной белизной, горели холодным бледным пламенем. За семнадцать лет она вся заиндевела. Роберт не испытывал раньше страха. Ни на турнирах, ни на охоте, ни на битвах, кровавых и грязных. Не терял дар речи, не давился воздухом, не врастал в землю.  — Роберт, — сказала она. От её милых губ не вылетело облачко пара. Лианна развернулась к нему. — Это правда ты? Сложно было его узнать. Только цвета Баратеонов на его знамёнах и одежде говорили о том, кто он есть. «Нет, это — не я», — сказал он себе. Снисходительная улыбка коснулась её губ. Не розовых, не красных, а мертвенно-синих.  — Ты стал королём, — проговорила Лианна. Тот голос, звонкий, напоминающий журчание воды в холодном роднике, голос северной дикарки, как её окрестили южные лорды, не погиб вместе с ней. Стал королём, и какой ценой? Ценой её жизни, жизни принца Рейегара и своей. А скольких он положил на поле молотом, и сосчитать невозможно!  — Не стал, — робко ответил Роберт. Перед нею он робел всегда. Краснел, не знал, куда деть руки, впрямь как Эддард, застенчивый и тихий. Она будто не услышала его слов, мягко прошагала навстречу.  — И ты вернулся ко мне после стольких лет? — удивлённо спросила Лианна.  — Всегда, — хрипло ответил он.  — Пойдём, Роберт, — прошептала она. Лианна было миновала его, да Роберт схватил её запястье. Рука проскользнула мимо, ощутив только жуткий холод. Кожа и чёрные грубые волоски покрылись инеем. Лианна печально взглянула на него из-под густых чёрных ресниц, извиняясь глазами. Она приблизилась лицом к нему и обдала холодом. Морозец ущипнул его губы. Роберт приоткрыл их, и стужа проникла к неподвижному языку. — Я ждала тебя семнадцать лет.  — Я не оставлял тебя.  — Нет, — подтвердила Лианна. — Пойдём со мной. И она повела его прочь из Богорощи. Старое дерево с вырезанным ликом смотрело ему вслед угрюмо. Лианна шагала, носком касаясь земли, и шаги её оставляли белые следы, тут же таявшие и пропитывающие землю влагой. Роберт медленно плёлся сзади, то и дело выпуская тёплый пар губами. Обычно при ходьбе его одолевала отдышка. Сейчас ему будто подарили вторую пару лёгких, чистую и неизношенную. Он мог бы бежать и петь любимые похабные песни. «Куда она меня ведёт?» — спрашивал он Винтерфелл. Серые камни молчали. Лианна не слышала его вопросов. Она безмолвно направлялась к тёмной круглой башне. Её бёдра соблазнительно качались из стороны в сторону. Роберт забыл её лик, черты её образа. Помнил лишь свою бескрайнюю любовь. Она казалась ему прекраснее, чем была. И он бы последовал за ней хоть в саму Преисподнюю. Они подошли к Первой Твердыне, давно заброшенной круглой башенке. Её вершина закрывала часть неба. Днём она выглядела приземистой. Рядом с нею располагался вход в Крипту. Лианна прошла сквозь стену, а он миновал арку, полуразрушенную и шаткую. На голову осыпалась пыль. Здесь она была повсюду. На лестнице, на полу, на подоконниках. Кое-где цепкий плющ вгрызался в камень. Будто сами Старки побаивались входить в это строение. Лианна привела его на самый верх. По зале гулял ветер, пробирающийся внутрь из окон, не имеющих стёкол.  — Моё любимое место, — объяснила Лианна. Роберт кое-как унял стук зубов. Лианна сбросила с головы венец из синих роз и наступила на него ногой(будто на горло Рейегара). Лепестки заморозило. Она тряхнула волосами. Перекрестив руки, Лианна взялась ими за платье и перетащила его через голову. Лунный свет на последнем этаже стал ярче. Он окружил её силуэт. Белое свечение сделало её кожу полупрозрачной. Роберт затаил дыхание.  — Я замёрзла без тебя, — разомкнув губы, что слепило ледяной корочкой, произнесла Лианна. Скрытая мольба разрушить её одиночество послышалась ему в этих словах. Он не внимал мольбам других людей: Джона Аррена, своей королевы, детей, придворных… Он так никого не чувствовал. — Согрей меня, Роберт, — прямо вымолвила она. Лианна отличалась прямотой, вобрав в себя эту черту характера от старшего брата Брандона. Его тело отозвалось первым вместо него. Глядя на бледную кожу, мерцающую холодным огнём, посиневшие губы и острые маленькие соски на упругих грудях размером с его ладонь, он бы хотел согреть её своими пальцами, ладонями, губами и языком, своим телом. Согреть, вдохнуть в неё жизнь, свою душу, отдать сердце, чтобы щёки её обрели цвет, губы налились гранатовым соком, волосы потемнели. Чтобы он мог коснуться её рукой. В портках ему не хватало места. Роберт стиснул зубы. Стыд опалил его полное лицо. Лианна неслышно подошла к нему. Её руки смяли рубаху, прокравшись под ткань. Она наклонилась перед ним и поцеловала в открытый уголок груди. Вдоль кожи распространились снежные узоры. Роберт вздрогнул. Поцелуй оставил боль в его груди, и всё же мужество в штанах всё крепло и натягивало плотную коричневую ткань.  — Лианна… — шепнул он, закрывая глаза.  — Лианна, — отразилось от молчаливых стен. — Лианна. Лианна. Она опустилась на колени.  — Я хочу чувствовать тебя, — сказала она, глядя на холмик в штанах. Руки потянулись к резинке портков, чтобы стащить их. Роберт опередил намерения возлюбленной. Он опустил их и дал ей взирать на напряжённый мужской признак. Лианна коснулась его ледяными губами. Лёд впитался в кожу и разлился внутри горячей водой. Роберт испустил томный вздох. Лианна заговорщицки ухмыльнулась ему и вытащила язычок, голубоватый, как и губы. Точечными, жгуче-мёрзлыми касаниями она исследовала его большое и толстое древко, ноющее изнутри от нетерпения. Ожоги синими пятнами ложились на кожу, а затем исчезали, не успей он их увидеть. Собственная влага сочилась из недр навстречу кончику языка. Он прислонился головой к стене, вжался руками в пыльные камни. Пальцы заскребли по ней, сдирая многолетний налёт. Раствор крошился, как и в Разрушенной башне, куда ступать вообще было опасно. Король отворил губы. Сладострастные стоны полились наружу. Он был вне себя от блаженства, текучего по венам. Всё это время он ошибочно считал себя живым, хотя на самом деле был столь же мёртв, как и любимая. Лианна не сводила с него загадочного взора. Её пальцы сминали собственные грудки. Она негромко и удовлетворённо мычала, губами проходясь по масляно блестящему древку и навершию. Если бы они были вместе… по-настоящему. Если бы он был таким же холодным, по ту сторону тела… он жмурил глаза, кусал губы и подавался вперёд, предоставляя тело, уже далеко не идеальное, совершенным ласкам возлюбленной. Ему следовало умереть тогда, на Трезубце, умереть окончательно, телесно, чтобы присоединиться к ней на небесах красивым и молодым, с широкими мускулистыми плечами, статной фигурой и неимоверной удалью. Под её воздушными ласками Роберт ощущал себя таковым, потому исступлённо прикрывал очи. Он представлял тот злополучный турнир в год ложной весны, около Харренхолла. Буйство красок, знатные лица, шикарные наряды, весёлый хохот, богатый пир, танцы, песни, любовь. Каждый человек был так наивен, что счастье, предоставленное Харренхоллом, никогда не исчезнет. Лианна восседала рядом с ним и братьями. Волосы её ласкал тёплый ветерок. Густые расчёсанные пряди золотились под ярким солнцем. Она цвела, как яблоневый сад. Роберт пустил слезу. Маленькая, прозрачная, она упала по щеке, переливаясь огнями в лунном свете. Надо было убить Рейегара ещё тогда, когда он дерзнул подарить ей венок из синих роз.  — Мой король, — испуганно пролепетала Лианна. Она плавно поднялась и стала целовать его щёку, по которой стекла слезинка. В тот день её волосы пахли полуденным зноем, зелёной травой и нектаром цветов. Девичьи груди только-только округлились. Походка обрела присущую женщинам гладкость. Стан держался ровно. Она являла собой восхитительное зрелище. А они с Рейегаром её убили. Бросили, как тряпичную куклу, в огонь своих мужских амбиций и страстей. Это пламя разгорелось похуже дикого огня и съело всех, кто был им обоим так дорог, но всех дороже — её.  — Моя любовь, — сказала она, нырнув губами за ухо. Шея встрепенулась под её неторопливыми касаниями. Любовь… слишком громкое слово для его похоти. Он слишком свиреп.  — Вернись в мои объятия. Он как в тумане подхватил её прозрачное бедро, придавил спиной к стене и поднял вторую ножку. Понимая, что больше не пройдёт её насквозь, Роберт прижался к её телу своим. Лианна сладко вскрикнула над его ухом.  — Я никогда их не покидал, — рвано задышал Роберт. Ни тени любви не отражалось на его лике. Лоб сморщился, губы сдавили друг друга. Король разучился любить и быть любимым за семнадцать лет одиночества. Он чувствовал себя дикарём, к которому спустилась Дева и обдала своей благодатью, но не смогла наставить на верный путь. Неласковые толчки бёдрами вырывали из Лианны громкие стоны. В ней было сухо и морозно. Роберт был тёплым. Из его ноздрей выходили струйки горячего пара. Горячего от соприкосновения с нею. Что такое любовь? Если и жива она в нём, то только к выпивке, охоте и телесным наслаждениям. Джон Аррен звал это распутностью, Серсея — хладностью. Хлад жалил его. Лианна касалась его всем своим телом. Грудью, плоским девичьим животом, будто Рейегар всё ещё оставил её девицей. Не смея остановиться, Роберт видел слезинки, вытекающие из её глаз. Они капали и тут же превращались в ледяные кристаллики. Предчувствуя конец, он зарычал и, изливаясь в неё, поцеловал измученную близостью женщину в губы. Роберт бросил её, испугавшись своей прыти.  — Прости меня, — хрипнуло его горло. Язык очерствел. — Прости меня. Лианна покачала головой.  — Не надо, Роберт. Не надо. Он отшагнул назад. Нельзя позволить ей коснуться себя. Он — самый недостойный её человек. Самый недостойный. Лианна, однако, догнала его и сжала в ледяных объятиях, показавшимся Роберту самыми тёплыми на свете. Она уткнулась головою в его грудь. Волосы, в которых белели снежинки, прощекотали открытую шею.  — Ты боишься моего холода? — спросила она с обидой в любимом им голосе. Роберт отрицательно качнул головой. Слова вылетели. Он всех позабывал.  — Не бойся, — попросила Лианна. Её ладонь легла на его бородатую щёку. — Скоро ты почувствуешь, насколько я тепла…  — Лианна… — произнёс он на выдохе. Комната задержала его слово. Оно оторвалось от стен и выпорхнуло через широкие окна. Роберт закрыл глаза и подался губами к возлюбленной. Её талия оказалась в его руках. Но она первая шагнула навстречу. Её руки зашарили по его надутому животу. Мороз прокрался под рубашку, прикусил кожу. Роберт распахнул глаза, когда почувствовал, что он прокрадывается дальше. Рука Лианны прошлась внутрь его пуза по запястье. Он хлопнул ресницами. Воздух стал уходить из лёгких, и цвет покидал лицо.  — Я буду столь же горяча, как и ты, — сказала она. Её лик преобразился. Глаза налились чернотой. В животе он почувствовал нечто острое, будто нож. Лианна занесла вторую руку, больше похожую на когтистую лапу волка.  — Ты отнял моё тепло! Ты отнял моё сердце! Она набросилась на него с яростью. Руки рвали его живот. А зубами, превратившимися в наточенные клыки, Лианна впилась в горло короля и не отпускала его до тех пор, пока он не посинеет. Роберт, провалившись в темноту, сдавленно прошептал что-то о любви.

