Последняя метель

«Сейчас ты весел, жизнью дышишь, А твой готов уже маршрут. Предписан день, когда услышишь, Как с Темных Троп тебя зовут». Тихая, мелодичная песнь эльфийки резала тишину, повисшую над старой железной дорогой. Сухие губы колдуньи едва шевелились, и казалось, что поет не она, а эту песнь приносит откуда-то ветер, чьи стоны изредка слышатся из-за мрачной громады скал Торгорского кряжа. Кроме троих путников, ждущих паровоз на всеми забытой гномьей станции, больше нет никого, и песня эльфийки – единственное, что хоть как-то придает теплоты и уверенности, не дает сойти с ума от беспомощного ожидания. Паровоза не было уже третий день… Они втроем: бывалый сапер со сломанным носом и курчавой седой бородой, твердолобый орк, сплошь закованный в железо, и та самая эльфийка, которая пела сейчас песнь, – прибыли сюда после изматывающего боя в надежде отправиться к обитаемым шахтам и там передохнуть, но транспорт так и не пришел. Согревающей огонь надежды гас, и от безысходности и горного холода тело костенело. - Запела бы что повеселее,- сказал гном, растирая докрасна руки над тлеющими углями костра,- а то мне скоро и без песен твоих начнут мертвецы мерещиться. А если прождем здесь еще пару дней, того гляди и сами ими станем. - Ждать еще – плохая затея. Еды осталось мало,- пробасил орк. - Без тебя знаю, Аагырушка! Эльфийка остановилась, не допев строку до конца, и красивая нота оборвалась безмолвием. Ворона, сидевшая на колоколе над перроном и до этого внимательно слушавшая морозную колдунью, каркнула и, встрепенувшись, улетела в ту сторону, откуда давно должен был примчать паровоз. Эльфийка с замиранием сердца взглянула на обветшавшие пути. Казалось, вот-вот из-за скалы повалит густой дым, и, весело гудя, выедет паровоз. Тогда-то уж они все, наконец, уедут отсюда! Но паровоз уже в который раз не появился, и эльфийка понуро опустила голову. - Может, он и не приедет? - Приедет, должен приехать! Все равно назад нам путь заказан. Бой мы проиграли, и шахты, через которые мы бежали сюда, уже наверняка разведывают враги. Пойдем назад – умрем. - У сосульки почестей еще меньше,- отрезал Аагыр. Орк ничем не выдавал свою тревожность, но все видели, как были напряжены бугры его мышц, как в маленьких, глубоко посаженых глазах темнел страх смерти. Не тот страх самого процесса умирания, о котором все чаще размышляла эльфийка, не тот страх умереть внезапно, когда столько возможностей впереди, начавший мучить гнома, но тот мало кому понятный, религиозный, из-за которого страшно пасть бесчестно, не выполнив своего предназначения. - А где же честь в том, чтобы умереть позорно?- проворчал гном и хмуро уставился на рельсы, тянущиеся над пропастью между двух отрогов.- Нет, подождем еще. Без разговора мир снова провалился в тишину. Все трое лишь неловко поглядывали друг на друга. Еще позавчера они, разгоряченные, без труда проговорили весь день, перебирая свои жизни, как библиотечный каталог, но теперь, когда все истории закончились, а на вокзале так и не раздался долгожданный гудок, было совсем не до шуток. Все разговоры обрывались, едва начавшись, все оканчивались немым вопросом: «Что будет?» Веру каждый пытался отыскать в соседе, а, не найдя ее, замыкался в гнетущих мыслях еще больше. Была ли пройдена граница безумия? Нет. Наверное, нет… - И тучи сегодня не к добру,- свои мысли сапер пробормотал вслух.