Не Бог

Царящие вокруг тишина и покой приносили так необходимое душе умиротворённое равновесие. Не боевое, нет. Именно то, которое необходимо искателям истины, мыслителям, всевозможным пытливым разумам. Здесь, в аскетичных залах, было по-настоящему уютно. Здесь можно было оставаться в одиночестве долгое время и никуда не торопиться. Так было раньше. До тех пор, пока на корабле не оказался слишком высокопоставленный гость. Лоргар заметно нервничал и не в силах был ничего с собой поделать. Слишком внезапно его Отец решил, что пора повидаться с сыном, но спорить примарх не смел: Император не тот, кому можно отказать. Нет и не может быть таких веских причин. Нет желания. Он любил Отца. Он восхищался им. Другие говорили, что он непокорен, но… Что они понимали в верности? Что они понимали в самой сути своего Отца? Видели ли они его таким, каким его видел Лоргар? Пусть они говорят, что неправильно звать его Богом, пусть сам он отказывается от этого… Не божественность ли в нём заставляет отказываться от этой грани своей сущности? Ерунда. Это было слишком очевидно и слишком глупо утверждать обратное. Стоило ему появиться на корабле… нет, стоило Лоргару только узнать о том, что Император захотел его видеть, сердце переполнилось тёплым трепетом, а с лица не сходила мягкая улыбка. Его восторг от предстоящей встречи передался даже сыновьям-легионерам, хотя они чувствовали слишком мало. Им никогда не понять этого восторга. Повелитель Человечества сошёл на палубу в тишине, и Лоргар ещё удивился, что его не сопровождает вездесущая кустодианская стража, которая вечно раздражает своим блеском. Поддельное золото на фоне истинного — такая мерзость. В отличие от них, Отец всегда олицетворял величие без компромиссов. Его символ власти — это его собственная аура. Даже в одежде нищего, как Он иногда позволял себе появляться, дабы не быть узнанным, Он всё равно внушал уважение. Даже сейчас, когда он глядел так строго. Он почти всегда смотрел на своих сыновей так. Как строгий Учитель. Никогда — оценивающе, но всегда так, будто напоминая, что нужно обдумать всё совершённое, обернуться на содеянное. На Нём не было доспехов, но Лоргар видел сияние его славы. Он пришёл гостем, но, в любом случае, Он был здесь хозяином, более того — Богом. Одно его присутствие наполняло сознание счастьем. Не противясь собственному желанию, Аврелиан мягко опустился на колени, улыбаясь. — Отец. Добро пожаловать. Он всегда считался наиболее похожим на Отца из всех своих братьев. Если бы сейчас на посадочной палубе был наблюдатель, он бы видел, что сын словно бы отражает свет Императора. Двое венценосных повелителей Человечества, два существа, чьё величие невозможно не признать. Один лишь чуть выше другого. Хотя это была лишь иллюзия: Он мог быть каким пожелает, но, очевидно, не желал излишне довлеть над сыном. — Мы давно не виделись. Встань, сын. Голос. Он тоже мог быть каким угодно. Холоднее или теплее, мягче или жёстче, но всегда — таким, каким нужно. Лоргар поднялся чуть более поспешно, чем стоило, но лишь потому, что ему показалось, что в голосе Отца есть нечто чуждое. Как острая пыль в воздушном потоке. Он не стал заострять внимания, но замер с ожиданием, и Император остановился в шаге от него. — Идём. Нам нужно поговорить. Ещё больше чего-то холодного и колючего, и больше нет властно положенной на плечо ладони как знака одобрения и поддержки. Холодная отстранённость, недостаточно хорошо скрываемая. Сердца сжались и начали отстукивать странный ритм где-то у горла, причиняя боль. Так же остро кровь билась в виски, и с каждым шагом становилось всё тяжелее идти. Шагая рядом с Отцом, он впервые почувствовал страх в каком-то ненормальном его виде. Его пугала неизвестность. Пугало то, что он чем-то прогневал Отца. Своим ли почитанием, или вновь недостаточно быстро приводя миры к Согласию, но причина была в нём. Сын подвёл Отца.