***

 — Недоразумение, ваше величество, — заверила Серсею стража. В глазах овдовевшей за одну ночь королевы полыхал дикий огонь. По побелевшему лицу и остервенелому взору лорд Эддард понял, что оправдания стражи разозлили её пуще, а не успокоили. Дети Роберта рыдали. Все, кроме Джоффри. Санса пыталась утешить того, кому не требовалось утешений. В конечном итоге первенец короля махнул рукой своей невесте и зашагал нервозно из Большого чертога. Джейме Ланнистер, мрачнее тучи стоявший у дверей, схватил парнишку за шиворот и повернул назад. Тирион и вовсе никак не реагировал на происходящее. Он явился с утра, чтобы опохмелиться. В итоге никакого спасения от вечерней пьянки ему не понадобилось, как только он узрел синюю тушу короля. Кейтилин роняла крупные слёзы, будто это могло вернуть Роберта с того света. Один мейстер Лювин сохранял спокойствие.  — Простите меня, лорд Старк, что скажу такие слова, но нашего короля забрал ночной холод.  — Приведите шлюху, которая вела его в опочивальню! — зарычала Серсея, стукнув ногой. — Я высеку эту тварь.  — Служанка не виновата! — возразил Бран. Пёс, верный рыцарь Джоффри, предупредительно ощерился на мальчика.  — Ещё одно слово, и я размозжу твою голову, маленький волк.  — А я умолял отца не ехать сюда лично, — прошипел Джоффри.  — Джоффри! — изумилась Санса.  — Замолчи, тупая овца. Я потерял отца. Из-за твоего… Эддард треснул кулаком по столу, призывая весь сброд умолкнуть. Санса разрыдалась и прибежала к матери.  — Мы расспросим служанок, стражников, высечем, если кого и следует высечь. Вы знаете мою преданность королю. Его бы не тронули здесь пальцем. Он был пьян. Королева Серсея, разве не этого вы хотели? Его смерти. — Серсея переглянулась с сиром Джейме. — Теперь он обрёл покой. И вы являетесь его наследницей. Королевой-регентом Семи Королевств. Король умер, да здравствует королева! — Эддард присел на одно колено и призвал так же действовать остальных членов семьи. Серсея деловито улыбнулась, сменив траур на торжество.  — Я вижу, что вы — друг короны… Джоффри прервал её:  — Он — изменник!  — Замолчите, юноша, лорд Старк подвёл короля. Это неприятный инцидент, который мы забудем, если Север откажется от предложения Роберта, но продолжит нам служить. Эддард поспешно согласился. В тот же день королева собрала весь свой табор, снарядила саван для Роберта и отправилась вдоль по Королевскому Тракту на Юг. Эддард мог спокойно выдохнуть. Он наблюдал за вечерней тренировкой Робба и Джона. Срывался мелкий снежок. Небо было празднично пышным, а не хмурым. Хранитель Севера и не знал, оплакивать короля или нет. В его душе не порвалось ни единой нити. Роберта будто и вовсе не было здесь. Он решил вдруг, что следовало короля похоронить в крипте, возле Лианны, найти для него место, но… это бы нанесло ещё одно оскорбление королевской семье. Серсее в особенности. Когда он собрался идти в замок, знакомый голос позвал его со спины:  — Не замёрз, Нед? Услышав его, Эддард почувствовал, как сердце ухнуло. Он обернулся, не веря слуху. Позади него, у стены стояла молодая женщина в сером платье с брошью-лютоволком. Каштановые волосы ниспадали на плечи. В серых глазах плескались игривые лучики.  — Лианна? — изумлённо вымолвил лорд Старк.  — Я вернулась, Нед, к своему сыну, — ответила спокойно она, будто и не умирала в Башне Радости. Не замечая его удивления, Лианна подошла к перилам и оценивающим взором посмотрела на Робба и Джона. Робб толкнул Джона в бок, чтобы обратить его внимание.  — Представь меня моему сыну и племяннику, — попросила Лианна, хотя её тон походил на приказной. Эддард зателепал к ней.  — Отец, кто это? — голосисто прокричал Робб. Он взмок, как и Джон.  — Это моя сестра, Лианна Старк, — провозгласил Эддард. — И мать Джона.