- От наших одеял и так-то одни клочья остались, а если еще и метель грянет… Об этом ни говорить, ни даже думать не хотелось. Кучевая, металлически-серая туча вызревала не первый день, и теперь занимала собой весь небосвод над Кряжем. Плотная и беспросветная, она уже съела верхушки гор, и все наползала на них, как будто стремясь объять собою земной мир. Она вот-вот должна была взорваться снегопадом. Было ясно, что грядет сильная буря. Через какое-то время усилился ветер, и старая железная дорога, поддавшись ему, тихо заскрипела, как скрипят половицы в старых домах. Паровоза не было. Он не пришел и когда первые крупные снежинки, спустившись с неба, застряли в шерстяных плащах воинов. Даже когда всё плато, на котором стоял вокзал, скрыла сплошная пелена метели, пути по-прежнему были пусты. Ни гудка, ни стука колес ¬– ничего не раздалось за всё это время! Только беспрестанно выл ветер. Паровоз не придет. Снег царапал лица ледяными иглами. От холода тела дрожали. Каждому казалось, что всё его существо метель как будто сжала и пыталась раздавить. В ослабевших руках ели хватало сил держать запахнутыми края овечьих одеял, в которые все завернулись, надеясь спастись от холода. Но спасения быть не могло – мороз проникал всюду. Паровоз не придет. Снег валил беспрерывно. Его сплошная завеса колыхалась, сворачиваясь и разворачиваясь в небесном шторме. Не видно было ничего: ни гор впереди, ни даже вокзальную площадь – едва-едва проглядывался стройный силуэт сосны, властно простершей лапы над крышей перрона. Станция, где сидели гном, орк и эльфийка, казалась лишь маленьким островком, запертым в беспощадном, морозном море хаосе. И выхода оттуда не существовало. «Потому что паровоз не придет…» - подумала эльфийка. Она выглядела самой истощенной. Ее кожа была бледнее, чем белила на лице. Потрескавшиеся губы невольно дрожали. Каждый прерывистый вдох и выдох, пробившийся через них, превращался в пар. Пар… как похож он на дым, идущий из трубы паровоза! Чем же обернулись все надежды на то, что он придет? Колдунья попыталась найти в себе злость, разочарование, отчаяние, вызванные обстоятельствами, но, кажется, перестала чувствовать что-либо. В голове стоял всего один вопрос, которому не нужны были никакие эмоции. - Мы скоро умрем?- спросила эльфийка, прекрасно зная, что ее никто не услышит. Она украдкой взглянула на своих спутников. Гном, похожий на комок шерсти из-за того, что одеяло было ему велико, пытался согреться и на месте скакал на ходулях. Орк же наоборот сидел смирно. Глянцевый иней, покрывший доспехи Аагыра, делал его похожим на статую. Лицо его было спокойно, а глаза закрыты. Эльфийка заметила, что он едва дышит, но не стала говорить об этом гному. Ей и самой хотелось спать. Веки слипались сами собой, и с каждой прошедшей минутой открыть их вновь было труднее. Она уже забыла о том, что ей холодно, не задавала никаких вопросов самой себе и просто смотрела на игравшую метель. Снежинки, порхающие мимо, казались колдунье красивыми. Ветер монотонно пел ей колыбельную. В какой-то миг эльфийке показалось, что она видит на вокзале еще несколько фигур. Все они были бледными и опухшими от холода. На их окоченевших руках пальцы почернели, как будто их коснулась чума. В глазах каждого пустой, выцветшей пеленой лежала смерть. Колдунья слабо поморщилась от отвращения и закрыла глаза, не желая смотреть на мертвецов. В следующую секунду где-то вдалеке раздался радостный гудок. Все, кто был на вокзале, услышали его и через пару мгновений уже видели за снежным полотном паровоз, который трудолюбиво тарахтя колесами, подъезжает к перрону. Все, кроме гнома. Сапер по-прежнему прыгал на ходулях и, стуча зубами от холода, дожидался чего-то на старой заброшенной станции. Он не мог слышать гудка, не мог увидеть паровоз: сейчас тот пришел только за теми, кто устал его ждать. Метель продолжала зверствовать. Суровый ветер закручивал снег и яростно швырял его охапками в разные стороны. Ничего живого слышно не было, и только в вое ветра, казалось, можно было разобрать слова: «Сейчас ты весел, жизнью дышишь, А твой готов уже маршрут. Предписан день, когда услышишь, Как с Темных Троп тебя зовут».