Live And Let Die

Хлипкая дверь с грохотом захлопнулась за спиной юноши. Он, слегка пошатываясь от количества выпитого виски, стал пробираться сквозь хлам в комнате к открытому окну. Он откинул пустые коробки себе за спину, с силой двинул старинный стул так, что тот сотряс воздух звуком своего падения. Темные кудри спускались на лицо парня, и тот, порою, не видел даже, куда и что он выкидывал, дабы пробраться к источнику слабого света этой ночью. Парень облокотился на деревянный подоконник, покрытый белой облупившейся краской. Он ловким движением достал из-за уха сигарету и зажал между пухлых губ. Похлопав по карманам джинс, ему удалось раздобыть огонь, и вот уже сизый дым горькой Мальборо сначала упирался в белый с разводами потолок комнаты, а потом плавно тек в раскрытое настежь окно, унося антрацитовые кольца в звёздное небо. Если бы в комнате был кто-то помимо нашего героя, то этот человек непременно бы залюбовался на эту картину: шапка жёстких кудрей, по обыкновению надвинутая на томные глаза цвета кофейной гущи, была небрежно зачесана рукой назад, создавая и без того невероятный объем шевелюре гитариста; виртуозные пальцы осторожно брали сигарету, давая пухлым губам выпустить табачные клубы, которые окутывали фигуру у окна словно мантия. Глаза кудрявого влажно блестели в свете луны, показавшей свой лик на иссиня-черном небосводе. Красота парня пленяла многих, и даже старуха-луна обратила свой взор на прекрасного юношу, который был полностью поглощён своими мыслями. В его голове, словно старое черно-белое кино, всплывали отрывки его жизни, которые не давали покоя все те годы, когда он твердо осозновал себя и мир вокруг. Он помнил частые ссоры матери и бабушки, помнил, как мать после стольких лет ее одинокой жизни впервые привела в дом мужчину, который был добр к подрастающему гитаристу, но тот противился всему, что ему предлагали и делал все назло матери и отчиму. Парень помнил о том, что его отец, которого он никогда не знал, даже не захотел на него посмотреть, и только сестра отца пришла однажды к матери для того, чтобы расспросить ее о ребенке. У его отца был выбор - уйти навсегда и больше никогда не видеться или остаться. Он выбрал первое, за что парень всем своим естеством ненавидел его. "Настоящие мужчины так не поступают" - со злостью думал юноша, и по его бронзового цвета щеке пролегала влажная дорожка скупой слезы отвергнутого родным отцом ребенка. Парень помнил, что его единственным спасением от ядовитых мыслей была гитара, подаренная отчимом на двенадцатилетие. За этот подарок мальчик был безмерно благодарен, но юношеская гордость не позволяла ему оголять свои чувства, поэтому новый муж матери был удостоен лишь твердого "спасибо" и крепкого мужского рукопожатия, такого, какое себе предствлял двенадцатилетний мальчишка. С тех пор все дела в мире больше не трогали душу юного музыканта; все, чем был его мир - гитара. Первая любовь, первый отказ, первый поцелуй и горечь потерь - все слышала лишь гитара, которая стала для парня новым уровнем в этой аркаде под названием жизнь. И вот уже целое десятилетие юноша доверял только одной особе из красного дерева, которая открыла для него чудесный мир музыки, вовлекла в новую жизнь на грани реальности и фантазии, обрекла на вечные содрагания всем телом от чарующих звуков струн. Парень грезил, видел во снах, дышал только музыкой и своей гитарой. Это ли не истинное искусство? Из бешеного трафика мыслей кудрявого выдернул тонкий скрип двери и полоса жёлтого света, проникнувшая в темноту комнаты изящно, как кошка. Чьи-то несмелые шаги парень чувствовал спиной, когда дверь прикрылась, и вошедший прокрадывался к парню. - Почему ты ушел, Слэш? Рядом с кудрявым парнем, пристально всматривающимся в ночное небо и закуривающим третью сигарету, встал длинноволосый рыжий парень, который теперь тоже что-то искал взглядом там, куда смотрел Слэш. Зелёные глаза рыжего, похожие на два тропических леса - такие же влажные, яркие и опасные, - переместились на лицо кареглазого. Последний молча курил и все так же меланхолично всматривался в небо. - Устал. Он оторвал сигарету от губ, выпуская дым, и повернулся к рыжему. - Будешь? Рыжий глянул на зажатую между пальцев гитариста сигарету и кивнул. В руках Слэша вмиг появилась помятая бело-красная пачка, откуда он выудил сигарету и протянул парню. Рыжий чуть наклонился и губами обхватил фильтр, а Слэш поджег. Рыжеволосый с наслаждением затянулся и выудил из-под кожаной жилетки бутылку любимого White Horse. - Выпьем? Зеленоглазый вопросительно изогнул бровь, смотря на кудрявого. Последний коротко кивнул.

***

Когда наступила ночь, и на улицы никогда не засыпающего города вывалились толпы гуляк, жизнь которых бьётся в бешеном ритме громкой музыки, разноцветных рек алкоголя и триппов от наркотических средств, Эксл остался дома. Плотные шторы с витиеватыми линиями, вышитыми серебряными нитями, прочно задвинуты так, чтобы даже свет круглого уличного фонаря не потревожил певца. Рыжий парень с чуть вздёрнутым кверху носом, кажущимся со стороны совсем девчачьим, и зелёными глазами-джунглями бесшумно ступал по полу, двигаясь в сторону огромной кровати с балдахином. Изящно обогнув белоснежный рояль, занимающий почетное место в середине комнаты Эксла, рыжий упал в объятия бесчисленных подушек и мягкого одеяла. Он прикрыл глаза, и привычная темнота закрытых век исчезла, а на смену ей пришли сочные картины из детства, которые парень с ужасом вспоминал, сидя один в темной комнате с открытым шкафом в своей голове, полным скелетов. Первая картинка была спокойной, но за всем этим умиротворением природы, которая окружала мальчика лет шести, скрывалась нечеловеческая жестокость двух самых дорогих ему людей - отца и матери. Сильные руки хватают за плечи и что есть мочи припечатывают лицом к стене, оставляя на белых обоях детской спальни кровавые пятна. Мальчик чувствует, будто бы он не может дышать - он пытается дотянуться рукой до своего носа, из которого по губам и подбородку стекают алые струйки крови, но те же сильные руки перехватывают тонкие руки мальчишки, и грозно заявляют, что мальчики должны терпеть боль. Мальчик не понимает, за что он заслужил такое отношение, отчего слезы на глазах крупными каплями стекают по щекам и смешиваются с кровью. В один летний день, когда солнце только начинало греть все живое своими золотыми лучами, мальчик лет десяти бодро шагал домой по асфальтированной дорожке. Рыжие волосы смешно торчали из-под кепки, надвинутой на глаза, а в руках мальчик нес баскетбольный мяч - такой же рыжий, как и сам паренёк, разве что только в черную полоску. Мальчик думал, что сейчас пообедает и снова отправиться к своим друзьям на площадку. Мать строго-настрого велела возвратиться домой не позже часу, и мальчик был уверен, что не опоздал, а когда он зашёл в дом, понял, что на площадку сегодня он точно не попадет. В дверях кухни стояла мать с отцовским ремнем в руках. Мальчик замер и затрясся, словно молодой клён в городском парке про сильном порыве ветра, и бросил взгляд ярких зелёных глаз на часы. Время было 13:15. Далее все смешалось в голове юноши: то, как остервенело мать лупила ремнем по всему, куда попадала, как вечером пришел отец и узнал об этом, и с какой силой сегодня могучие руки били его по лицу, хищно приговаривая: "Мальчики не плачут, Билли". "Когда родители ненавидят своих детей, дети любят их," - вспоминал Эксл свои же слова, сказанные одному журналисту на одной из пресс-конференций. Эксл не стал бы говорить того, чего он не знал. Каждый день по ночам, когда родители укладывались спать и Эксл оставался один в темной комнате наедине со своими мыслями, он бился в беззвучной истерике, рыдал, бил кулаками подушку, ощупывал свое в который раз разбитое лицо и понимал, что так долго он не выдержит. Утром, когда заря ещё не постучалась в дома людей, рыжий парень семнадцати лет с рюкзаком за спиной вылезал из окна своей комнаты, спускаясь по дереву. Он бежал. Бежал из дома, где каждый день становился хуже, чем пекло Ада, где отец был воплощением всего мирового зла, а мать - его преспешницей. Он уехал первым же поездом, отправляясь в новую жизнь в новом для него городе - солнечном Лос-Анджелесе, где яркой звездой ему светило его будущее. Теперь же, сидя в своей шикарной квартире в самом сердце Города Ангелов, красивый мужчина, в душе которого маленький мальчик с глазами цвета лайма рыдал, как будто бы сейчас откроется дверь, и в комнату зайдет отец, который снова заставит терпеть мерзкий шепот над чутким ухом: "Мальчики не плачут", смотрел в белый потолок комнаты и глаза его наливались горьким слезами, которые катились по щекам, заливая белоснежную подушку. Теперь тропический лес в глазах этого мужчины был залит дождём, который, по обыкновению своему, на утро не оставить и следа после себя, как и слезы маленького мальчика высохнут на щеках взрослого мужчины. Тишину разорвал медленный стук в дубовую дверь. Эксл, не глядя в сторону входа, робко бросил: - Войдите... В проёме двери показались знакомые кудри, освещаемые слабым светом коридорного бра. Экслу не нужно было даже гадать, кто явился к нему в столь сложный момент его жизни, когда грудь изнутри разрывало на части от терзающих всю жизнь воспоминаний. - Эй, Эксл, я не потревожил тебя? Рыжий сглотнул ком, подступивший к горлу, и сипло ответил: - Вовсе нет. Заходи. Дверь закрылась, и комната снова опустилась во мрак. Эксл слышал шаги, которые приближались к кровати. Гость обогнул кровать, и Эксл почувствовал, что по левое плечо от него теперь лежал кудрявый мулат, который тоже искал невидимые точки на потолке там же, где и Эксл. - Я так рад, Слэш, что ты пришел. В голосе звучали нотки недавних слез и горечь воспоминаний. Эксл вдруг резко повернулся на бок лицом к Слэшу и обнял его. Кудрявый обнял в ответ, и они оба лежали неподвижно, не произнося ни слова. Только спустя большое количество времени тишину комнаты сотрясли слова Эксла: - Слэш, поцелуй меня. И Слэш выполнил то, о чем его попросили.